Игорь Шелест - С крыла на крыло

• Название: С крыла на крыло
• Автор: Игорь Шелест
• Издательство: М., «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1969

И.Шелест сам летчик-испытатель первого класса, планерист-рекордсмен, мастер спорта. В своей новой повести он рисует основные моменты становления советской авиации, рассказывает о делах энтузиастов воздушного флота, их интересных судьбах и удивительных характерах. Будучи тонким психологом, исподволь, но точно приводит нас к мысли, что источником мужества, сильной воли летчика-испытателя являются его высокие нравственные качества

---

 - Леонид Васильевич, передаю тебе штурвал, педалями буду управлять сам. Тут уж ничего не поделаешь - командиру корабля надо подчиняться.

 Через минуту Чистяков уже совершенно успокоился и, крепко навалившись на меня справа, так что мне пришлось втиснуться в левый борт, угловато двигал штурвалом. Наш планер, немного покачиваясь на тросе, стал довольно сносно держать строй на буксире и даже в развороте. Механик-сцепщик, только что беспокойно высунувшийся из люка на спине "юнкерса", перестал суетиться.

 Чувствую, неуверенность на лице Чистякова исчезла, появился интерес, вспыхнула искорка спортивного увлечения.

 - Хорошо, - подбадривал я, - ты действительно остался верен своей романтике юности. Пилотируешь вполне успешно, правда, пока педалями не управляешь. Но это не беда. Вижу, что летал на учебном самостоятельно - полетишь и на десантном!

 - Ну, хватит, - сказал он, - пора взяться за режимы.

 Через полчаса мы приземлились.

 Леонид Васильевич сиял. Еще бы, он вел планер на буксире и вполне справился! Однако он еще не догадывался о моем дальнем прицеле. Посоветовавшись с Николаем Васильевичем Гавриловым, мы оба пришли к выводу, что риск сравнительно невелик и цель вполне будет оправдана.

 На следующий день Чистяков подошел к планеру с очередным заданием.

 - Вот полетный лист, - сказал он, - посмотри режимы.

 - Мне это ни к чему. Теперь, брат, полетишь сам.

 - Ты шутишь, Игорь? - Он забеспокоился, улыбка сбежала с лица.

 - Нисколько. Пойми, сейчас у всех горячие дни. У меня готов И-16 с турбокомпрессорами и "Орел". Твой "Сокол" вяжет меня по рукам. Зря ты волнуешься, говорю тебе как бывший инструктор. Для общего спокойствия первый полет буду буксировать я, постараюсь сделать это аккуратно. Самый подходящий момент тебе в люди выходить!

 Переминаясь с ноги на ногу, он говорит:

 - Все же без подготовки... К тому же аэродром маленький. Вдруг не рассчитаю?

 - Не будь балластом, пораскинь мозгами, - подстегнул молчавший до этого Гаврилов, чувствуя, что Чистякову нужен толчок.

 Он напоминал человека, стоящего на берегу. В то время как один решительно нырнул с разбегу, другой, чуть замочив ноги, похлопывает себя мокрыми ладонями, поеживаясь от холода, а третий ждет толчка. Толкни его, он, исчезнув в брызгах, фыркнет, зальется восторженным смехом от жгучего ощущения внезапного падения. Вынырнет, все еще хохоча и создавая вокруг себя веселую суматоху.

 И вот "Сокол" на старте. Вновь испеченный планерист-испытатель, он же ведущий инженер, усаживается в машину. Большого энтузиазма на его лице что-то незаметно.

 Даю ему последние инструкции. Трос прицеплен к планеру, я иду на самолет. Шагаю и думаю: "Черт возьми! Может, действительно легкомысленно... Так, с одного полета... Есть еще время отменить, сказать, что пошутил. Нет уж, толчок сделан, и пусть себе плавает... и фыркает!"

 Минут через сорок Леня стоит у своего планера. Спешу его поздравить с первым вылетом. У него лицо счастливца.

 Все оказалось в лучшем виде. Правда, аэродрома действительно для первого раза было маловато. Дальше пойдет лучше.

 Испытания одиннадцатиместного "Орла" мы проводили вместе с военными. "Орел" был деревянным планером, впрочем, как и все десантные планеры того времени. Под его низким крылом крепилось сбрасывающееся шасси. После взлета, когда я поворачивал специальный рычаг, стойки с колесами соскакивали с замков и летели вниз. От удара о землю они подпрыгивали, кувыркались и долго еще катились по аэродрому вдогонку улетающему планеру.

 Планер прост, нет двигателей и сложных систем. Испытания его относительно уже. Для десантного планера, правда, помимо определения летных качеств, нужно узнать еще кое-что - к примеру, удобно ли работать десантникам, быстро ли они могут при необходимости выброситься с парашютами, и так далее.

 В совместных испытаниях "Орла" дело шло быстро, военные были с нами бок о бок, и для "примерки" не нужно было ходить далеко.

 Однажды все вместе мы отправились выбирать площадку для посадки. И интересы сторон разошлись. Военные хотели создать труднейшие условия для испытаний - подобрать площадку как можно хуже.

 Инженеры стремились подыскать площадку поровней.

 Сделанное своими руками всегда дороже.

 - "Рациональное зерно" десантного планера тем крупнее, чем выше кочки, на которые он сядет, - изрек один из представителей воздушнодесантных войск. - Лучше бы это были вон те пеньки, - закончил он с обаятельной улыбкой, показывая свежие порубки на краю леса.

 - За это покорнейше благодарим, товарищ капитан, - сказал наш ведущий инженер С. В. Чистов, человек решительный, в прошлом отчаянный мотогонщик.

 - На пеньки - пожалуйста, - продолжал он, уже смеясь. - Для вас можем сесть и на пеньки. Будете в россыпи покупать планер?..

 Нет. Решили не разбивать машину и заменили пни кочками болота. Они не оказались пухом, но планер остался цел.

 Примерно через год заказчики из воздушнодесантных войск все же испытали посадку одного планера на пни. Не знаю, что от него осталось, но летчики не пострадали; это и требовалось доказать.

 Неизгладимо в памяти утро 16 октября 1941 года. Мне представляется оно поворотным пунктом, кульминацией наших неудач и размягчения духа.

 15-го вечером я приехал в Москву на Октябрьскую улицу. Окно было плотно завешено одеялом. Отец ходил по комнате, его чисто выбритое лицо осунулось, помрачнело, на лбу так и не разглаживались глубокие складки. Щеки впали, будто они никогда не ведали улыбки. Он то и дело прислушивался к репродуктору на стене, потрескивающему в длинные паузы между тревожной музыкой.

 Отец пытался из скупых моих слов уловить какую-то точку опоры, вернуть былую веру в наше оружие, в нашу силу. Но что я мог сказать? В этот вечер мне и самому была нужна такая опора.

 Мы легли, прослушав ночные известия, они были очень кратки. В голосе диктора, всегда твердом, как символ твердости Родины, пожалуй, впервые улавливались страшные интонации глубокой тоски и подавленности.

 Уже в темноте мы с отцом изредка перебрасывались словами. Я вспомнил о предстоящем завтра вылете на экспериментальном самолете.

 - Знаешь, отец, утром мне предстоит впервые поднять в воздух самолет, созданию которого полгода назад придавалось значение важного открытия в науке.

 Отец без заметного интереса, видимо с трудом отвлекаясь от своих мыслей, спросил:

 - В чем же тут новизна?

 - Видишь ли, на самолете впервые воздух будет обтекать крыло не так, как ему хочется, а так, как нам надо. Это позволит увеличить подъемную силу крыла чуть ли не вдвое.

 Отец помолчал, потом спросил:

 - На нем можно поднять двойную нагрузку?

 - Тут дело шире. Управление слоем воздуха на крыле, по мнению ученых, открывает путь к созданию самолетов, не срывающихся в штопор. Оно таит в себе возможности очень малых взлетных скоростей. Могут быть созданы конструкции, взлетающие почти вертикально. Представляешь, вместо аэродрома всего небольшая площадка - посадка почти без пробега, подобно птице - прямо на точку.

 Отец не ответил. Я заговорил снова:

 - В другое время подобный вылет был бы обставлен как событие первостепенного значения, но сейчас... Кому все это нужно?

 Отец, видно, не хотел меня разубеждать, а может, и задремал. В тишине был слышен только стук будильника. Я тоже стал забываться. Неожиданно отец произнес:

 - Да что ты, это же важно для обороны!

 Я не сразу сообразил, о чем он, но, вспомнив, ответил:

 - Важно-то важно, да как найти в себе дух экспериментировать, когда фашисты под Москвой? Теперь ученые роют окопы, строят укрепления и важней работы не представляют. Нет. Это самолет будущего.

 Мы проснулись, разбуженные голосом диктора. На этот раз он так произнес слова "положение ухудшилось", будто ударил молотком по голове.

 Опомнившись, мы стали одеваться. Я звал отца с собой на аэродром, но он сказал, что пойдет в ополчение.

 Мы простились по-мужски, с чувством, что больше не увидим друг друга.

 Напрасно было ждать трамвая. И я зашагал по темным улицам через Москву.

 На вокзале в темноте платформы краснел тусклый фонарь электрички. Я вошел в тамбур.

 - Вы куда, гражданин? - донеслось из вагона.

 - Как куда? До платформы О...

 - Сходите да поторапливайтесь. Поезд пойдет без остановок. Здесь едут работники Госбанка.

 - Электричка без остановок? - удивился я.

 - Не рассуждайте, к нам прицеплен паровоз.

 Оказавшись вновь на платформе, я заметил другой поезд, с платформы доносились возбужденные голоса.

 Я поспешил туда. Продвигаясь от вагона к вагону в тщетных попытках ухватиться за ручку тамбура, я оказался в голове поезда. Люди волновались неспроста, кто-то крикнул: