Джери Уэстерсон - Вуаль лжи

• Название: Вуаль лжи
• Автор: Джери Уэстерсон
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-066416-0, 978-5-271-28763-3, 978-5-4215-0963-9

Когда-то сэр Криспин Гест входил в число самых блистательных рыцарей Англии. Теперь, оскорбленный и обесчещенный, по просьбе купцов и богатых ремесленников он ведет слежку за неверными женами и проворовавшимися подмастерьями.

Вот и предложение знатного торговца Николаса Уолкота — найти любовника его красавицы жены Филиппы — Криспин поначалу расценивает как возможность заработать.

Однако все выходит не так. Николас Уолкот убит при загадочных обстоятельствах, и сейчас гибель грозит, похоже, уже самой Филиппе — женщине, пробудившей в сердце рыцаря жгучую, пламенную страсть…

---

— Вам лучше перекусить, пока есть чем. Те деньги, что ушли в залог, предназначались для еды. Так что больше ничего не будет.

— Мне очень жаль…

Криспин вздохнул:

— Не беспокойтесь.

— Вы, должно быть, меня ненавидите.

— Нет. Я сержусь, но до ненависти тут далеко.

— Конечно же, вы понимаете, почему я не могла вам рассказать. Вы честный человек. Вам пришлось бы сообщить шерифу, что мой муж вовсе не Николас УоЛкот. И вот почему, когда Махмуд пригрозил рассказать…

Она сжала губы, нахмурилась и робко поднесла пирожок к дрожащему рту.

Криспин замер, чувствуя себя полным дураком. Хуже того.

— Я болван, — сообщил он потолочным балкам.

— Мне пришлось лечь с этим негодяем, чтобы защитить не только себя, но и Николаса. И это для меня ничего не значило, — сказала она, зажмурившись. — Меня там даже не было. Я была где-то еще, только не рядом с Махмудом. — Она открыла глаза и пристально посмотрела на Криспина. — Кем бы он ни был, Николас всегда ласково ко мне относился, и этого я не забуду. Я так поступила ради него. Потому что была перед ним в долгу. Но он бы меня не понял, правда?

Криспин покачал головой:

— Здесь мне сказать нечего. Вообще дело это очень печальное.

— Вы как полагаете, Николаса убили те итальянцы? Он все время боялся, что они придут за ним.

Покончив с пирожком, Криспин обтер руки о котарди. В памяти всплыла записка, которую Махмуд недавно отправил в особняк Уолкотов.

— Ну, по крайней мере точно известно одно: Махмуд больше не будет вас принуждать.

Она вздохнула — первый звук облегчения за все время — и подняла к нему лицо.

Махмуд. Гнусная личность с гнусными повадками. Сарацин. Криспин сумрачно взглянул на нее, понимая, что требуется кое-что уточнить, однако никакого желания задавать этот вопрос не было. И все же…

— Как вообще вы могли пойти на такое? — выпалил он. — Отдаться незнакомцу? Сарацину! А как же ваше достоинство, ведь…

— Достоинство? Вы всерьез полагаете, что я была невинной девушкой, когда встретила Николаса… или как там звали того злосчастного бедолагу? — Филиппа пальцами оторвала корочку и сунула в рот. — Жизнь судомойки нелегка, — добавила она, не переставая жевать. — Чего только не сделаешь ради лишнего куска хлеба.

— Вы же говорили, что были горничной.

— Да, служила на хозяйской половине, но начинала ведь не с этого. Моя мать была простой прислугой на кухне, а я ей помогала. С тех пор как себя помню. Однажды она помешивала что-то в кипящем чане, цепь над очагом оборвалась… Помню пар, ее крики… Мать обварило до смерти. — Она помолчала, задумчиво разжевывая кусок. — А когда я ее похоронила, то дала себе обет во что бы то ни стало выбраться из поварской. Так оно и вышло. Хотя я никогда и не мечтала вознестись так высоко. — Она тяжело вздохнула. — А может, мне все только приснилось. Наверное, из судомойки можно сделать даму, но она так и останется… судомойкой.

Криспин попытался припомнить челядь в Шине, но даже не мог сказать, доводилось ли ему видеть кухонную прислугу в собственном доме, — и почувствовал угрызения совести.

Он оперся локтем о стол и внимательно посмотрел на Филиппу.

— Вы поднялись с самого дна. Даже читать научились. С ума сойти! Это очень необычно.

— Да, я необычная служанка, — ответила она, слегка улыбнувшись, и затем молча доела пирожок. Придвинула стул, взяла чашу и села напротив. — Да и вы очень необычный человек. Вот, например, зачем вы это сделали? Зачем приняли меня в дом?

— Вы мне кое-кого напоминаете.

— Вот как? Кого же?

Он улыбнулся:

— Меня самого.

Ее лицо просветлело, она потянулась, чтобы коснуться его руки, но Криспин вскочил и отступил на шаг. Филиппа тоже поднялась и приблизилась к нему.

— А вообще причина не важна.

— Филиппа…

— Важно лишь то, что вы это сделали. Вы благородны и честны.

Филиппа подошла вплотную и бесстрашно посмотрела на Криспина. Он прочел в ее лице полное доверие, и под ложечкой что-то заныло. Ее волосы, чьи растрепанные завитки напоминали руно, отливали золотом трещавшего в очаге пламени. Губы влажны от вина, но своим розовым цветом они были обязаны не только напитку.

Он долго смотрел на нее, а затем, не успев решить, благоразумно ли это, ступил еще ближе и, наклонив голову, впился в эти мягкие губы, пока не осталось ничего, кроме вкуса женщины. Руки нашли ее спину, он оторвал Филиппу от пола, прижал к себе, наслаждаясь каждым изгибом ее тела. Поцелуи стали крепче, настойчивее, чуть ли не до жестокости. Но и она отвечала тем же, покусывая его и покрывая страстными поцелуями. Его руки скользнули по стройной талии, ее мягкий стан стремился прильнуть к его бедрам подобно обтягивающей одежде — и он задохнулся в ней, в ее медно-рыжих локонах, каскадом омывавших его щеки, утопил ладонь в распущенных косах, что щекотали ему запястье. Не в силах оторваться от ее губ, он устроил себе пиршество, вдыхая пот и сладость — запах женщины. Криспин отпустил ее голову и обеими руками погладил ей плечи и шею, нащупывая тесемки.

— Что ты делаешь? — дремотно спросила она.

— Я тебя раздеваю, — прохрипел он. — Возражения?

Она издала грудной смешок:

— Нет.

Ответ едва успел сорваться с ее губ, как платье скользнуло на пол.

Глава 18

Второй раз за эту ночь Криспин лежал головой у Филиппы на груди. Щеке было уютно и мягко, он вдыхал мускусный запах женщины.

— Расскажи мне о себе, — вновь попросила она.

В первый раз ему удалось отвлечь ее поцелуями, за которыми последовало бурное продолжение, однако сейчас он утомился и смог лишь слегка запрокинуть голову и поцеловать Филиппу в подбородок. На губах остался его собственный привкус.

— Разве нам надо говорить об этом? — пробурчал он, не отрывая губ от ее кожи. — Разве у любовников в постели нет более интересных тем?

Она улыбнулась. Это он понял по изменению игры света и тени на ее подбородке.

— А мы стали любовниками?

— Да, если хочешь.

— Означает ли это, — спросила она с наигранным кокетством, — что ты снова ляжешь со мной?

— Снова и снова. Тем более что дело того стоит…

Он принялся щекотать ее губами, пока она не отодвинулась.

— Тогда ты должен мне рассказать.

— М-м?

Он продолжал страстно целовать ее. Филиппа заерзала, отодвинулась еще дальше и прижала простыню к груди.

— Я говорю о твоем прошлом. Ты кажешься совершенно чужим на Шамблз. Так почему ты здесь, Криспин?

«Женщины!» Вздохнув, Криспин перекатился на спину и уставился на подернутые паутиной стропила.

— Почему история моей жизни так важна?

Филиппа легла на живот, подперла голову ладонями и посмотрела на него сверху вниз. Одна из прядей чуть прикрыла ей глаз.

— Потому что именно она заставляет тебя быть таким скрытным и недоверчивым. И если ты разделяешь со мной мою боль, то и я хотела бы разделить твою.

— Эту боль невозможно разделить.

— И все же я хотя бы буду знать.

Криспин бросил на нее взгляд.

— Упрямая ты.

Она игриво сдвинула брови.

— Непреклонная.

И действительно, выражение ее лица было непреклонным, так что он даже покачал головой.

— «Я потерпел крушенье, не успев взойти на корабль»,[23] — вздохнул Криспин.

— Чего-чего?

— Цитата. Из философа, который мне нравится.

Он надеялся этим ее отвлечь, однако краешком глаза заметил, что Филиппа отступать и не собиралась.

— Что ж, хорошо. — Криспин сложил руки на груди, сплел пальцы и уставился в потолок. — Восемь лет назад я был рыцарем.

— Рыцарем! Ты?!

Он кивнул, затылком чувствуя грубую дерюгу подушки.

— Принимал участие в великих сражениях, во Франции, Германии, воевал с турками и даже побывал с крестовым походом в Святой земле. У меня были поля, стада, леса, крепостные… Одевался в лучшее платье, пил самые дорогие вина, пировал в громадном зале собственного замка в Шине неподалеку от королевской резиденции. Служил сам — и мне прислуживали — в Вестминстерском дворце. Но все это было во времена правления Эдуарда Виндзорского.[24]

— И что же случилось?

— Я совершил глупый, дурацкий поступок. Поставил не на ту лошадку.

Филиппа очаровательно покачала головой. Он взял ее руку и погладил.

— Видишь ли, я был вассалом герцога Ланкастерского. Воспитывался в его доме. И он же возвел меня в рыцари. Но благодарность ослепила меня, не позволила увидеть, в чем состоит мой долг. Мне думалось, что именно герцог должен был стать королем, когда умер его брат, Эдуард Вудстокский.[25] Я и помыслить не мог, что наша великая страна может оказаться под властью Ричарда, сына Плантагенета, когда у нас есть герцог Ланкастерский.

— Тсс, Криспин.

Филиппа испуганно оглянулась на закрытое ставнями окно, однако он давно уже перестал страшиться разговоров, смахивающих на государственную измену.