Елена Якобсон - Пересекая границы. Революционная Россия - Китай – Америка

• Название: Пересекая границы. Революционная Россия - Китай – Америка
• Автор: Елена Якобсон
• Издательство: Русский путь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1994
• ISBN: 5-85887-172-0

Впервые публикуемые в России воспоминания Е.А. Якобсон (1913—2002) — важный вклад в мемуарную литературу российского зарубежья.

Е.А. Якобсон родилась в Петербурге, воспитывалась няней в родовом имении; детские годы, пришедшиеся на Гражданскую войну, прошли на Кубани. Училась в советской, затем в харбинской школе, юность провела в Китае. Переехав в США перед Второй мировой войной, стала автором учебника русского языка, выдержавшего восемь изданий, основоположницей факультета славянских языков и литератур и инициатором преподавания русского языка в Университете им. Аж. Вашингтона; открыла первую передачу русской службы «Голос Америки»...

Воспоминания повествуют не только об исторических катаклизмах, на фоне которых протекала насыщенная, «полная приключений » жизнь талантливой мемуаристки, но и о становлении незаурядной личности и поисках своей судьбы на чужбине.

---

Я была довольна, преподавание давало моей жизни смысл. Я также продолжала писать, и русский журнал напечатал три моих рассказа. Но все же оставалось какое-то неясное чувство беспокойства и отсутствия четкой цели. Я по-прежнему раздумывала о своем «долге перед государством» и «служении народу». С другой стороны, я была так занята каждодневными делами — школой, драматическим обществом, походами с мамой на собрания ее клуба, дружбой с сестрой, что время летело быстро.

Нормализация жизни произвела свой эффект. Я хорошо чувствовала себя физически, веселилась, получала удовольствие от жизни, и иногда у меня проскальзывала мысль, что это и есть на самом деле смысл — хорошо себя чувствовать и радоваться жизни. Все остальные, казалось, думали, что этого вполне достаточно.

Пришло лето, и погода стала невыносимой. Когда же наступила ежегодная «великая жара» — период влажной, душной жары, все живое будто замерло. Температура поднялась до 40-45°, с каждым движением человека окатывал пот. Даже будучи неподвижной, приходилось постоянно менять одежду. Наша семья не могла больше позволить себе снять дом у моря, но мама узнала о том, что недорого сдается летний домик в горах недалеко от Пекина. Я однажды уже была в этом районе, Западных холмах, когда ездила в Пекин от «Китайского вестника». От города до этих холмов надо было ехать два часа, и климат там был ощутимо прохладнее. Когда-то туда любил ездить летом китайский император. Там же располагалось несколько буддистских монастырей, ранее процветавших, но теперь боровшихся за существование. Правительство их не поддерживало, богатые покровители исчезли, количество новых послушников было столь малым, что многие кельи пустовали. Эти монахи и сдавали на лето помещения, в которых раньше размещались новообращенные.

Мама сняла домик около монастыря Спящего Будды. Мы с сестрой поехали первыми вместе с китайским поваром, а мама должна была присоединиться к нам позже.

Наш «дом», а точнее, глинобитная хижина стояла в небольшом дворике. Это помещение состояло из двух маленьких комнат и террасы. Мебели было немного — несколько табуреток и столов, складные койки. Готовили еду на походной кухне во дворе, где, кажется, спал и повар.

Храм Спящего Будды частично был окружен дворами, обнесенными стенами, каждый с воротами непростой конструкции: арки с тремя входами — парадный центральный для императора, другие, поменьше, слева и справа — для гражданских и военных придворных. С ярко раскрашенных арок облезала краска, некоторые уродцы на их острых крышах, чьим назначением было отпугивать злых духов, валялись на земле. Но, пройдя сквозь ворота во внутренний двор, охраняемый двумя огромными скульптурами — свирепыми великанами, человек невольно испытывал чувство священного ужаса, особенно при входе в храм, где находилась полулежащая фигура спящего Будды. Ярко-красное шелковое сари покрывало тело Будды, голова его была обернута синим тюрбаном, на лбу блестел драгоценный камень. Ноги его были босыми, но вдоль ложа стоял целый ряд искусно разукрашенных тапочек на тот случай, если он проснется и захочет встать и прогуляться по монастырю. Перед статуей Будды в больших бронзовых плошках курился ладан, там же были выставлены приношения верующих. Стены храма были золотыми, потолок — ярко-синим, в огромных фарфоровых вазах стояли искусно подобранные цветы. У входа рядом с гонгами стоял огромный барабан. Гонги возвещали начало вечерних молитв, входила процессия поющих монахов, и священнослужители выводили одно монотонное песнопение за другим, исполняя вечный, неизменный, древний буддистский обряд. После последних благословений процессия удалялась, тушились все светильники, кроме одного. При свете единственной свечи к барабану подходил монах, и начинался последний обряд — обеспечения безопасности монастыря на предстоящую ночь. Барабанный бой должен был изгнать злых духов. Монах начинал бить сильными, медленными ударами, а потом барабанил все быстрей и быстрей, как истинный виртуоз усложняя и учащая свои удары. Я не слышала такого барабанного боя ни до того, ни после. Уверена, что этот барабанщик мог бы стать звездой в любом американском оркестре, если бы его услышал какой-нибудь американский импресарио и смог уговорить его покинуть монастырь. Почти каждый вечер мы с сестрой незаметно пробирались в храм и слушали этого барабанщика.

Нина и я проводили жизнь в приятном ничегонеделании. Поздно вставали, пили чай с гренками, потом сидели, читая или разговаривая, в тени старых деревьев. Мы не знали, какие указания должны давать нашему повару, поэтому сказали ему, что решили сесть на диету и не нуждаемся в его услугах. После этого мы видели его очень редко. Он или молился за свою душу, или бегал к какой-нибудь хорошенькой женщине. Дня через два он сказал, что ему нужно навестить свою мать, и ушел.

Ни я, ни сестра готовить не умели, так что питались фруктами, молоком и сырыми овощами. Такая беззаботная жизнь длилась, правда, всего четыре или пять дней. Семья русских эмигрантов, тоже отдыхавшая в Западных холмах, зашла к нам в гости и потом сообщила маме, что повар ушел, а ее дочери голодают. Услышав это, мама сорвалась, приехала гораздо раньше, чем собиралась, и быстро навела порядок. Опять появился повар, двор был подметен, продукты закуплены, и наша жизнь изменилась.

Под маминым предводительством мы уходили на долгие прогулки по горам. Недалеко от монастыря мы обнаружили горный ключ, который вливался в маленький пруд. Мы прыгали в ледяную воду, после чего растягивались на горячих камнях и обсыхали на солнце. Восхитительное ощущение! Мы почти никого не встречали во время наших путешествий, и ни разу никто не появился около «нашего» пруда — это было наше частное владение! Иногда я ловила себя на мысли: я счастлива, я действительно счастлива, как хорошо жить на свете!

В один прекрасный день, когда мы отдыхали после обеда, во дворе появился неожиданный гость. «Привет! Как вы поживаете? Я вот проходил мимо», — окликнул нас высокий, худой человек с большим рюкзаком за плечами. Это был Эйб Биховски.

«Проходил мимо, как же», — пробормотала мама. Но закон гостеприимства предписывал: любой гость, даже неожиданный или нежеланный, должен получить пищу и кров.

«Я вам не помешаю, — заверил Эйб маму. — У меня в рюкзаке палатка, я поставлю ее во дворе и буду там спать. И я принес кое-какие продукты». Он вытащил несколько консервных банок.

По маминому совету свою легкую палатку он поставил во внешнем дворе, а не в нашем дворике. Повар приготовил ужин, и Эйб развлекал нас весь вечер рассказами и песнями. После ужина мы пошли погулять, только он и я. Было все так просто и легкомысленно, так весело: молодой человек и девушка гуляли при луне, радуясь жизни, радуясь возможности разделить друг с другом красоту этой ночи. Старый китайский монастырь превратился в волшебное, таинственное место. Луна высвечивала серебром только для нас двоих темные очертания деревьев и кустов.

Мы шли молча, и наши руки часто соприкасались. Когда он поцеловал меня, говоря «спокойной ночи», я поразилась тому, как мне приятно так близко чувствовать тепло другого человека и как мое тело отзывается на эту близость.

Эйб оставался у нас пять дней, и мы прекрасно проводили время. Я чувствовала себя такой свободной, у меня было такое острое ощущение жизни! Мы совершали долгие походы по горам, где находили красивейшие пещеры и водопады. Некоторые горы были довольно высокими, но мы лезли наверх и радовались, когда достигали вершины после очень крутого и опасного подъема. Иногда мы ходили весь день и возвращались домой только к ужину.

Естественно, наши вечерние прогулки заканчивались объятиями и поцелуями, его тело страстно желало большего, и мое — все больше и больше желало того же. Дело кончилось тем, что я провела ночь в его палатке.

На следующее утро я проснулась с ощущением легкости и счастья. Мне 22 года и я женщина! Какое облегчение — избавиться от постоянного давления со стороны мужчин и необходимости говорить «нет», когда иногда хочется сказать «да».

Моя сестра была огорчена, что потеряла во мне товарища, пока Эйб гостил здесь, но она понимала, что происходит, и мирилась с ситуацией. Мама, однако, не хотела мириться — она была недовольна и расстроена и с нетерпением ждала отъезда Эйба. Она боялась, что я выйду замуж за «неподходящего», с ее точки зрения, человека.

А Эйб обрел надежду и завел разговор о женитьбе. Я отказала. Наконец он уехал. Я была согласна с мамой: Эйб не соответствовал моему представлению о будущем муже. Но я все равно спорила.

«Знаешь, — говорила мама, — он не очень-то образован». Я защищала Эйба: «Но, мама, он так много читал!» На это у мамы было свое мнение: «Дорогая, тебе так кажется, потому что он читал другие книги, английских и американских авторов». Тут она была права. «Сейчас, — продолжала она, — не так много вокруг нас интересных юношей, а ты молода и неопытна. Помнишь поговорку — на безрыбье и рак рыба? Когда нет рыбы, радуешься и раку. Но если ты принимаешь рака за рыбу, ты скоро видишь разницу и жалеешь, что согласилась на не самое лучшее. Поверь мне, это пройдет».