Виктор Боярский - Семь месяцев бесконечности

• Название: Семь месяцев бесконечности
• Автор: Виктор Боярский
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-01689-6

Книга посвящена крупнейшей Трансантарктической экспедиции 1989–1990 гг. Участникам этой экспедиции — представителям шести государств мира — США, Франции, Великобритании, Японии, Китая и СССР — удалось преодолеть на лыжах и собачьих упряжках более 6000 километров, пройти через Южный полюс и впервые пересечь Антарктиду по самому протяженному маршруту без использования механических средств. Автор книги — участник экспедиции — рассказывает о своих коллегах, их взаимоотношениях и о подлинных ее героях — собаках…

Источник: http://www.skitalets.ru/books/2010/7month_boyarsky/

---

Сегодня во время движения мы мало беседовали с Уиллом, хотя катились на лыжах рядом по разные стороны наших нарт. Каждый из нас, любуясь окружающим пейзажем, думал о своем. Я вспоминал телеграммы, присланные мне из дома, мысленно переносился туда, в дождливый ленинградский сентябрь, вместе с Натой переживал внезапное ОРЗ сына, решившего, наверное, что нельзя уж так сразу резко начинать учиться после каникул. Затем принялся на ходу сочинять стихотворение для ребят с Беллинсгаузена, приславших такой приятный и весомый подарок. Стихотворение получилось таким:

В конце зимовки нет дороже
Того, что вы прислали мне!
Как во всем мире, на Кинг-Джордже
Любая истина — в вине!
Весна в сентябрьском тумане,
И скоро, скоро корабли
Сутра призывными гудками
Разбудят сонную Ардли.
Нелегкий Южный Крест разлуки
Вы сбросите с уставших плеч.
Любимые глаза и руки
На месте всех разлук и встреч.
На старом питерском причале
Вас встретят праздником Весны,
И все тревоги и печали
Уйдут до… следующей зимы…

Во время обеденного перерыва я опять возился с озонометром и в перерывах вкушал традиционные орешки и шоколад. Остальные ребята устроились у нарт Кейзо и Этьенна. Я не могу разделить эти два, казалось, не совсем совместимых процесса — ланч и измерение приземного озона, — так как процесс измерения занимает 30 минут, кроме того, из-за сильного солнца, да и вообще из-за яркого дневного света я постоянно должен был следить за индикатором прибора сквозь туннель, образованный рукавицами, поэтому не мог отойти от своих нарт, и, чтобы не задерживать остальных, наскоро ел в перерывах между циклами измерения. Сегодня во время ланча Этьенн сказал, что завтра все соберутся на обед около наших нарт, чтобы Виктору было не так скучно, и это было приятно слышать.

После обеда продолжилось наше состоящее из подъемов и спусков путешествие по плато Дайер. Вперед вышла упряжка Кейзо, возглавляемая безразличным меланхоликом Кутэном. Но сегодня он был явно в ударе. Нам с Уиллом с нашей третьей позиции было хорошо видно, как Кутэн, повинуясь Кейзо, держит направление, а все собаки, включая и наших, следуют за ним. В 17 часов остановились на достаточно ровном месте с видом на великолепную Чарити. Поставив палатку и накормив собак, я побежал в палатку Этьенна на радиосвязь, однако попал в нашу походную радиостанцию не сразу: Этьенн беседовал по телефону с… Парижем, со своей подругой Сильви. Организация таких приятных «неожиданностей» была на совести благородного Кристиана де Мариавля, находящегося в Пунта-Аренасе и использовавшего буквально каждую возможность при хорошем прохождении радиоволн, чтобы устроить для нас подобные сюрпризы.

Таким образом Уилл смог получить в день рождения поздравление от родителей, я тоже надеялся когда-нибудь поговорить с нашими (вся сложность для меня состояла в том, что необходим был хороший английский, хотя бы до начала разговора). Чтобы не мерзнуть в ожидании окончания беседы Жана-Луи (смущать я его просто не мог, так как разговор велся на французском — иногда разноязычность нашего экипажа весьма и весьма кстати!), я вернулся к нартам, заготовил корм для собак на следующий день и померил температуру — минус 32 градуса. На радиостанции мне удалось поговорить с базовым лагерем на Кинг-Джордже. Я поинтересовался у Джона Стетсона, проводит ли он эксперименты по определению содержания загрязнений в снеге на тех образцах, которые я ему выслал. Он ответил уверенным баритоном: «Йес! Оф кос!» Вернувшись в палатку, заштопал прожженные пламенем свечи рукавицы, которые вчера вечером во время просушки свесились недопустимо низко. Для штопки я использовал кусок полотенца и неспроста, ибо прогоревший участок находился как раз на сгибе указательного пальца, наиболее удобном для вытирания носа при ходьбе на лыжах, и кусочек мягкого гигроскопичного полотенца на этом месте был явно нелишним. Лагерь в координатах: 69,7° ю. ш., 64.9° з. д.

6 сентября, среда, сорок второй день.

Накануне ночью буквально через десять минут после того, как я залез в мешок, сорвался ветер. Сначала двумя-тремя продолжительными мазками он прошелся по стенкам палатки, которые отозвались нервным трепетом, а затем задул ровно и настойчиво, но нам в наших мешках было даже уютно спать под шум ветра. Утром раскрыл глаза в 5.50, на двадцать минут позже, чем обычно, но сразу понял, что ветер разыгрался. Стенки палатки были покрыты густым инеем, особенно та, которая выходила на наветренную сторону, да и спальный мешок в изголовье был весь в инее от дыхания. Вылезать страшно не хотелось, но я переборол себя, выполз из мешка и зажег примус. Его гудение и тепло разбудили Уилла. Махнув ему обреченно рукой, я разделся и вылез наружу.

Меня тотчас же облепило снегом, так что не было никакой необходимости принимать снежный душ. Оставалось только растереться полотенцем, что я и проделал, забравшись в палатку. Первые впечатления о погоде, которыми я поделился с Уиллом, были не из приятных: видимости никакой — я даже не разглядел соседних палаток, — метель, однако, как мне показалось, было не так уж холодно. Конечно, такая погода требовала более тщательной экипировки для проведения термологических наблюдений, поэтому перед вторым выходом я оделся по-штормовому. Термометр показал минус 28 градусов, ветер от северо-востока 20–22 метра в секунду. Во время одной из коротких пауз между порывами ветра я, приглядевшись, разобрал смутный силуэт палатки Джефа и направился в ее сторону. Преодолевая шум ветра, я прокричал ребятам все, что я думаю о погоде, и мы решили, что будем в полной готовности ждать ее улучшения. На обратном пути я набрел на палатку Этьенна и Кейзо и договорился с ними о том же самом. Мне показалось, что Этьенн с великой готовностью откликнулся на предложение подождать. Такая погода, как вы, наверное, догадываетесь, не только вынуждала нас прерывать движение и пассивно ждать ее милостей в палатках, но и существенно затрудняла осуществление одного весьма важного и необходимого протокольного мероприятия, которое по установившемуся у нас с Уиллом внутреннему распорядку мы выполняли обычно по утрам перед стартом. Процедура его выполнения у нас с Уиллом несколько различается: если Уилл придерживается классического стиля, обязательно предполагающего наличие полного комплекта одежды и какой-то минимальной защиты от внешних воздействий (как то: снег, ветер и т. д.), то я предпочитаю стиль «модерн» — минимум одежды, минимум удобств и, как естественное следствие стиля, максимум скорости. В это утро первым был готов Уилл (я уже достаточно нагулялся и поэтому пережидал). Тщательно застегнув все одежды и запасшись небольшим свитком протокольной бумаги, он сидел на корточках перед дверью, выжидая момент для броска. Я напутственно и чуть сочувственно, прекрасно зная, что ему предстоит, похлопал его по плечу (получив в ответ неуверенную улыбку) и открыл дверь. Ненасытный, неистовый снежный водоворот тотчас же поглотил смельчака. Спустя три с четвертью минуты я услышал какое-то неуверенное шуршание около дверей, а затем приглушенный шумом ветра голос и открыл дверь. В палатку, быстро перебирая руками и ногами, на четвереньках заполз Уилл. Было достаточно всего одного взгляда на его небрежно застегнутый, облепленный снегом протокольный костюм и его ликующую физиономию, чтобы понять, что протокольное заседание прошло успешно. Свой выход я не буду здесь подробно описывать, так как надеюсь, что это лучше и правдивее сделает Уилл в своей книге о нашем путешествии. Часов в одиннадцать отправился в гости к Джефу и Дахо. Было совсем светло, бледное размытое пятно солнца едва угадывалось в несущемся над головою снеге. Получив после запроса устное разрешение ребят на вход в их палатку и выполнив все связанные с этой процедурой описанные ранее формальности, я примостился с краю Джефова спального мешка. В палатке было прохладно (5 градусов), горела только керосиновая лампа — ребята экономили горючее, — поэтому предложенный Дахо кофе оказался как нельзя более кстати, тем паче что тот же Дахо в соответствии с древней китайской традицией добавил в кофе несколько капель из заветной бутылочки. Джеф извлек прекрасно изданную Национальным географическим обществом США большую карту Антарктиды, и мы отметили на ней наше положение на 6 сентября. Боже! Как долго и много еще идти! Прошло немногим менее полутора месяцев после старта, а мы все еще где-то в начале Антарктического полуострова, дни летят, а пройденное расстояние ползет. Вдруг в самый разгар наших дебатов у карты что-то резко изменилось в окружающей нас обстановке: мы внезапно услышали гудение керосиновой лампы, упругое хлопание стен палатки прекратилось, а наши голоса стали громче и разборчивее. До нас даже не сразу дошло, что стих ветер. Да! Представьте себе, внезапно наступила полная тишина. Я высунул голову из палатки — туман, видимость 500 метров, штиль. Решили, не теряя времени, сворачивать лагерь и выходить. Я сообщил по пути об этом решении Этьенну и Кейзо и быстро возвратился в палатку, при этом едва не наступив на Горди, которого с головой занесло снегом. Естественно, стоило только одеться по-походному, как вновь засвистал ветер, но все равно я вышел и попытался откопать нарты, но весьма скоро убедился, что это абсолютно бесполезно. К такому же выводу независимо пришли Джеф и Жан-Луи, в основном потому, что раскопки заняли бы часа два с половиной, а там уже и светлого времени практически не осталось бы. В результате все-таки остались на месте, твердо решив двинуться завтра, если погода будет не хуже, чем сейчас. Вторую половину дня я посвятил изготовлению солнцезащитного экрана на индикатор озонометра, выпилив его из толстой фанеры. Закончив эту работу, выкопал совершенно занесенного снегом Горди, что было необходимо сделать, поскольку его поводок вмерз в образовавшийся под ним лед и бедняга уже не мог свободно поднять голову. Вообще во время сильной метели необходимо все время следить, чтобы доглайн — провод, к которому собаки были привязаны короткими поводками — постоянно находился на поверхности. Снег, лежащий под собаками, от тепла их тел, дыхания и мочи, которую они, не вставая, напускали под себя, превращался в лед, провод вмерзал в него, и поэтому надо было его периодически освобождать, чтобы собаки, не имеющие возможности подняться, не задохнулись. Накормив собак, я вернулся в палатку, где хлебосольный Уилл готовил нечто необыкновенное, ароматно пахнущее морем. Это оказалась уха из рыбных консервов. Стоит ли говорить, как это было вкусно! Горели свечи, за стенами палатки по-прежнему неистовствовал ветер, заканчивался сорок второй день нашего путешествия.