Хилари Мантел - Чернее черного

• Название: Чернее черного
• Автор: Хилари Мантел
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-42855-7

Впервые на русском — один из ярчайших современных авторов Британии, лауреат Букеровской премии 2009 года Хилари Мантел.

В романе «Чернее черного» показана спиритическая изнанка старой и новой Англии. На сеансы, устраиваемые Элисон Харт и ее приятельницами-медиумами, являются настоящие призраки — духи, которые жаждут не покоя, но мести. А мстить им есть за что — ведь прошлое Элисон скрывает массу загадок, о которых ее новая помощница Колетт, обратившаяся к спиритизму после развода с неряхой системным администратором, даже не догадывается…

---

После первой встречи с Эл Моррис ждал ее почти каждый день. «Я джентльмен, да, — хвастал он, — и я пришел проводить тебя. Такая большая девочка не должна ходить по улицам в одиночку. Мало ли что случится».

Сначала он не заходил за ней в дом. Казалось, его беспокоит, кто может оказаться внутри. Когда они поворачивали на ее улицу, он спрашивал:

— Ник заходил? — Она отвечала, что нет, и он говорил: — Все равно никогда не знаешь, как Ник себя поведет, увидишь Ника, за милю его обойди, слышишь? Не шути с Ником, а то он перевернет тебя вверх тормашками и будет бить по пяткам, пока у тебя зубы не вывалятся. — Потом лицо его прояснялось. — А как насчет Айткенсайда, ты видела Айткенсайда?

— Не знаю, как его по-другому зовут? — спросила она. — Не знаю, о ком ты.

— Ни хрена ты не знаешь, — возмутился он, — да уж, ни хрена. А Цыган Пит не забегал?

— Я же сказала, — повторила она, — я не знаю, кто твои друзья и как их зовут.

Но Моррис только ухмыльнулся.

— Не знаешь Пита? Да его вся страна знает. Все, кто имеет дело с собаками, знают Пита.

— Я не имею дела с собаками. — Она вспомнила взрослый ледок в своем голосе.

— О, ну извините, как я мог! Ты не имеешь дела ни с кем из моих приятелей, верно? Ты не имеешь с ними дела ни в каком виде и ни в какой форме, так? — Он тихо заворчал. — Похоже, ты не дочь своей матери. Не знаешь Пита? Все, кто имеет дело с лошадьми, знают Пита.

Когда они подходили к парадным воротам, он спрашивал:

— Эмми еще не убрала ту старую ванну?

— Ты давно знаешь мою ма? — спросила она.

— О да, давно, — отвечал он. — Знаю ли я Эмми Читэм? Еще как знаю. Я всех знаю. Я знаю Донни. Я знаю Пита. Эмми Читэм? Конечно, я ее знаю.

Однажды она спросила:

— Моррис, ты мой папа?

— Я твой папа? Ну ты и загнула! А что, она так говорит?

— Я думаю, мой папа — Макартур.

— Макартур! — воскликнул он. И остановился. Она тоже остановилась и заглянула ему в лицо. Оно посерело еще сильнее, чем обычно. Голос его дрожал. — Ты можешь стоять здесь и произносить его имя?

— Почему нет?

— Спокойная, как чертов удав, — сообщил Моррис. Он говорил в пространство, как будто обращался к невидимой аудитории. — Воды прямо-таки не замутит.

Шатаясь, они сделали еще шаг или два по улице, рука Морриса цеплялась за ее плечо. Она увидела Ли и Кэтрин на противоположной стороне улицы. Она помахала им в надежде на спасение, но они лишь сделали вид, что их от нее тошнит, и прошли мимо. Она не знала, могут ли они видеть Морриса. Он тихо бормотал: «Макартур, говорит она! Вот это хладнокровие!» Он остановился и свободной рукой оперся о стену, растопырив кривые пальцы. На руке у него была татуировка в виде змеи; ее голова, казалось, оторвалась от кожи, ловила воздух и шевелила языком. Моррис тоже изобразил омерзение и рыгнул. Она боялась того, что могло выйти из его рта, поэтому сосредоточилась на руке, прижатой к кирпичной стене.

— Произносить имя Макартура! «Я думаю, он мой папа», — передразнил он. — Думаешь, он твой отец? Так-то ты обращаешься с отцом, а? Должен признать, наглости этой девчонке хватает.

— Как? — спросила она. — Как я обращаюсь с ним?

Голова змеи пульсировала, раздвоенный язык мелькал меж растопыренных пальцев.

— Я расскажу тебе кое-что об этом жулике, — сказал он. — Расскажу тебе кое-что, чего ты не знаешь. Макартур должен мне денег. Так что если я увижу Макартура в этих краях, он у меня на карачках, блин, уползет. Пусть только проклятый ублюдок рискнет, да, пусть рискнет. Я выколю ему и второй глаз.

— У Макартура всего один глаз?

— Хи, блин, хи, — сказал Моррис. — Слушай, девочка, ты свое получила. Тебе преподали урок, а? Показали, на что способен нож?

— Надеюсь, ты не он, — сказала она. — Надеюсь, ты не мой папа. Я ненавижу тебя больше всех на свете. Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался. От тебя несет табаком и пивом.

— Я уже прикасался к тебе, — отрезал Моррис. — Мы все прикасались.

КОЛЕТТ: Но после этого, когда Моррис шел за вами, вы уже знали, что другие люди не могут видеть его, то есть вы должны были понять, что обладаете паранормальными способностями.

ЭЛИСОН: Видите ли, я была невежественна. Я ничего не знала о духовных проводниках. До встречи с миссис Этчеллс я и понятия не имела…

КОЛЕТТ: Настало время поговорить о ней, верно? О миссис Этчеллс?

ЭЛИСОН: Когда?

КОЛЕТТ: Сегодня вечером, если у вас хватит сил.

ЭЛИСОН: Может, сперва поедим?

Щелк.

Бедная Колетт, которой приходилось расшифровывать все это.

— Когда ты говоришь о Глории, — пожаловалась она, — я не могу взять в толк, жива она или мертва.

— Да, — согласилась Эл. — Я тоже.

— Но меня это беспокоит. Я должна во всем разобраться — для книги.

— Я рассказываю тебе все, что знаю.

Так ли? Или она о чем-то умалчивает? Щадит чувства Колетт в некотором роде или проверяет ее память?

— Эти кошмарные парни, — сказала Колетт, — все эти бесы из Олдершота. Я все время путаюсь в их именах. Составь мне список.

Элисон взяла листок бумаги и написала: «БЕСЫ ИЗ ОЛДЕРШОТА».

— Попробуем… Донни Айткенсайд, — начала она.

— Тот, который пообещал избить твою учительницу?

— Да… ну, и изнасиловать ее, думаю, он собирался еще и изнасиловать ее. Еще Макартур. Моррис считал, что Макартур был хуже всех, но не зна. И Кит Кэпстик, который оттащил от меня пса. И я думала, он мой папа, раз он это сделал. Но был ли он им? Не зна.

Когда она говорит о них, подумала Колетт, то словно ускользает куда-то — в страну детства, где дикция небрежна.

— Эл, ты записываешь? — спросила она.

— Ты же видишь, что нет.

— Ты отвлеклась. Просто составь список.

Эл сосала ручку.

— Был еще этот Цыган, торговец лошадьми… Думаю, у него были родственники, двоюродные братья и сестры по всей стране, он постоянно трындел о них, возможно, они заходили к нам в гости, но, по правде говоря, я не в курсе. И еще какой-то Боб Фокс?

— Не спрашивай меня! Записывай! Что он делал, этот Боб Фокс?

— Стучал в заднее окно. Дома моей матери. Чтобы все подпрыгивали от неожиданности.

— Что еще? Он должен был делать что-то еще?

— Не знаю. Навряд ли. Ну и Ник, конечно. Тот парень с пустым коробком. На кухне. Ой, погоди, я вспомнила наконец. О боже, да. Я знаю, где раньше видела его. Нам пришлось забрать его из каталажки. Он напился и упал, полицейские подобрали его на улице. Но они не хотели его засадить, они хотели, чтобы он протрезвел и они смогли избавиться от него, потому что он пачкал стены камеры слизью.

— Слизью?

— И они не хотели возиться с уборкой. Он лежал в камере и поливал все слизью, представляешь? Он не хотел выходить, поэтому ма пришлось спуститься и забрать его — они, полицейские, сказали, что нашли ее телефон в его бумажнике, поэтому они послали за ней машину, и ей пришлось спуститься к камерам. Дежурный сказал, нужна женская рука. Хи-хи. Саркастичный малый. Он сказал, теперь он может идти, раз за ним явилась его подстилка. Ма парировала, следи за губами, мусор, не то я тебе их расквашу. Он велел, оставь ребенка здесь, ты не можешь взять ее в камеру. А ма сказала — что, оставить ее здесь, чтоб ты ее лапал? Так что она взяла меня с собой, и мы забрали Ника.

Колетт ощутила слабость.

— Лучше бы я всего этого не начинала, — сказала она.

— Он вышел на улицу и заорал, что, мне нельзя напиться, всем можно, а мне нельзя? Ма пыталась его успокоить. Она говорит, пойдем, вернемся домой.

— И он вернулся?

— Наверное. Послушай, Кол, это было сто лет назад.

Колетт думала спросить, что за слизь была на стенах камеры. С другой стороны, не так уж ей хотелось знать.

Щелк.

КОЛЕТТ: Итак, сейчас половина двенадцатого…

ЭЛИСОН: …ночи, между прочим…

КОЛЕТТ: …и мы собираемся возобновить…

ЭЛИСОН: …теперь, когда я раздобыла бутылочку «Крозе-Эрмитаж» и готова вновь предаваться воспоминаниям о своей юности…

КОЛЕТТ: Эл!

ЭЛИСОН: …в то время как Колетт разжилась диетическим тоником и теперь чувствует, что ей хватит духу включить запись…

КОЛЕТТ: Мой дядя любил щекотать меня.

ЭЛИСОН: В смысле, твой папа?

КОЛЕТТ: Да, действительно. Мой папа. Но не просто щекотать…

ЭЛИСОН: Все нормально, не спеши…

КОЛЕТТ: В смысле, он был груб, тыкал в меня пальцем — а мужские пальцы, сама знаешь, такие толстые, — а я была маленькой, и он знал, что мне больно. О боже, и Гэв тоже это любил. Ему казалось, что это смешно. Может, поэтому я вышла за него. Из-за знакомого ощущения.

ЭЛИСОН: О да, классика жанра, выйти замуж за мужчину с таким же чувством юмора, как у отца. Я постоянно слышу об этом.

КОЛЕТТ: Я не смеялась, когда он это делал. Больше походило на — ну, знаешь, конвульсии. Как будто у меня был припадок.