Валерий Демин - Лев Гумилев

• Название: Лев Гумилев
• Автор: Валерий Демин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5235-03099-2

 Книга доктора философских наук В.Н.Демина (1942-2006) посвящена выдающемуся мыслителю Льву Николаевичу Гумилёву (1912-1992) - сыну поэтов Серебряного века - Николая Гумилева и Анны Ахматовой. Пройдя через многие годы тюрем и лагерей, непризнания и обструкции, он стал одним из самых авторитетных историков и философов нашего времени, определивших развитие науки XXI века. Автор книги раскрывает идейные корни и различные аспекты космистских взглядов Л.Н.Гумилева, основанных на учении о биосфере и ноосфере, евразийской теории и концепции пассионарности. Опираясь на фундаментальные труды ученого, он анализирует его исследования и оригинальные выводы в области мировой и русской истории, показывает непреходящее значение его идейного наследия для современности и науки завтрашнего дня.

---

Так в разных городах истерзанной России по инициативе снизу началось формирование второго по счету народного ополчения. Возглавить войско единодушно предложили популярному в народе князю Пожарскому, лечившемуся после тяжелого ранения неподалеку от Нижнего Новгорода. Кузьма Минин стал его правой рукой. Оба предводителя народного ополчения — Минин и Пожарский — находились на вершине своего пассионарного подъема. Воодушевление вождей передавалось тысячам ополченцев. Наступил великий миг пассионарного пробуждения народа. Неверие, апа­тия, уныние испарились, каждый ощущал в себе небывалые силы и способности к ратным подвигам — как будто мать-земля передавала энергию своим детям. Ситуация заставля­ла действовать решительно и быстро. Ополчение срочно устремилось к Москве, дабы не дать соединиться засевшему в Кремле польскому гарнизону с двигающейся ему на помощь 20 –тысячной армией литовского гетмана Ходкевича, на треть состоявшей из запорожских казаков. В кровопролитных боях за Москву в августе 1612 года армия Ходкевича была наголову разбита. В уличных боях сражаться иногда приходилось за каждый дом, точнее — за то, что от него осталось: после прошлогоднего пожара, устроенного поляками, столица практически не восстанавливалась. Тогда же, в ходе уличных схваток, произошло примирение и объединение ополченцев с казацкими отрядами князя Трубецкого, действовавшего до этого автономно (их основу составляли донцы, не пожелавшие оставаться под началом предателя Заруцкого).

После разгрома армии Ходкевича и захвата обоза с провиантом для осажденных в Кремле поляков патриотические силы осадили центр столицы и 22 октября 1612 года вытеснили польские войска из Китай-города. Первое, что увидели ополченцы, – огромные котлы, в которых варилось человеческое мясо: польский гарнизон погибал от голода и дошел до людоедства. Вскоре поляки вынуждены были подписать договор о капитуляции, покинуть Кремль и сдаться на милость победителей. Милость оказалась весьма условной.

Россия была спасена — не боярами, не царем и не иноземным королевичем, а самим народом. Летописцы показали, что в дни трагических испытаний народ способен сам решить свою судьбу — при условии, что пассионарный подъем и вектор его устремлений совпадут с вектором сил и энергетикой, закономерности которых продиктованы ноосферным полем Земли, Солнца и всего Космоса. Однако инертная и даже энергетически насыщенная масса ничто без вождя. И в случае необходимости (особенно когда речь идет о выживании нации) вождь-пассионарий самозарождается в народной гуще. Смутное время породило несколько таких вождей. Некоторые из них погибли в самом начале предназначенного им судьбой тернистого пути (Михаил Скопин-Шуйский и Прокопий Ляпунов). Некоторые же сумели выстоять до конца и преодолеть все препятствия на многотрудном пути выпавших им испытаний. Двум из них — вечная слава и благодарность спасенной отчизны. Их имена высечены на символическом двухфигурном памятнике, украшающем ныне главную площадь Москвы: «Гражданину Минину и князю Пожарскому — благодарная Россия».

Смутное время, как известно, завершилось избранием на трон юного царя Михаила Федоровича и воцарением династии Романовых. Можно ли их считать пассионарными личностями? Очень избирательно! Казалось бы, никаких сомнений не должна вызывать гигантская фигура Петра I. Но у Л. Н. Гумилёва на сей счет иная точка зрения: он считает преобразователя России не пассионарной, а просто волевой, целеустремленной личностью. Гумилёв полагал, во время путешествия в Европу на Петра произвела неизгладимое впечатление жизнь в Голландии. Именно здесь молодого царя захватили великие преобразовательные планы: сделать из России такую же «цивилизованную» державу, построить такой же морской флот и развить коммерцию. Правда, для воплощения царской мечты надо было воевать со Швецией за выход к Балтийскому морю, но это считалось задачей своевременной и благородной.

С этнологической точки зрения, возникновение петровкой мечты вполне естественно. Петр, как и его соратники, принадлежал своему этносу, переживавшему в XVII веке максимум пассионарности — акматическую фазу, малоблагоприятную для жизни простых людей, насыщенную конфликтами и всяческими безобразиями. Человеку, видевшему ребенком кровавые стрелецкие расправы, слышавшему ожесточенные споры о вере, вынужденному постоянно бороться за свою жизнь в дворцовых интригах, тихая, спокойная жизнь Голландии, находившейся в инерционной фазе, действительно должна была показаться сказкой. Стремление Петра подражать голландцам, пишет Гумилёв, напоминает поступок пятилетней девочки, надевающей мамину шляпку и красящей губы, чтобы быть похожей на свою любимую маму. Но как шляпка и помада не делают ребенка взрослой женщиной, так и заимствование европейских нравов не могло сменить фазы русского этногенеза.

По Гумилёву, пассионарную доминанту в эпоху Петровских реформ обеспечил не сам царь, а его окружение. Он называет ряд имен «птенцов гнезда Петрова» — Меншикова, Ромодановского, Кикина. Но уже на них сказалось снижение общего уровня пассионарности. Новые люди, пришедшие с Петром к управлению страной, почти все оказались карьеристы и казнокрады. Взятки, коррупция достигли при «преобразователе» такого размаха, какого в XVII веке бояре и представить себе не могли. Достаточно вспомнить любимца Петра, талантливого полководца Александра Меншикова. При строительстве новой столицы — Санкт-Петербурга — роскошное здание Двенадцати коллегий, которое должно было украшать набережную Невы, оказалось повернутым к реке торцом только потому, что петербургский генерал-губернатор Меншиков решил на месте правительственного здания выстроить себе дворец. Деньги на строительство, конечно, изымались из казны.

Однако уместно поспорить о самом Петре и его пассионарных качествах. Петр I не был типичным Романовым, о чем свидетельствует хотя бы его почти что двухметровый рост. Пассионарный импульс явно не обошел его стороной (как, впрочем, и его сводную сестру — царевну Софью). Кроме того, не следует забывать, что яркой пассионарной личностью был и прадед Петра — патриарх Филарет (в миру Федор Никитич Романов) — один из героев Смутного времени, которому династия Романовых, собственно, и обязана своим звездным восхождением…

* * *

Историческая и этногенетическая концепция Л. Н. Гумилёва неизбежно вызывала (и вызывает по сей день) множество встречных вопросов. Точно предвидя их заранее, ученый во многих случаях постарался дать ответ по существу дела в своих печатных работах (а при жизни — в устных выступлениях). Многого, впрочем, не договаривал, особенно из того, что касалось современности, невероятнейшим образом менявшейся у него на глазах. Никогда он не любил затрагивать эту тему — особенно публично. По собственному горькому опыту знал, чем обычно заканчиваются критические высказывания в адрес власть предержащих или же неблагоприятные для них прогнозы. Излишняя детализация исследуемых исторических явлений также далеко не всегда приводила к желаемым результатам. Наложение и смешение даже двух разных подходов — «мышиной норы» и «птичьего полета» — приводили не к прояснению и упрощению картины прошлого, а, напротив, к ее замутнению и усложнению. Не во всем подтверждались даже наиболее разработанные положения гумилёвского учения.

Так, бросается в глаза определенная непоследовательность в объяснении феномена пассионарности применительно к истории России двух последних веков. Как уже отмечалось выше, из этногенетической схемы Гумилёва вытекает, что начиная с 1800 года и по сей день русская история характеризуется понижением уровня пассионарности, обусловленным наступившей фазой надлома и неизбежным переходом ее в последующие стадии с исчерпанными энергетическими потенциями. На самом деле русская история последних двух веков богата пассионарными событиями ничуть не в меньшей степени, чем в эпоху становления Московского царства или в Смутное время.

Примеры пассионарного всплеска здесь настолько очевидны, что не требуют дополнительных комментариев. Они касаются как российского суперэтноса в целом, так и отдельных пассионарных групп или личностей: всенародный подъем и подвиг в период двух отечественных войн — 1812 года и 1941—1945 годов, — деяния полководцев — Кутузова, Нахимова, Скобелева, Жукова, творческие группы «передвижников» и «Могучей кучки», гиганты русской культуры и науки — Пушкин и Лев Толстой, Менделеев и Циолковский, первопроходцы-пассионарии — Пржевальский и Георгий Седов (список этот можно продолжать неограниченно) Невозможно также отрицать, что в годы революций также аккумулируется (с последующим мощным разряжением) пассионарная энергия масс и когорты выдающихся вождей. Правда, Л. Н. Гумилёв предусмотрел одно отступление от общей линии понижения пассионарности — возврат якобы к прежнему состоянию, который он назвал этнической регенерацией . С ее помощью ученый объяснял появления пассионарных очагов и лиц там и тогда, где их, согласно общей теории фазовой эволюции этногенеза, вроде бы не должно было бы быть совсем.