Фрэнк Броутон - История диджеев

• Название: История диджеев
• Автор: Фрэнк Броутон
• Издательство: Ультра. Культура
• Жанр: Культурология
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9681-0125-9

Диджей был в центре популярной музыки с момента первого проигрывания пластинки на радио в 1906 году до современного состояния клубной индустрии, приносящей доход в три миллиона долларов в одном только Нью-Йорке. В этой книге профессиональные журналисты Брюстер и Броутон представляют первую полную историю профессии загадочного и харизматичного человека за вертушками, который является одновременно и собирателем записей, и психологом, способным управлять веселящейся толпой. Основанная на интервью с диджеями, критиками, музыкантами, представителями звукозаписывающих компаний и обычными тусовщиками, «История диджеев» заслуживает звания официальной истории танцевальной музыки.

---

То, что обособило детройтскую ветвь от чикагской, первоначально было всего-навсего рыночной уловкой. К 1988 году музыка из Чикаго успела стать прибыльным бизнесом в Великобритании (особенно благодаря наделавшему столько шума эсид-хаусу). В 1987 году Нил Раштон — бирмингемский диджей со сцены северного соула, основавший фирмы грамзаписи Kool Kat и Network Records, — начал слушать треки продюсеров из Детройта.

«Когда сюда дошла волна от взрыва хауса, я все сильнее стал склоняться к нему, — вспоминает он. — Но у таких людей, как Деймон Д’Круз (Damon D’Cruz) из Jack Trax и мейджоров вроде Пита Тонга (Pete Tong) уже были Стив Хёрли, Фарли и прочие парни. То есть чикагскую арену уже прибрали к рукам». Благодаря связям с Детройтом, которыми он пользовался как коллекционер северного соула (кстати, Kool Kat назван в честь знаменитой детройтской соул-песни Джо Мэтьюса [Joe Matthews]), Раштон немедленно стал получать пластинки с телефонным кодом 313.

«Когда начал поступать импорт с Transmat, KMS и Metroplex, я, наверное, интересовался им сильнее среднестатистического человека. Я набрал телефон, указанный на одном из релизов Transmat (кажется, ‘Nude Photo’) как раз перед выходом ‘Strings Of Life’. Я позвонил Деррику и начал расспрашивать его о выпуске пластинок. Тогда все и закрутилось».

Раштон начал лицензировать треки для их издания в Великобритании и вскоре понял, что материала набирается на целый альбом. Он убедил компанию Virgin позволить ему составить компиляцию с темами из «Города моторов». Она получила рабочее название ‘The House Sound Of Detroit’. Но затем выяснилось, что этот стиль, невзирая на очевидные сходства с хаусом, заметно отличается от старшего чикагского брата. Чтобы это отразить, название изменили. «Мы нашли рабочее название неуместным, потому что музыка совершенно другая, и тут само собой всплыло слово «техно».

Этот термин придумали не мы, а детройтские парни, хотя для них это была просто такая фраза, которой они не использовались для описания пластинок». Возможно, термин «техно» перевесил благодаря тому, что в последний момент Хуан Аткинс добавил к компиляции трек под названием ‘Techno Music’. В результате лейбл подал продукт как новый субжанр. На обложке красовалась надпись ‘Techno! The New Dance Sound Of Detroit’.

Раштон взял с собой в Детройт журналистов The Face и NME Стюарта Косгроува и Джона Мак-Креди, чтобы те написали статьи в поддержку альбома. Косгроув наслушался из уст белвиллской троицы поэтических изречений о значении их музыки. Деррик Мэй неоднократно повторял очень изящную фразу: «Эта музыка, прямо как сам Детройт, сплошное недоразумение. Словно Джордж Клинтон и Kraftwerk застряли в одном лифте». Кевин Сондерсон рассказал, что однажды его уволили с радиостанции за то, что он «слишком далеко опередил время», а Хуан Аткинс объяснил, что «Берри Горди построил Motown на принципах конвейерной системы Форда. Сегодня их заводы работают уже иначе — автомобили производятся роботами и компьютерами. Мне, пожалуй, интереснее роботы Форда, чем музыка Берри Горди».

Так родилось техно. Новое имя подвело под эту своеобразную музыкальную форму увлекательную философию, тесно связывающую город с его саундом. Газетчики жирными красками рисовали постиндустриальные образы, а продюсеры смекнули, что эта интелектуальная шелуха поможет раскрутить жанр. «Деррик очень четко выражал свои мысли, — говорит Раштон, — и быстро догадался, чего от него хотят. Это внесло свою лепту в статьи о Детройте как о богом забытом городе с совершенно пустынным центром. Так что это может показаться несколько претенциозным». Хуан Аткинс закидал репортеров выжимками из социологических работ Элвина Тоффлера и бредовыми научно-фантастическими идеями, которые ему подбросил его партнер по Cybotron Рик Дэвис (в 1984 году они записали композицию ‘Techno City’). Вооружившись свежим образом музыкальных исследователей-футурологов, Аткинс, Мэй и Сондерсон принялись делать все необходимое, чтобы их работа соответствовала новым правилам игры.

«Мы добавили интеллектуальности, — говорит Джон Мак-Креди. — Косгроув подобрал цитаты из фантастики. Они не были готовы к тому, что мы сделаем с их музыкой. Они сочиняли танцевальные треки для себя и вдруг обнаружили, что их музыку описывают как «опыт вслушивания»».

Вероятно, если бы чикагских продюсеров допрашивали с таким же пристрастием, они бы придумали для своего стиля не менее умные теории. Посетившим Чикаго журналистам было о чем писать: о буме на клубной сцене, о хищническом бизнесе в сфере звукозаписи, о связях хауса с традициями диско, соула и госпела. Чикагские продюсеры не считали нужным оправдывать тот факт, что они изготавливали музыку с помощью машин. Машины были дешевы, а сами продюсеры не умели играть на обычных инструментах — только и всего.

Однако в Детройте благодаря нескольким слишком старательным британским журналистам техно экспрессом отправилось в сторону интеллектуализма. «Деррик, Кевин и Хуан были умными парнями и засияли, словно лампочки, когда увидели, что это как раз то, что нужно, — считает Мак-Креди. — «Так вот чего вы хотите!» — и тут же стали появляться миксы без ударных, а Деррик получил лишний повод вставлять в начало своих записей нелепые немелодичные проигрыши».

Вообще-то, несмотря на футуристические амбиции техно, трех британцев привлекли также исторические корни этого стиля. «Мне всегда казалось, что в техно есть что-то джазовое, и это доказал Карл Крейг (Carl Craig), — говорит Раштон. — Будучи там, мы постоянно об этом твердили. Проводили параллели с прошлым. Они печатали пластинки на заводе Archer’s Pressing Plant. Это крохотная компания. Ей руководил сын одного человека, который издавал практически всю классику независимого северного соула, так что параллели бросались в глаза.

А еще люди совершенно неправильно истолковали техно как новую волну танцевальной музыки, которая якобы делается в суперстудиях. В действительности же использовалась старая аппаратура. Да, парадоксов тогда хватало».

Кевин Сондерсон и ‘Big Fun’

На альбоме ‘Techno!’ скрывался неожиданный хит, который впоследствии превратил Кевина Сондерсона в первую поп-звезду техно. ‘Big Fun’ от Inner City (Сондерсон и вокалист Пэрис Грей [Paris Gray] — тот же состав, что и на его первом сингле ‘Kreem’) разошелся по всему миру в количестве шести миллионов экземпляров, а в сентябре 1988 года вошел в британскую десятку лучших. Без сомнения, этот довольно веселый техно-трек стал результатом частого посещения Сондерсоном клубов Нью-Йорка. Последовавший за ним ‘Good Life’ рассеял всякие сомнения в неслучайности этой удачи.

Спасенные от забвения британским успехом (Аткинс было ненадолго переехал в Лос-Анджелес, а Сондерсон поступил в колледж), детройтские продюсеры возобновили свои карьеры на музыкальном поприще. Аткинс оказался не особенно плодовит, но двое других охватили весь спектр техно: Мэй стал задумчивым фаворитом ценителей, а Сондерсон с Inner City доказал, что техно ни за что не покинет танцплощадки.

Летом 1988 года Элтон Миллер (Alton Miller) и Джордж Бейкер (George Baker) открыли маленький клуб Music Institute (или, точнее, ‘The Detroit Musical Institution’), где играли Мэй, Дэррелл Уинн (Darrell D. Wynn) и Чез Дамьер (Энтони Пирсон [AnthonyPearson]). «Институт» функционировал чуть дольше года, но послужил катализатором создания актуальной городской сцены. Карл Крейг — главный светоч среди техно-продюсеров второго поколения — так отзывается о мощных танцевальных сетах Мэя:

«Он ставил самые сумасшедшие обработки самых чумовых вещей. Когда Деррик стоял за пультом, никто не мог понять, записаны ли эффекты на пластинке или он извлекает их из аппаратуры. Народ входил в раж. Он заводил ‘Big Fun’ по три или четыре раза, и всякий раз она срывала мне крышу, да и всем остальным тоже». Music Institute закрылся 24 ноября 1989 года под звуки будильников, которые Деррик Мэй наложил поверх ‘Strings Of Life’.

Европейское техно и транс

Примерно в 1990 году техно начало сливаться с немецкими индустриальными жанрами, которые прежде его вдохновляли, в результате чего образовалась характерная европейская разновидность техно. Ключевым представителем этого саунда являлся бельгийский лейбл R&S, а такие артисты, как Jam and Spoon и Джои Белтрам (Joey Beltram) с его ‘Energy Flash’ составили новую схему жанра. Другой важный лейбл — шеффилдский Warp — вырос из эсид-хауса с такими проектами, как LFO и Nightmares On Wax, и нашел свое направление после выпуска сборника 1992 года Artificial Intelligence. Присутствовавшие на нем треки Autechre и Алекса Патерсона (из The Orb) значительно укрепили предположение о том, что техно может трансформироваться в музыку для прослушивания и уйти с танцпола.