Вилем Балинт - Жизнь в родной земле

• Название: Жизнь в родной земле
• Автор: Вилем Балинт
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

На торжествах казаков в Ростове, сильное на мен, впечатление произвели своими песнями донские казаки. Ужасно залихватские песни; население в восторге, что называется, на стенку лезло. Что пели, не знаю. Но были при том всякие бубны, побрякушки. Очень красиво это у них выходило. Притом, песням конца было.

* * *

Невеселая колхозная жизнь в летнее время как-то легче проходила.

Вечером колхозники идут с работ домой всегда с песнями. Незабываемое на меня впечатление производили песни колхозниц-казачек. Ежедневно я слушал эти песни с истинным удовольствием и хотелось без конца их слушать. Гвоздем «репертуара» казачек были песни:

Скакал казак через долины,
Через кавказские вершины…

или же:

Наш гордый казак
Врагу не сдается…

Песни, полные юмора, сменялись унылыми, полными душевных переживаний. После них у исполнительниц на глазах неизменно появлялись слезы. Слезам не приходилось удивляться. Порой трагические слова песни были для каждой из них жуткой тяжелой и мрачной действительностью. Каждая имела то брата, то отца, то милого «на чужбине — на чужой стороне», как пелось в песне.

В Азове моя супруга очень дружила с женой одного коммуниста. Назовем ее Пашей. (Подлинное имя и девичья фамилия автору известны). По происхождению была Паша казачкой станицы Мечетинской. Ее родные были раскулачены. Стариков — отца, мать и младшего шестнадцатилетнего брата сослали на север — в Соловки. Старшего брата при раскулачивании коммунисты на овдовском дворе, за защиту отцовского добра, убили на глазах всей родни. Пашу с младшей сестрой Катей товарищи оставили на свободе, но из родительского дома выгнали, в станице тоже не позволили оставаться. Очутились девушки в страшно трагическом положении. Как говорится, не осталось ни кола, ни двора, а родители на каторге.

Насмерть перепуганные, пошли бедные, в чем успели выскочить из дома, пешком по дороге, куда глаза глядят. Попали в Ростов, потом — Таганрог. В Таганроге, по блату, устроились работницами на один завод. Паша там долго не пробыла. Отличалась она необыкновенной красотой. Стройная, красивая фигура, правильные черты лица, румяные всегда щеки, крупные голубые, очаровательные глаза под черными бровями, полные груди делали ее очень заметной среди остальных работниц. Начальство сразу же обратило свое «высокое» на нее внимание. От ухажеров высокой марки не было отбою. Долго Паша крепилась и блюла верность своей мечте — быть подругой жизни казака. Но человек предполагает, а Бог располагает: не суждено было исполниться и Пашиной лелеянной мечте. В силу обстоятельств принуждена она была стать женой коммуниста Трофима Терентьевича Землянова, ближайшего своего начальника.

Небольшого роста, широкоплечий, с шеей битюга, с вечно пьяным, красным лицом, с начинающим зеленеть носом и со злыми, в узких, заплывших жиром орбитах, глазами, коммунист Земляной был типом отъявленного негодяя и мерзавца. Без какого либо школьного образования был он грубый и дерзкий, но глупый и настолько дурак, что я себе большего дурака не могу представить. Тем не менее, Землянов был «советская шишка» немаловажная.

По моему, в дореволюционное время его специальность была — вор-рецидивист. Безбожно крал он все, да вероятно и в настоящее время крадет; крал и при Советской власти, будучи уже сам в роли власть предержащего. В 1935 он с 12-тью сообщниками попался в грабежах товаров из железнодорожных вагонов. Из этой группы 2 человека расстреляли, 9 человек послали каждого на 10 лет в Соловки, Землянова освободили. Его освобождению помогли его огромные связи в Правительственных кругах. Вся эта компашка была исключительно коммунисты — железнодорожные служащие: кладовщики, сцепщики, кондуктора и т. д. Землянов был тогда начальником депо в Батайске.

И вот такому, извините за выражение, человеку попалось счастье в особе жены Паши. Много горя натерпелась она с ним. Терзал он ее за ее казачье происхождение ежедневно, пока однажды она ему не разбила рожу. После этой расправы жены над мужем наступило семейное спокойствие. Паша часто приходила к нам выплакаться и после этого, обыкновенно, отведя душу, любила иногда и затянуть какую либо казачью песню. Любила она особенно следующую:

Наших казаков по всем свете
Чужие девицы ласкают
И серденьком их называют,
А казачки — в родной Земле
Горькие слезы проливают…

После этой трогательной песни лились у ней слезы из глаз ручьем…

В начале 1937 года ее мать, дряхлая совсем старушка, и брат вернулись из ссылки. Приехали в Азов и остановились у Паши. Но на другой день зятек их выгнал из своей квартиры: «Пошли вон, сволочи, из моей квартиры… не конфузьте меня»… этими словами «приветствовал» Землянов несчастных родных своей жены.

О судьбе отца Паши никто ничего до сих пор не знает.

* * *

Как вы думаете, что, по вашему мнению, из себя представляют казаки? — спрашиваю, желая поставить подсоветского человека хотя один раз в затруднительное положение.

— Как, что? Ясно, что народ, — быстро, ни на минуту не задумываясь, отвечает мой собеседник.

— Ну, это правильно, что казаки представляют из себя народ, — продолжаю, но какой народ?.. Русский?

— Знаете, господин инженер, простите заранее, что мое мнение может не совсем будет вам приятно. По моему — название «русский» есть понятие растяжимое. Когда я попал в русский плен — думал, что в России живут только русские. С фронта я тогда попал, как говорится, без пересадки, прямо на Дон в Сальские степи на работы в экономию Ивана Алексеевича Пишванова. Там меня назначили помощником пастуха одного табуна овец, так это тысячи в две голов. Моим непосредственным начальством оказался никто иной как калмык. Даю вам честное слово — ночи две не мог спать, все думал о том, где я нахожусь — в России или в Японии. Другие пастухи были тоже калмыки. Полное впечатление, что я нахожусь в Японии. Хотя, судя по тому, как я долго ехал поездом, так быстро в Японию попасть не мог. Со временем я во всем ориентировался.

Мои «русские» коллеги по пастушьему делу по русски, что называется, ни бум-бум, я тоже. Картина впоследствии получилась курьезная: сталкиваясь часто с казаками я, за трехлетнее пребывание у Пишванова, научился говорить довольно прилично по русски, а мои «русские коллеги» все по-прежнему ни бум-бум. Пришлось немного подучиться говорить и по-калмыцки.

Когда я был на фронте, еще в австрийской армии, много слышал о казаках, как о кавалерийских частях, в боевом отношении весьма опасных. Проще говоря, казаки в моем представлении тогда были все равно, как у нас драгуны и т. д. Попавши на Дон — узнаю, что оказывается целые селения называются казачьими, причем жители этих селений от мала до велика называют себя не иначе как казаки, в то время как соседние селения называются русскими, другие калмыцкими и т. д.

Впоследствии я столкнулся с армянами, персами, грузинами, черкесами, украинцами и т. д., и т. д. Одним словом, Россия не населена только русскими, но населена конгломератом различных народов, в то числе и казаками. По моему, казак — такой же русский, как я был в старой Австро-Венгрии австриец. Этим всем я хочу сказать, что казаки представляют собой особый в России народ — казачий народ.

Я был очным свидетелем всех тех зверств, которые большевики проделывали в течении двадцати лег над казаками: их расстреливали десятками тысяч, отправляли целыми станицами на каторжные работы — в Соловки, забирали у них все живое и мертвое, великим трудом нажитое добро, выгоняли их из собственных хат, запрещали называть себя казаками и тем не менее» не взирая на все это, за все свое 20-летнее пребывание при большевиках, не знаю ни одного случая, чтобы казак когда либо скрыл свое казачье происхождение, даже казаки-коммунисты никогда не скрывали свое казачье происхождение.

Чем вы такое явление объясните?

* * *

Сами себя казаки там в СССР считают особым казачьим народом — не иначе. Русских казаки не любят. В их глазах все русское является как бы символом ненавистного коммунизма. Больше — там идет очень упорное шушуканье среди казаков, которое дошло и до моих ушей, что будет там казачье самостоятельное государство и не только на Дону и на Кубани, но как будто и на Урале.

Говорят, что это обязательно случится в течение десяти лет.

(Снова должен заметить, что мой информатор, рассказывая мне все это, предполагал, что я русский. О том, что я — казак он узнал гораздо позже).

— Но это явление наблюдается не только среди казаков. Настроения иных народов аналогичны. Кавказские народы и, особенно, украинцы, тоже резко настроены не только против коммунистов, но, одновременно, и против русских. Очень сильно развилось национальное движение среди этих народов. Ненависть и антагонизм инородцев к русским так огромны, что не только советская власть, но и другая русская власть, которая придет на смену ей, не сможет теперь удержать все эти народы под своей властью. Вне всякого сомнения, что эти народы добьются самостоятельности. Коммунисты довели нацменьшинства до такого состояния, что теперь бесконечные расстрелы не являются уже для них сдерживающим аргументом. Нет никакой силы, которая бы остановила теперь процесс дифференциации в СССР. Большая часть коммунистов не русского происхождения, а из так называемых нацменьшинств, настроены в действительности, как это вам ни покажется странно, антикоммунистически, и работают в унисон стремлениям своих народов. Это все утверждаю совершенно объективно, на основании долголетних повседневных наблюдений советской жизни и собственного опыта в СССР.