Лилиан Крете - Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»

• Название: Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»
• Автор: Лилиан Крете
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02640-3

В 1848 году многих американцев охватило стремление перевернуть свою жизнь, бросить все и погнаться за удачей. Это было время, когда калифорнийский строитель мельниц Джеймс Маршалл впервые обнаружил на берегах Американской реки золотые самородки. Вслед за ним в Калифорнию устремились тысячи людей с надеждой на скорое и легкое обогащение. Они грезили золотом, их не пугали опасности многомесячных странствий и тяжелые испытания.

Автор книги — французская писательница Лилиан Крете рисует поразительную картину массового безумия людей, жаждущих быстрого обогащения. Однако автору за внешней канвой истории «золотой лихорадки» удалось увидеть и внут­реннюю силу человеческой натуры. Не золото подняло Калифорнию, а те люди, которые пришли за ним.

---

Бенар любознателен — он хочет все видеть, всюду побывать. Увы, в своих мечтах он порой рассчитывает увидеть из сан-францисского порта горы Сьерра-Невады, «вершины которых, постоянно покрытые снегом, словно стремятся коснуться небес» — и порой утрачивает чувство меры. Кроме того, его записи отдают шовинизмом и самодовольным тщеславием. Тем не менее у него острый глаз, и он оставил чрезвычайно занятные отчеты о городе и его нравах.

Не без восторга он на следующий день после своего приезда прошел по городу, — восторга вполне объяснимого, если вспомнить о том, что он только что провел шесть месяцев без четырех дней в море. Он с удовольствием и любопытством увидел Портсмутскую площадь, «большую, квадратную, вокруг которой были построены великолепные кирпичные дома»(16). Он любовался Монтгомери-стрит, «этой сан-францисской улицей Оноре, [где] обосновались главные банкиры и торговые фирмы, и [где] на каждом шагу слышен перезвон колоссальных масс золота», и иронически посматривал на знамена и флаги, развевавшиеся над лавками и жилыми домами.

Он спускается по Коммершл-стрит — «чрезвычайно людной улице, ведущей к морю», облик которой его удивляет: «Лавки посреди улицы, у каждой двери — лотки торговцев, на которых разложены продукты всякого рода, прибывающие с другой стороны залива, превращают улицу в настоящий базар». Здесь день и ночь снуют взад и вперед тяжелогруженые двуколки. Забитые товарами магазины выстроились в ряд почти на всем ее протяжении; а дома, утыканные флагами, создают в городе атмосферу постоянного праздника»(17).

Наконец он вышел к Длинному Причалу — просторной деревянной набережной на сваях, которую ежедневно поглощает прилив. Рейд забит судами всех размеров и флагов.

Бенар говорит о «тысячах судов», но это явное преувеличение. Точное представление о судоходстве в Сан-Франциско можно получить, обратившись к списку судов, бросивших в порту якорь 31 октября 1851 года: 232 американца и 148 иностранцев, из которых Зб британцев и 11 французов(18).

Пароходы регулярно ходили в Сакраменто, Мэрис-вилл, Гумбольдт, Тринидад, а паром делал три рейса в день в Окленд, небольшой городок на другой стороне залива. Вдоль набережных стояли на якоре клиперы, самые прекрасные парусники в мире, чьи мачты гордо поднимались в небо. Тяжелые и непрезентабельные пароходы связывали Сан-Франциско со Штатами через Панаму или Сан-Хуан. Каждые 15 дней из Сан-Франциско уходил в Нью-Йорк почтовый пароход.

1-е и 16-е числа каждого месяца назывались пароходными — отправлялась почта. «Решительно все, мужчины, женщины и дети, местные жители и иностранцы, негоцианты и золотоискатели, коммерсанты всех категорий, рабочие и не поддающиеся классификации авантюристы, старожилы и недавние переселенцы — все ждали этого дня», — сообщает современник(19). Накануне деловыми людьми овладевало крайнее возбуждение, и почти все их время занимало составление писем и памятных записок. Для эмигрантов это был день писем семьям и друзьям.

Почта

Прибытие почтового парохода повергало город в еще большее возбуждение, чем его отплытие. Новости из дома, возможность почитать «свои» газеты хотя бы с опозданием на несколько месяцев были для этих изолированных от мира людей ни с чем не сравнимым удовольствием. И нет ничего удивительного в том, что самым многолюдным местом в Сан-Франциско была именно почта.

Это было небольшое строение с широкой крышей, покрытой дранкой, поддерживаемой четырьмя колоннами с фасада. Сюда сходились все письма: золотоискатель с прииска, калифорниец, живущий на своем ранчо, или коммерсант с Коммершл-стрит, все получали свою почту именно здесь. Почтовое отделение почту адресатам не доставляло. За исключением нескольких обеспеченных жителей Сан-Франциско, плативших за абонентский ящик внутри отделения 1,30 доллара в месяц в 1849 году и 6 долларов в 1852 году, всем остальным приходилось стоять в очереди, чтобы получить свои письма.

В первое время для выдачи корреспонденции было всего два узких окна в фасадной стене здания. Одно, как ни странно, было резервировано «для военных моряков, солдат, французов, испанцев, китайцев, духовенства и для дам»(20). В 1849 году почта приходила один раз в месяц, на ее сортировку и распределение у почтовых служащих уходили долгие часы. Очереди растягивались на несколько кварталов, доходя до вершины холма и теряясь в зарослях кустарника.

Бейар Тейлор, решивший «изучить проблему сортировки и распределения корреспонденции», рассказывает о своем опыте: «Однажды вечером в почтовое отделение прибыли семь мешков с почтой. Служащие быстро перекрыли все входы, и оставшаяся снаружи толпа устроила настоящую осаду. Содержимое мешков вывалили на пол, и десять пар рук принялись за работу. Почтовики сортировали письма всю ночь и весь следующий день. Толпа, которую разогнала было ночная прохлада, вернулась и, несмотря на предупреждение, что отделение не откроет окон выдачи, расходиться отказалась. Шли часы, и нетерпение людей нарастало. Они стучали в двери и в окна, угрожали, умоляли. Некоторые даже собирались подкупить почтмейстера, но тот оказался неподкупным.

Во второй половине дня почта пользователей абонентских ящиков была разложена. Служащий предложил им организовать очередь и только после того, как они с этим разобрались, открыл дверь. Тут же возникла "ужасающая" толчея. Стекла ящиков выдавили, а деревянная перегородка вот-вот была готова рухнуть»(21).

Почтовые служащие, а вместе с ними и Бейар Тейлор, трудились всю ночь и все утро следующего дня.

Окна выдачи были открыты в полдень. Но многие решили провести ночь перед почтовым отделением, чтобы быть первыми. И на этом предприимчивые дельцы норовили погреть руки — перепродажа леса около окна выдачи стоила до 20 долларов. Во время долгого и томительного продвижения к окошку разносчики продавали конфеты, попкорн, пирожки, газеты, кофе и фрукты.

«Грустно, но интересно было наблюдать за лицами людей у окошка», — пишет Тейлор. Он видел, как одни, прочитав, разрывали письма в клочья, другие плакали от счастья, от горя или от разочарования. Третьи покрывали письма поцелуями, иные раскатисто смеялись…(22) Незабываемые минуты.

Почтовая служба понемногу налаживалась. В 1852 году окошки открывались с октября по апрель с 8 до 17 часов ежедневно, и даже в воскресенье, если почта прибывала в этот день. Ежедневно почту отправляли в Сан-Хосе, Санта-Клару, Беницию, Сакраменто, Мэрис-вилл, Стоктон, по вторникам в Монтерей и Сан-Хуан, по средам в Санта-Крус, по пятницам в Антиох, дважды в месяц в Санта-Барбару, Сан-Луис Обиспо, Лос-Анджелес и Сан-Диего. Для удовлетворения претензий французов к почтовикам был даже нанят один служащий-француз.

Письма в Европу оплачивались при отправлении и при прибытии. «Стоимость пересылки писем высока», — говорил Сент-Аман. Но добавлял, что «письма идут хорошо, когда они оплачены и если почтовое судно не попадает в кораблекрушение»(23). Пересылка письма в США стоила 40 центов, в пределах Калифорнии 12,5 цента.

Внимание жителей привлекало и другое здание — таможня. Его перевели с Портсмутской площади в дом на углу Монтгомери-стрит и Калифорниа-стрит. По-видимому, налоги тяжелым грузом ложились на иностранные товары, и Альбер Бенар прямо говорит, что «таможня в Сан-Франциско — это настоящий лес Бонди, в котором к вашему горлу ежеминутно приставляют пистолет, чтобы вас обобрать»(24). Эти слова в какой-то мере подтверждает и Эдуард Ожер: «Доходы таможни Сан-Франциско неисчислимы. Не считая ставок от двадцати до восьмидесяти процентов за иностранные товары, они увеличивают свои доходы за счет штрафов, требуемых при обнаружении малейших признаков обмана, за пустяковые нарушения правил, за плохую редакцию даже честной декларации».

На аукционных продажах обнаруживались все виды товаров, изъятых таможней, даже невостребованные получателем. «Одной из особенностей таких продаж… — замечает Ожер, — является конфискация для продажи багажа, содержимое которого никому не известно». Багаж выставляется на скамью, тщательно запертый, и публика толпится вокруг в недоумении. «Что же там внутри? Вот в чем вопрос»(25).

Уличный шум

На продуваемом всеми ветрами месте Длинного Причала Бенар поставил «бутик» из пяти или шести плохих досок, быстро продал содержимое своих ящиков, привезенных из Франции, и купил дешевые товары у аукциониста, которые затем продал с трудом. Улицы Сан-Франциско были полны этих мелких кочующих торговцев, вокруг которых всегда собирались зеваки. Они торговали пирожками, овощами, фруктами, винами, всяческой дешевкой. Устанавливали лоток и объявляли себя торговцами. Все это продолжалось до издания в 1851 году городского постановления о запрете публичной торговли на улицах и на причалах, положившего конец коммерческой карьере Альбера Бенара, который после этого занялся журналистикой и театром.