Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

• Название: Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Альтернативная история

Эта книга никогда не была предназначена для коммерческой публикации (в отличие от остальных моих книг — каюсь в гордыне…) Поэтому сюжеты и образы из неё могут встречаться моим читателям в других моих произведениях. Роман написан полностью, но, к сожалению, в те времена, когда у меня не было компьютера, и это занятие меня угнетает — переписывать с бумажных листов в файл. Тем не менее, перед вами — вполне самостоятельный роман. Точнее — первая его часть. Откройте его. Может быть, он вам понравится.

---

— Знаю, — спокойно ответил я. — Я живучий. И потом — с моей стороны было бы хамством умереть, если ты…

Я умолк. Опять словно перегородка в горле опустилась.

— Что умолк, мастер клинка? — я не мог понять, насмешка в её голосе, или что?

— Так меня называют? Зря, — ответил я.

— А по-моему — нет, — ответила Танюшка, а у меня не получалось понять и то, доволен я

178.

именением темы, или нет? — Послушай, помнишь, как нам не хватило места на танцплощадке, и ты начал танцевать прямо в аллее?

— Один из немногих случаев, когда ты завела меня на танец, — я улыбнулся. — Правда, это не танец, а так… ритмичное подёргиванье.

— Всё равно… А через две минуты танцевала вся аллея… Скажи, Олег, — она пошевелилась, — ты ощущал гордость, что люди делают то же, что и ты?

— Я это в одном кино видел, — признался я. — Не помню, в каком. И повторил… Нет, какая гордость? Я же для тебя танцевал, не для них. Даже не для себя… Да и вообще, я не люблю кого-то вести за собой. Это значит — отвечать, а отвечать очень трудно… Теперь я это точно знаю.

— А ты правда не чувствуешь, как пахнут цветы? — тихо спросила Танюшка.

— Я не различаю, как они пахнут. Тань, ты единственный человек, которому я их дарил. Просто потому, что тебе нравятся цветы… Знаешь, Тань, когда тебя нет рядом — я не существую.

СКАЗАНО.

— Ты меня видишь? — спросила Танюшка.

— Нет, — чуть пошевелил я головой.

— Поверни голову, — попросила она.

Я повернул. И поймал её губы своими. Так получилось, только Танюшка этого и хотела. А я… я не знаю, хотел ли я этого. Я об этом вообще не думал, и сказал, когда Танюшка чуть отстранилась — первое, что пришло в голову:

— Обжёгся… А почему мы раньше не целовались?

— Потому что впереди было много времени, — мудро и спокойно ответила она. И добавила: — У тебя губы пахнут морозом. И ещё травой. Полынью.

— А у тебя молоком, — прошептал я и сам не заметил, как мы поцеловались опять. — Спасибо, Тань.

— Не за что, мой рыцарь, — отозвалась она. — Давай спать. Может быть, утром будет лето?

— Может быть, — согласился я.

Игорь Кохановский

— Я заметила однажды,

Что весной кусты сирени

Расцвели, как будто в мае —

веришь ты, или нет?

Веришь мне — или нет?

— Я тебе, конечно, верю.

Никакого нет сомненья!

Я и сам всё это видел,

только это наш секрет!

Наш с тобою секрет…

— А недавно я видала,

Как луна в сосновых ветках

Заблудилась и заснула —

ты мне веришь, или нет?

Веришь — или нет?

— Я тебе, конечно, верю,

Я и сам всё это видел

Из окошка в прошлый вечер —

это наш с тобой секрет.

Наш с тобой секрет…

— А во время звездопада

Я видала, как по небу

Две звезды летели рядом —

ты мне веришь, или нет?

Веришь — или нет?

— Я тебе, конечно, верю,

Разве могут быть сомненья?!

Я и сам всё это видел —

это наш с тобой секрет.

Наш большой секрет!

179.

* * *

Проснулся я от того, что ощутил — пора просыпаться; неясно, почему, но отчётливо. Танюшка сопела рядом. Было тепло в мешке, но лицом я, подняв клапан, ощутил резкий холод. Снаружи стояла тишь, но в то же время накатывало на меня какое-то напряжение. На миг мне представились негры — стоят снаружи и рассматривают наши глупо брошенные лыжи. Наши предки верили, что злые духи караулят тех, кто счастлив, чтобы нанести удар, когда человеку хорошо…

Своих часов я не видел, но, кажется, уже начинало светать, а значит — было холоднее всего. Я начал выбираться из спальника. Танька тихо застонала, пробормотала: "Ну куда ты?.." Я ничего не ответил, а девчонка толком не проснулась. Я ощупью нашарил палаш и дагу. Попался под руку наган, но я не был уверен, что он сработает на таком морозе. Кое-как развернувшись в тесной тёмной норе, я собрался и толчком выбросил наружу закрывавший вход блок.

В меня вонзились два ножа. Один — в глаза: ослепительно-алым утренним сиянием полыхали снега. Второй — в лёгкие: ледяной воздух вошёл внутрь, как безжалостный остро заточенный гвоздь. Окажись вокруг негры — я был бы убит на месте. Меня парализовало.

Негров снаружи не было. Но и пустоты не было тоже.

Около наших лыж — всего в трёх шагах от меня — как-то по-звериному и в то же время очень ловко-пластично сидел на корточках, упираясь левой рукой в снег, белый мальчишка помладше меня. Чуть шевелился мех на отброшенном на плечи широком капюшоне куртки. На длинных каштановых волосах серебрился иней. С узкого, смуглого от ветра и мороза, правильного лица прямо на меня смотрели большие голубые глаза. За левым плечом поднималась рукоять меча-бастарда. Широкие — шире наших — лыжи и хорошо увязанный вещевой мешок лежали возле наших лыж.

Взвихрился сухой пылью снег — мальчишка кувыркнулся назад, выхватывая меч и вскакивая на ноги; всё это — одновременно. Я тоже рванулся наружу и сразу вбок, рывками отбрасывая в стороны ножны с клинков. И моё, и его движения были скорей рефлекторными, но уже в следующий миг в морозном воздухе звонко пропела столкнувшаяся сталь, брызнули бледные солнечные искры. Второй удар! Третий! Я даже не понимал, почему дерёмся — просто отбивал и наносил удары, стараясь не поскользнуться. Голубоглазый ловко и быстро крутил тяжёлым мечом. Краем глаза я заметил Танюшку — она выбралась наружу тоже и — умница! — не отвлекала меня криками, а стояла на колене возле нашей норы, держа наготове аркебузу. Мой противник это тоже видел — старался быть за мной, как за щитом — и пока ему это удавалось. Но я видел и другое — он как-то сразу устал и два или три раза вместо ответной атаки на отбитую мою просто отскакивал и переводил дух, даже опуская меч. Я мог бы его достать — уж один раз такой был точно! — вот только внезапно мне расхотелось его убивать. Поэтому второй раз, когда он неудачно отшагнул, тяжело дыша, я бросился вперёд, складываясь пополам, резко распрямился, ударом спины снизу вышиб из рук меч — бастард улетел далеко в сторону, с хрустом вонзился в плотный снег. Тот же удар опрокинул мальчишку на спину, и я пресёк его попытку вскочить лёгким толчком палаша в горло. В первый миг мне показалось — сейчас он рванётся на палаш, накалываясь сам… но в следующий миг обмяк, на секунду прикрыл глаза, устало вздохнул. Потом вновь поднял ресницы, скривил тёмные, в трещинах губы и сказал по-английски — быстро, но я понял:

— Ты бы не так быстро свалил меня с ног, если бы я последний месяц ел досыта…

— Я бы и вовсе не стал тебя трогать, не бросься ты на меня с мечом, — тщательно подбирая слова, возразил я.

Подошла Танюшка, настороженно держа наготове аркебузу. Встала рядом, глядя сверху вниз.

180.

— Я хожу осторожно, — усмехнулся мальчишка, легко переходя на правильный русский. — Не ломай язык, я знаю по-вашему… Ты меня убъёшь, или дашь встать? Если убъёшь, то давай быстрей, холодно лежать.

— Олег, не трогай его, — попросила Татьяна. Я посмотрел на неё, улыбнулся и, получив улыбку в ответ, убрал клинок.

— Вставай.

Я видел, что мальчишка хотел вскочить прыжком… но только напрягся, а потом тяжело поднялся, помогая себе рукой, упёртой в колено. И только теперь я заметил, что он худой — нехорошо худой, не худощавый, а именно худой — и одежда болтается на теле. Но, встав на ноги, он улыбнулся спокойно и с достоинством:

— Значит, тебя зовут Олег, — уточнил он, и в глазах у него не было страха или даже досады. — Меня зовут Джек Сойер, а ещё называют Путешественник. Я англичанин. А как зовут твою девушку, Олег?

Мы переглянулись, и я почувстовал, что невольно улыбаюсь. Танюшка осталась внешне спокойной, но глаза — глаза её сияли, как два изумруда, через которые пропустили свет.

Я повернулся к Джеку:

— Мою девушку зовут Таня, англичанин.

* * *

Путешественник Джек оказался действительно голодным. Когда мы развели костёр и выложили припасы, он с трудом смог отвести от них взгляд. Но вежливо помедлил, прежде чем приняться за еду — и вот тут удержаться уже не смог, начал мести так, что Танюшка округлила глаза и пододвинула ему половину своей порции (а я подсунул половину своей для неё). Ни разу в жизни — даже здесь — мы не видели по-настоящему голодного человека и прямо как-то оробели, если честно.

— Я ем, как свинья, простите, — Джек оторвался от еды и заставил себя протянуть руки к огню, весело плясавшему на настиле из толстых сучьев за снежными блоками. — Но я за последний месяц ел всего четыре или пять раз. Ни разу — досыта. У меня давным-давно не было такой скверной зимы, — и он засмеялся, как будто речь шла о чём-то забавном.

— Давным-давно? — переспросил я. — Сколько же ты здесь?

— Порядком, — ответил Джек.