Грэм Грин - Наш человек в Гаване

• Название: Наш человек в Гаване
• Автор: Грэм Грин
• Издательство: Правда
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

Признанный классик современной английской литературы Грэм Грин (1904-1991) определял свой роман «Наш человек в Гаване» (1958) как «фантастическую комедию». Опыт работы в британской разведке дал писателю материал, а присущая ему ирония и любовь к фарсу и гротеску позволили создать политический роман, который читается с легкостью детектива.

---

— Как это похоже на Арденнский лес, — с восторгом сказала Милли.

Дуэньи с ней не было: она исчезла после первого же бокала шампанского.

— Не думаю, чтобы в Арденнском лесу были пальмы. Или танцовщицы.

— Ты все понимаешь буквально, папа.

— Вы любите Шекспира? — осведомился у Милли доктор Гассельбахер.

— Нет, не люблю, — слишком уж он поэтичен. Помните, как это у него… Входит гонец. «Направо двинулся с войсками герцог мой». — «Тогда мы с радостью пойдем за ним на бой».

— Да какой же это Шекспир?!

— Очень похоже на Шекспира.

— Милли, не болтай глупостей!

— По-моему, Арденнский лес тоже из Шекспира, — сказал доктор Гассельбахер.

— Да, но я читаю только «Шекспира для детей» Лэма. Он выбросил всех гонцов, кое-каких герцогов и почти всю поэзию.

— Вы проходите Лэма в школе?

— Нет, я нашла книгу у папы.

— Вы читаете «Шекспира для детей», мистер Уормолд? — спросил с некоторым удивлением доктор Гассельбахер.

— Нет, нет, что вы. Разумеется, нет. Я купил эту книгу для Милли.

— Почему же ты так рассердился, когда я ее взяла?

— Я не рассердился. Просто не люблю, когда ты роешься в моих вещах… в вещах, которые тебя не касаются.

— Можно подумать, что я за тобой шпионю, — сказала Милли.

— Милли, детка, пожалуйста, не будем ссориться в день твоего рождения. Ты совсем не обращаешь внимания на доктора Гассельбахера.

— Отчего вы сегодня такой молчаливый, доктор Гассельбахер? — спросила Милли, наливая себе второй бокал шампанского.

— Дайте мне как-нибудь вашего Лэма, Милли. Мне тоже трудно читать настоящего Шекспира.

Какой-то очень маленький человек в очень узком мундире помахал им рукой.

— Вы чем-то расстроены, доктор Гассельбахер?

— Чем я могу быть расстроен в день вашего рождения, дорогая Милли? Разве только тем, что прошло так много лет.

— А семнадцать — это очень много лет?

— Для меня они прошли слишком быстро.

Человек в узком мундире подошел к их столику и отвесил поклон. Лицо его было изрыто оспой и напоминало разъеденные солью колонны на приморском бульваре. Он держал в руках стул, который был чуть пониже его самого.

— Папа, это капитан Сегура.

— Разрешите присесть?

Не дожидаясь ответа Уормолда, он расположился между Милли и доктором Гассельбахером.

— Я очень рад познакомиться с отцом Милли, — сказал он. Сегура был наглецом, но таким непринужденным и стремительным, что не успевали вы на него обидеться, как он уже давал новый повод для возмущения. — Представьте меня вашему приятелю, Милли.

— Это доктор Гассельбахер.

Капитан Сегура не обратил на доктора Гассельбахера никакого внимания и наполнил бокал Милли. Он подозвал лакея.

— Еще бутылку.

— Мы уже собираемся уходить, капитан Сегура, — сказал Уормолд.

— Ерунда. Вы мои гости. Сейчас только начало первого.

Уормолд задел рукавом бокал. Он упал и разбился вдребезги, как и надежда повеселиться сегодня вечером.

— Человек, другой бокал!

Склонившись к Милли и повернувшись спиной к доктору Гассельбахеру, Сегура стал напевать вполголоса «Я сорвал в саду розочку».

— Вы очень плохо себя ведете, — сказала Милли.

— Плохо? По отношению к вам?

— По отношению ко всем нам. Папа сегодня празднует мой день рождения, мне уже семнадцать. И мы его гости, а не ваши.

— Ваш день рождения? Тогда вы, безусловно, мои гости. Я приглашу к нашему столику танцовщиц.

— Нам не нужно никаких танцовщиц, — сказала Милли.

— Я попал в немилость?

— Да.

— А, — сказал он с видимым удовольствием, — это потому, что я сегодня не ждал около школы, чтобы вас подвезти. Но иногда я вынужден вспоминать и о службе в полиции. Человек, скажите дирижеру, чтобы сыграли туш «С днем рождения поздравляю».

— Не смейте, — сказала Милли. — Как вы можете быть таким… таким пошляком!

— Я? Пошляк? — Капитан Сегура расхохотался от души. — Какая она у вас шалунья, — оказал он Уормолду. — Я тоже люблю пошалить. Вот почему нам с ней так весело.

— Она мне рассказывала, что у вас есть портсигар из человеческой кожи.

— Если бы вы знали, как она всегда меня этим дразнит. А я ей говорю, что из ее кожи получится прелестный…

Доктор Гассельбахер резко поднялся.

— Пойду погляжу на рулетку, — сказал он.

— Я ему не понравился? — спросил капитан Сегура. — Может быть, он ваш старый поклонник, Милли? Очень старый поклонник, ха-ха-ха!

— Он наш старый друг, — сказал Уормолд.

— Но мы-то с вами, мистер Уормолд, знаем, что дружбы между мужчиной и женщиной не бывает.

— Милли еще не женщина.

— Вы судите как отец, мистер Уормолд. Ни один отец не знает своей дочери.

Уормолд смерил взглядом расстояние от бутылки шампанского до головы капитана Сегуры. У него появилось мучительное желание соединить эти два предмета друг с другом. За столиком позади капитана совершенно незнакомая Уормолду молодая женщина серьезно и одобрительно кивнула ему головой. Он взялся за бутылку шампанского, и она кивнула снова. Уормолд подумал, что она, наверно, так же умна, как и хороша, если безошибочно читает его мысли. Он позавидовал ее спутникам — двум летчикам и стюардессе голландской авиакомпании.

— Пойдемте потанцуем, Милли, — сказал капитан Сегура, — сделайте вид, что вы меня простили.

— Я не хочу танцевать.

— Клянусь, завтра я буду ждать вас у монастырских ворот.

Уормолд беспомощно махнул рукой, словно хотел сказать: «У меня духа не хватит. Помогите». Молодая женщина внимательно за ним следила: ему казалось, что она обдумывает создавшуюся ситуацию и всякое ее решение будет окончательным, потребует немедленных действий. Она выпустила из сифона немного содовой воды в свой бокал с виски.

— Ну пойдемте же, Милли. Не надо портить мой праздник.

— Это не ваш праздник. А папин.

— Какая вы злопамятная. Неужели, детка, вы не понимаете, что работа иногда бывает важнее даже вас?

Молодая женщина за спиной капитана Сегуры повернула носик сифона в его сторону.

— Не надо, — невольно сказал Уормолд. — Не надо.

Носик сифона был направлен вверх, прямо в шею капитана Сегуры. Палец она держала наготове. Уормолду стало обидно, что такая хорошенькая женщина смотрит на него с презрением. Он сказал:

— Да. Пожалуйста. Да.

И она нажала на рычажок. Струя содовой воды с шипением ударила капитана Сегуру в затылок и потекла ему за воротник. Откуда-то из-за столиков послышался голос доктора Гассельбахера: «Браво». Капитан Сегура выругался.

— Извините, — сказала молодая женщина. — Я хотела налить себе в виски.

— Себе в виски?

— В «Хейга с ямочками», — сказала она.

Милли захихикала.

Капитан Сегура сухо поклонился. Глядя на его маленькую фигурку, трудно было догадаться, как он опасен, — ведь только выпив, понимаешь, как крепок напиток.

Доктор Гассельбахер сказал:

— Мадам, у вас пустой сифон, позвольте принести вам другой.

Голландцы за ее столиком переговаривались смущенным шепотом.

— Пожалуй, мне опасно доверять такую вещь, как сифон, — сказала молодая женщина.

Капитан Сегура выдавил на своем лице улыбку. Казалось, она появилась не на том месте, где надо, — так случается с зубной пастой, когда лопнет тюбик.

— В первый раз в жизни мне выстрелили в спину, — сказал он. — Я рад, что стреляла женщина. — Он отлично вышел из положения; вода все еще капала у него с волос, а воротничок превратился в тряпку. — В другое время я захотел бы взять реванш, — добавил он, — но мне давно пора в казармы. Надеюсь, мы еще увидимся.

— Я не собираюсь уезжать, — сказала молодая женщина.

— Вы приехали отдохнуть?

— Нет. Работать.

— Если у вас будут затруднения с визой, — многозначительно сказал он, — приходите ко мне… До свидания, Милли. До свидания, мистер Уормолд. Я скажу лакею, что вы мои гости. Заказывайте все, что хотите.

— Такой уход делает ему честь, — заметила молодая женщина.

— Ваша меткость делает честь вам.

— Ударить его бутылкой шампанского было бы, пожалуй, слишком. Кто он такой?

— Его зовут Кровавым Стервятником.

— Он пытает заключенных, — сказала Милли.

— Кажется, я с ним подружилась.

— На вашем месте я бы на это не очень рассчитывал, — сказал доктор Гассельбахер.

Они сдвинули столики. Оба летчика поклонились и назвали трудно произносимые фамилии. Доктор Гассельбахер сказал голландцам с нескрываемым ужасом:

— Вы пьете кока-колу!

— Ничего не поделаешь. В три тридцать мы вылетаем в Монреаль.

Уормолд заметил:

— Раз платить будет капитан Сегура, давайте закажем еще шампанского. И еще кока-колы.

— Кажется, я уже больше не могу пить кока-колу, а ты, Ганс?

— Я бы выпил стаканчик «болса» [21], — сказал тот, который был помоложе.

— Не раньше Амстердама, — твердо заявила стюардесса.

Молодой пилот шепнул Уормолду: