Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

— Вот. Нашел.

— Ну, раз нашел, значит, это твой пятак, можешь его потратить на что хочешь.

— На мороженое. Большую порцию.

— Можешь купить и мороженое. Рванулся бежать на Москалевку, но Лиза удержала меня за руку.

— Скоро обедать. Купишь после обеда.

— Ты думаешь, — спросил папа, — он перебьет аппетит?

Все засмеялись, и я помчался за мороженым.

Через год или два я возвращался домой в сумерках. Было жарко, тихо и душно. Я торопился, потому что навстречу, с запада, наползала огромная, от горизонта до горизонта, туча, черная, без просветов, с резко очерченным, как обрезанным, краем, и этот светло-серый, похожий на кружево край шевелился. Только вошел в дом, — хлынул ливень и сразу же за ним — гроза с ураганом. Наутро увидели во дворе повалившийся на мусорный ящик старый клен, а на улице лежали почти все такие клены. Не ходили трамваи. И еще запомнилась воробьиная ночь: почти беспрерывные раскаты грома, качающиеся в свете молний деревья, без дождя. Раскрылось окно на террасу, высунулась Лиза:

— Перейдете в комнаты?

— Не хотим, — ответили мы с папой.

— Нам тут нравится, — добавил я.

На базар ходил Сережа и всегда брал с собой меня. Рыбный базар недалеко — две трамвайные остановки, на берегу речки, против Нетеченской набережной. Я нес покупки домой, а Сережа шел на работу. Если покупки были тяжелые, Сережа усаживал меня на трамвай, если еще тяжелее — часть брал с собой. Со временем я научился разбираться в сортах и качестве рыбы, картофеля и других продуктов.

С весны до осени папа, уходя на работу, поручал что-либо сделать в саду: вскопать грядку, натянуть шпагат для вьющихся, разрыхлить корку, образовавшуюся после полива, собрать семена — работа находилась всегда, но времени она отнимала не больше часа.

Лиза часто посылала меня в магазин. Магазины были государственные – «Ларек» (то, что теперь «Гастроном»), и кооперативные, с большими наклонными вывесками «Церабкооп». По улицам разъезжали подводы с бочками, и возчики кричали нараспев: «Церабкооп керасин привез!» Были и частные магазинчики, лавочки, ларьки. Между «Ларьком» и «Церабкоопом» шла конкуренция, и в «Ларьке» к каждой покупке выдавали талон — копию чека, на котором указывалась дата, а в начале каждого месяца в магазине вывешивалось объявление: за какие числа минувшего месяца талоны принимаются наравне с деньгами. Когда я что-нибудь покупал, талоны оставались мне, часто они перепадали мне и от взрослых, чаще всего — от Гали. На выигравшие талоны я покупал шоколад «Лом» — большие толстые плитки, которые ломали руками и продавали на вес. Стоил он дорого — 6 рублей килограмм.

Сережа возился со всякими усовершенствованиями и тем, что сейчас называется внедрением новой техники, а я был его постоянным и единственным помощником. Сережа купил моторчики для швейных машин, и мы с ним делали реостаты, регулирующие скорость шитья, — долго и нудно наматывали тонкую проволоку, потом устанавливали на машинах моторчики и реостаты, а потом Сережа шумно демонстрировал преимущества этой новинки и также шумно учил ею пользоваться. Помогал Сереже в изготовлении радиоприемника, как теперь понимаю, — на полупроводниках. Этот термин вошел в обиход после Второй мировой войны, тогда же приемник назывался детекторным, а полупроводником служил антрацит. Приемник получился не хуже покупных, слушать надо было в наушниках, и принимал он только местную радиостанцию: «Увага, говорить Харкiв. Працює радiостанцiя наркомосвiти України на хвилi 477 метрiв». Потом эта фраза, которой начинались и заканчивались передачи, повторялась на эсперанто: «... Попло комиссарио порт ляриго...» Приемник — маленький ящичек — стоял в столовой. Под крышкой обеденного стола мы укрепили штепсельные розетки, а так как стол был раздвижной, то, соединяя их разводкой, одолели и это осложнение. По плинтусам подвели радио к каждой кровати и установили розетки под крышкой стола в саду — туда приемник переносили.

Года через два Сережа много вечеров проводил у знакомого инженера — собрал при его консультации многоламповый и многодиапазонный приемник и привез его на извозчике. Антенну установила частная фирма Фридмана, одна мачта стояла на крыше дома, другая — на крыше сарая, и я слышал, как Сережа сказал Лизе:

— Можно себе это позволить — приемник обошелся очень дешево. Сережа не мог сидеть без дела, и мне всегда находилась какая-нибудь работа. Помню, как приспосабливали чердак для сушки белья в сырую погоду — чтобы и тепло шло от печных труб, и было бы проветривание.

Летом 24-го года меня поразили разговоры о том, что в центре города ходят совершенно голые мужчина и женщина с лентами через плечи, на которых написано «Долой стыд!» Их сопровождают улюлюканье и свист. Кто-то видел, как на Рымарской улице беспризорные камнями загнали их в водопроводный или канализационный колодец.

12.

Младшие сестры отца — Нина и Галя.

Нина Петровна родилась 26 октября 1895 года, училась в Харьковском коммерческом институте, но институт не окончила — советская власть его закрыла. В 19-м году, выйдя замуж за Федю Майорова, при отступлении белых осталась с ним в Харькове. Федю мобилизовали в Красную армию. Лет через десять Федя, низенький, круглый и уже с одышкой, скажет мне:

— Ты можешь представить, что я был конным разведчиком? Я — нет. А ведь был!

Сохранились их фотографии того времени, снятые в Житомире и Николаеве, Федя — в военной форме. Нина после неудачного аборта не могла иметь детей.

Федор Андреевич Майоров родился 21 октября 1895 года в Павлограде Екатеринославской губернии. Его отец — выкрест, по профессии — мельник, имел мельницу. Детство Федя провел в Таганроге, гимназию окончил с серебряной медалью и поступил на юридический факультет Харьковского университета. В студенческие годы зарабатывал статистом в драматическом театре Синельникова. В первую мировую войну пошел на фронт вольнопером, то есть — вольноопределяющимся, университет окончил после революции.

В Харьков Майоровы вернулись когда я уже жил на Сирохинской. Приехали они из Свердловска, и я думаю, что именно там Федя был демобилизован. Сначала они снимали комнату через дом от нас, и я к ним ходил с каким-либо поручением или просто так — с Федей было интересно, но вскоре Федя получил комнату в коммунальной квартире на углу Свердлова и Дмитриевской.

Нина то работала, то не работала в Госбанке. Почему были перерывы в ее работе, я никогда не интересовался. Федя был принят в коллегию адвокатов и скоро получил известность как хороший защитник, выигрывающий трудные дела, а еще больше — манерой ведения дел: он не упускал возможности высмеять доводы прокурора, а в гражданских делах — представителя другой стороны. В суде, я, конечно, не бывал, но дома слышал, что Федя делал это смело, иногда, как говорил Сережа, — дерзко. Федя приводил такие примеры, проводил такие аналогии или так развивал довода противной стороны, что становилась заметна их необоснованность, а то и нелепость. В зале раздавался смех, судья призывал к порядку, иногда грозил очистить зал, а раз и Федя получил замечание:

— Майоров, не смешите публику.

Дома говорили о его выступлениях в суде, пересказывали их содержание, смеялись, отмечали его остроумие и находчивость. Но однажды Хрисанф сказал ему:

— Не нажить бы тебе крупных неприятностей.

Хрисанфа поддержал Сережа. Федя ответил:

— Не понимаю, о чем вы беспокоитесь. Я никогда не выхожу за пределы процессуальных норм и профессиональной этики.

Материально Майоровы жили лучше нас и Резниковых. В старости Лиза, вспоминая давно минувшие дни, а когда ее уже не будет в живых, и Нина, расскажут мне историю о том, как Нина хотела оказывать нам материальную помощь, но на Сирохинской этому воспротивились, Нина возмутилась, вспыхнула, заявила, что она имеет такое же право, как и ее сестры, оказывать помощь маме, и расплакалась от обиды. С таким аргументом не посчитаться было нельзя, и пока жива была бабуся, Нина регулярно вносила какую-то сумму в наш общий котел.

У Майоровых — обширный круг знакомств, и мы слышали от них фамилии артистов, известных или получивших известность впоследствии. Чаще других слышал фамилию — Сердюк, только ее и запомнил. Раза два видел у Майоровых коллегу Феди — адвоката Карелина с женой, и узнал от папы, что именно этот Карелин был одним из лидеров левых эсеров и министром в первом советском правительстве. Нина, говоря о них, его называла только по фамилии, а его жену — только по имени — Лида. Меня послали к Майоровым с запиской. По дороге к ним я встречал афиши, извещавшие о выступлениях Маяковского в театре «Березiль». Об этом сообщали и газеты. Майоровых я встретил, когда они выходили из дому. Прочли записку, переглянулись:

— Вернемся? — спросила Нина.