Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

— Да какая разница — где мы отработаем? Ведь отработаем же!

— Ну, это уже похоже на анархию.

— А у нас сейчас всюду анархия, — сказал Сережа.

Какая там анархия! — воскликнул отец. — Во всем чувствуется железная рука, а ты — анархия!

— Железная рука творит произвол, произвол ведет к растерянности, растерянность порождает хаос...

Мне надо идти на занятия, и интересный спор я не дослушал. Когда вернулся, спросил отца:

— Ты считаешь, что мне не следует уходить из ВЭО?

— Да нет, поезжайте, если охота. — Он вздохнул и помолчал. — Все смешалось в доме Облонских... В чем долг, где правда — ничего не разберешь.

Дома услышал разговор о том, что кого-то арестовали и сказали, что будут держать в тюрьме, пока он не сдаст семейные ценности, ого, до чего дошло! Раз пускаются во все тяжкие, могут начать разыскивать и ценности Торонько, а тогда и за меня возьмутся. Спокойно, спокойно! Торонько не знает где они, Жени нет в живых... А если она сказала Кропилиным? Возможно, советовалась с ними. Ну и что? Не станут же Кропилины говорить где находятся ценности. А то, что я с Женей отвозил их, так свидетелей нет. А если меня арестуют? Все равно не скажу. Не знаю, и все! Подержат и отпустят. Дома ничего говорить не надо — дома и так хватает волнений. А у меня для волнений нет причины. Причины нет, а несколько дней чувствовал себя очень неуютно, и все возвращался мыслями к этим обстоятельствам. Интересно — какие там ценности? Пакет был солидный. Торонько мог их перечислить и если ценности большие — искать будут. Потом как будто все улеглось, и, иногда вспоминая об этом, стал посмеиваться над собой: неужели я такой трус? Трусом быть очень не хотелось, и я решил, что пережитые волнения — от непривычки. Был у меня когда-то гвоздь в ботинке, который чувствовался лишь иногда и неизвестно почему. Снимешь ботинок, прощупаешь и ничего не находишь. Вот так, неизвестно почему, нет-нет, да и начнет вдруг слегка покалывать мысль о ценностях Торонько и возможных для меня неприятностях.

13.

— Ехать так ехать! — сказал Пекса, и мы, обсудив разные варианты, остановились на Таджикистане. Там должна строиться гидроэлектростанция. Мы знаем, что в Средней Азии идет борьба с басмачами, о, нас это не смущает: бои — в пустынях и горах, но не в городах же. И стройка, конечно, будет охраняться. Читаем в газетах об успешных боях с басмачами и о подвигах краснопалочников. Кто они такие? Услышал, как об этом спросила Галя.

— А ты сама сообрази, — ответил отец. — По составным частям этого слова.

— Ну, — красно... Это понятно: на стороне красных. А палочники? Неужели они воюют палками? Неужели ружей не хватает? Отец с Сережей переглянулись и усмехнулись.

— Чего вы смеетесь?

— По-видимому, оружие им не доверяют, — говорит отец.

— Не доверяют?

— Наверное, переходят на сторону басмачей, вот и не доверяют, — говорит Сережа. — Ты обратила внимание на фамилии этих героев с палками? Все — местное население.

У Гали растерянный вид, у меня, возможно, тоже. Если так настроено местное население, даже какая-то его часть, опасно везде. Желание ехать в Таджикистан у меня не пропало, но друзей я об этом, конечно, предупредил, и мы без колебаний решили: стройка обязательно будет охраняться, и опасности для нас нет.

— И потом, — сказал Токочка, — лучше погибнуть в горном ущелье, чем под машиной на харьковской улице.

Мы засмеялись, остались после занятий, написали письмо в Таджикистан, не помню — куда именно, и договорились — до получения ответа не сообщать об этом дома. Но обманывать мы не привыкли, а дома, конечно, интересовались, куда мы собираемся ехать... Потом мы говорили друг другу: «Такое было, такое было!.. Ну, ничего... Может быть, и привыкнут к этой мысли. Время еще есть».

О том, что мы собираемся на стройку, я сказал Байдученко в присутствии Рубана. Они застыли, молча глядя на меня, а потом, как по команде, перевели взгляд на Изъяна.

— Я никуда не еду, — сказал Изъян.

— Мы знаем это, — ответил Рубан, и они снова стали смотреть на меня.

— Юные романтики, — сказал Рубан, задумчиво улыбаясь, и его взгляд, уставившийся теперь в пространство, был необычный — грустный и какой-то мечтательный, что ли.

— Да-а... Были когда-то и мы... романтиками, — сказал Байдученко. — Пойдем покурим?

— Пошли. Рабочий день кончался, и когда мы уходили, Рубан обратился к Байдученко:

— Зайдем в погребок?

Да не мешает. Почему-то их взволновало наше желание уехать на стройку, и не будут они ни уговаривать нас остаться, ни препятствовать нашей поездке — это ясно, и это хорошо. Следующий рабочий день начался с разговоров о нашей предполагаемой поездке. Удивились, услышав, что мы собираемся в Таджикистан. Почему именно Таджикистан?.. Чем он нас привлек?.. Что мы о нем знаем?

— Там в горах будут строить гидроэлектростанцию.

— Но ведь не только там!

— Хорошее сочетание: интересная работа в экзотической обстановке.

— Ах, черт возьми! — вырвалось у Байдученко. — Губа не дура! — Он засмеялся, засмеялся и Рубан. — А знаете ли вы какая там сейчас экзотика? Гражданская война. И как всякая гражданская война — жестокая, беспощадная.

— Борьба с бандами басмачей — это еще не гражданская война, — сказал Изъян.

— Не вмер Данила — болячка задавила, — ответил Рубан.

— Но ведь стройку будут охранять, — сказал я.

— Охраняемая экзотика, — сказал Рубан. — Веселая будет жизнь.

— А как у вас дома относятся к Таджикистану? — спросил Байдученко. — Или вы еще дома не говорили?

— Сказали. Относятся, к сожалению, так: и слышать не хотят.

— Так как же вы поедете? Не считаясь с переживаниями ваших семей?

— Нет, так мы не поедем. Если наши семьи не смирятся с Таджикистаном, подготовим другой вариант.

— А какой, если не секрет?

— Мы еще не решили.

— А Таджикистан подготовили?

— Ну, мы послали туда письмо.

— От себя?

— Да, от нас троих.

— Ни-и-чего у вас не получится.

— Почему?

— Потому, что вы получили назначение к нам и пока не отработаете положенный срок, никто не имеет права принять вас на работу.

— А я думаю, что если соблюдение этого предписания и контролируется, то не очень, — сказал Рубан. — По знакомству его нарушают сплошь да рядом. А вот вас вряд ли возьмут: в случае чего — неприятности будут, а кто вы для них, чтобы из-за вас рисковать?

— И неужели мы никуда не сможем поехать?

Они помолчали, глядя друг на друга, и заулыбались.

— А почему бы ребятам ни поехать, если есть такое желание? — сказал Рубан. — Конечно, не в Среднюю Азию. — Когда же и поездить, как не сейчас? Потом увязнут: институт, армия, семья — уже не поездишь. А в случае чего — вернутся домой. Кто им запретит?

— Это так, — сказал Байдученко. — А как у вас дома? Возражают только против Таджикистана или, вообще, против отъезда из дому?

— Вообще, чтобы поехали на стройку, не возражают. У меня дома так: мужчины не возражают, женщины предпочли бы, чтобы мы никуда не ездили.

— Ну, это обычная история. Если вы, действительно, хотите поехать... Хотите? Или это так, разговоры?

— Нет, хотим. Это твердо.

— Тогда слушайте сюда, как говорят в Одессе. Напишите в ВЭО, в отдел кадров, или в управление — как оно там называется, — это мы узнаем. Пишите как есть: оканчиваете такой-то техникум по такой-то специальности, с такого-то времени работаете у нас по назначению, но имеете желание поработать на строительстве... Ну, сами решите, где бы вы хотели работать. И будьте уверены — поедете.

— Поедете, можете не сомневаться, — подтвердил Рубан. — В Сибирь, на Урал, на Дальний Восток, Кольский полуостров... На юг не поедете: туда все хотят. Это вас не смущает?

— Нет, не смущает.

— Из Харькова куда-нибудь туда вас с удовольствием отправят, а вот оттуда в Харьков — не надейтесь.

— Не пугай, — сказал Байдученко. — Когда захотят, тогда и вернутся. Что же, мы их не возьмем?

— Возьмем, конечно.

Вызвал в коридор Токочку, рассказал о разговоре с Байдученко и Рубаном. Токочка был мрачным и качал головой.

— Я не смогу поехать. Не отпускают. Никуда. Все против, даже брат. А раньше он меня поддерживал.

— А причина?

— В такое время надо держаться вместе. Мало ли что. Словом, — сиди и не рыпайся.

— Смирился?

— А что делать? Нельзя же с ними не считаться.

В техникуме, услышав мою информацию, Пекса сказал:

— Плохо дело. Нет, совет, конечно, правильный, могли бы и сами допереть. Но я-то не в ВЭО, а ты — не в моем ведомстве. Значит, и писать отдельно и ехать отдельно... Но я все равно поеду. А ты?

— Поеду. Но давай подумаем: что можно сделать, чтобы поехать вместе?

Сколько мы ни думали, с кем только ни советовались, ничего придумать не смогли. Не писать же в ВСНХ или Совнарком! Больше им делать нечего, как переписываться с нами. Из Таджикистана и то не отвечают.