Джеймс Бейкер - Инжектором втиснутые сны

• Название: Инжектором втиснутые сны
• Автор: Джеймс Бейкер
• Издательство: АСТ, Адаптек
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-040219-8, 5-93827-080-4

«ИНЖЕКТОРОМ ВТИСНУТЫЕ СНЫ» — культовая классика, основанная на истории легендарного продюсера Фила Спектора.

Популярный ди-джей Скотт Кокрейн влюбляется, как мальчишка, в женщину, внешне необычайно похожую на его первую девушку, пропавшую без вести двадцать лет назад.

Бывшая звезда женской рок-группы Stingrays, а ныне жена культового рок-композитора 60-х Денниса Контрелла, прозванного Вагнером поп-музыки, последние двадцать лет живет в особняке со своим мужем в Лос-Анджелесе, отгородившись от всего мира. Их связывают сложные напряженные отношения, в которые оказывается втянут Скотт. Перед ним постепенно раскрываются зловещие тайны чужой семьи, причудливо переплетенные с его собственной судьбой — вплоть до окрашенной трагизмом развязки.

---

Следующая выбранная ею песня меня встревожила. «Hurt»[299] Тими Юро — возможно, эта песня была квинтэссенцией романтических страданий всех времен. Это должно было быть шуткой, верно же? Но, добавляя вино в сковороду с мясом, я хорошо видел ее лицо — в ее глазах блестели настоящие слезы. Она подошла к строчке «Мне больно… больше, чем ты… можешь представить…» — и, Боже мой, слеза на самом деле покатилась по ее щеке.

«Мне так больно… — продолжала она стенать, — потому… что я до сих пор люблю тебя».

Нет. Этого не могло быть. Она не думала о нем, этого не могло быть, нет. Но с другой стороны — а если да? У них ведь было очень много общего в самом начале, разве не так? Может, теперь шел отлив, возвращение — и так, пока не закончилась песня. В этом ведь был смысл, да? Мне пришлось признать за ней право пройти через то, через что она считала нужным пройти. И все же меня это пугало. Эмоции женщин порой бывают совершенно непредсказуемы.

Наконец она допела «Hurt» и сделала коротенькую паузу. Если бы это был какой-нибудь концерт, я бы обязательно вставил в этом месте что-нибудь оптимистическое, например, «Brown Sugar»[300] или какую-нибудь бодрую мелодию Дорис Дэй,[301] чтобы все поголовно слушатели не изодрали себе запястья в кровь. Но у нее настроение катилось под гору, и останавливаться она не собиралась.

«Жизнь в детстве… все было так просто…»

О Господи, «Wild Horses». По меньшей мере семь минут романтической панихиды. Закажи еще один тройной и залей стаканчиком красного.

И все же, это было совершенством. Предназначалось оно, конечно, Деннису, тут никаких сомнений не было. Она его изгоняла, как беса. Она словно перенеслась в другой мир и пела там для себя, как, наверное, много раз делала за эти пятнадцать лет, не обращая никакого внимания на мое присутствие. Свет закатного солнца, пробивающийся сквозь листву эвкалиптов и падающий в окно позади нее, окутывал ее мягким ореолом. Она никогда не была так прекрасна.

На последнем, мучительном куплете ее голос сорвался. Я на миг подумал, что она сейчас разразится рыданиями. Но она продолжила душераздирающую волну мучительной боли и закончила песню.

И затихла. Я подумал — может, она теперь споет что-нибудь из своих песен, но, видимо, у нее не было ничего, что могло бы достойно продолжить то, что она только что совершила.

— Это было потрясающе, — наконец произнес я, понимая, что мои слова звучат слишком обыденно, почти бестактно.

— Спасибо, — ответила она и рассмеялась, чтобы рассеять тяжелое чувство, которое оставила песня. — Деннис как-то сделал версию этой песни. С Луизой. Прямо перед «Приливом волны».

— Непохоже, что это песня ей подходит.

— Так и есть. Получилось ужасно. Он наращивал темп, пока она не начала звучать, как обычная ерунда «бум-бряк». Запихал в аранжировку все, что только сумел придумать: барабаны калипсо, марьячес,[302] черт знает сколько скрипок на заднем плане.

Я рассмеялся:

— Похоже, звучало как на его кассете.

Она уставилась на меня:

— Ты о чем? Какая кассета?

Я немедленно почувствовал, что это тема, от которой мне лучше бы держаться подальше.

— Просто кассета, которую он для меня ставил. Последний раз, когда я был у вас в доме.

— Что ты имеешь в виду? Это то, над чем он сейчас работает?

— Ну, наверное, да, — голос у меня был сдавленный, как у Гэри Купера.[303]

— Ты разве ничего из его последних работ не слышала?

Она издала смешок:

— Шутишь, что ли? Он думает, я только несчастья приношу. Он боится, что если я хотя бы взгляну на какую-нибудь из его драгоценных кассет, она тут же автоматически сотрется или что-нибудь в этом роде. Удивительно даже то, что он тебе ее ставил.

— Ну, я-то ему нравлюсь.

— Угу, похоже на то, — ее пальцы побарабанили по крышке пианино. Казалось, она что-то заподозрила и сейчас ожидала лжи. — Ну и как она тебе?

Я пожал плечами:

— Не так плохо, как я ожидал.

— Хочешь сказать, хорошая вещь?

— Нет, что хорошая, тоже не скажу. Над ней еще работать и работать. Вот, например, кое-чего важного там до сих пор не хватает — вокала.

— Нет вокала?

— Пока нет.

Она колебалась:

— Но это — песня? В смысле, нормальная песня, а не просто звуковое месиво?..

— Ну сначала там именно звуковое месиво, а потом оно переходит в нормальную песню.

Она казалась странно заинтересованной, словно я описывал ей никогда не выходивший фильм с Джеймсом Дином.

— А он говорил, кому планирует отдать партию вокала? — Вопрос прозвучал с восхитительной обыденностью, но у меня в мозгу от него словно бомба взорвалась.

— Думаю, он собирается наладить отношения с Луизой…

Она фыркнула:

— Еще чего.

— В какой-то момент он упоминал Карен Карпентер…

— Я серьезно.

— Он, вроде бы, тоже. Еще он упоминал Джоплин. Или, вроде бы, Маму Касс.[304] Думаю, Минни Рипертон[305] в его списке тоже не на последнем месте…

— Скотт…

— Да я правда не знаю. В любом случае, там дорога еще долгая. Он пока что и слов-то не сочинил. С его темпами это займет еще лет десять.

Боже, каким идиотом я себя чувствовал! Почему я боялся сказать ей, что на самом-то деле композиция была замечательной? Неужели я думал, что она тут же бросится обратно, умоляя его позволить петь ей?

Я что, настолько сомневался? Или думал, что она такая дура?

— Ну что ж, зато ты можешь быть уверен вот в чем, — она поднялась и направилась в кухню. — Как бы эта композиция ни была хороша сейчас, он будет мудохаться с ней, пока не испортит ее напрочь. Половина его проблем именно в этом, сам знаешь. Он просто не знает, когда нужно остановиться.

Она подошла к плите и проверила мясо.

— Ну что ж, всегда есть шанс, что он упадет замертво до того, как все окончательно испортит, — сказал я. — И тогда она выйдет как его посмертный шедевр.

Она втянула носом мясной аромат:

— Что, действительно так классно, а?

— Если только тебе нравятся «Edsels»,[306] — я обнял ее сзади.

— Ну так они сейчас стоят недешево, да? В среде коллекционеров.

— Вроде бы да. Правда, достать отдельные вещи — проблема.

Я поцеловал ее в шею. Она положила ладонь мне на руку, словно давая понять — разговор еще не окончен.

— Скотт, помнишь кассету, которую ты завозил тогда к нам домой?

— Да, — в горле у меня снова пересохло.

— Ты ее слушал? — в ее голосе был страх.

— Нет, времени так и не нашлось, — ответил я как можно спокойнее. — С ней просто путаница вышла. Предполагалось, что там записана его музыка. Но он позвонил мне в студию и сказал, чтобы я ее не слушал.

— Он объяснил, почему?

— Нет. Не совсем. Просто сказал, что там записано совсем другое.

Я почувствовал под руками дрожь ее тела. Она выскользнула из моих объятий, беспокойно огляделась в поисках, чем бы заняться, и наконец занялась бутылкой с вином.

— Хорошо, что ты ее не слушал, — сказала она, стоя ко мне спиной и обдирая фольгу с горлышка.

— Это почему же?

— А, да там совершенно стыдный материал, который я записала очень-очень давно. Году в шестьдесят девятом. Отстой полный, просто ужасно. Для соло-альбома, который так никогда и не вышел.

— Если серьезно, то очень жалко, что я эту кассету не послушал. Не могу представить себе, чтобы то, что сделала ты, не было бы по меньшей мере потрясающим, хоть в какой-то степени.

— А, ну есть много такого, о чем ты не знаешь.

Есть ли? И хотел ли я знать?

— Он привык, что я кончаю в самых невообразимых раскладах.

Привык? Еще тогда, в шестьдесят девятом? Неужели запах духов на двухъярусной кровати сохранился там аж с шестьдесят девятого года?

— Да уж, еще бы, — ответил я как сумел беззаботно и поднял крышку посудины с мясом. Вырвался клуб пара, пахнущего бургундским вином.

— У-у, как вкусно пахнет, — сказала она и обняла меня сзади, прижавшись ко мне, вжавшись в меня, словно искала убежища, где можно было бы ни о чем не думать.

— Ага, очень, — согласился я. И поцеловал ее.

После ужина мы уселись на кожаном диване и смотрели по телику фильм «Гиджет».[307]

Смеялись не переставая, на разные голоса добавляли в диалог всякие дурацкие реплики. «Ой, Мундогги, — бойко тараторила она голосом Сандры Ди, — плевать я хотела на серфинг. Я всего лишь хочу, чтобы ты у меня отсосал». «Да ладно тебе, Гидж, — отвечал я голосом Джеймса Дарена[308] под унылый средний план, — он у меня твердый, как утес, и никто нас не видит». Закончилось все тем, что мы катались по дивану и хохотали до боли в животах. Я уже не помнил, когда последний раз так веселился — по-глупому и от всей души.

Во многом вечер был просто замечательным. Совсем как в те времена, когда мы с Черил были вместе, и тоже дурачились и хохотали — однако ни разу за все это время я не вспомнил о Черил, и вечер удался еще и поэтому. Здесь были только я и Шарлен — свободные от призраков, от тягостных раздумий, свободные от прошлого. Только она и я — в этой комнате, на этом диване, следы от «ремингтона» на сучковатых сосновых стенах, мягкий свет из-под янтарного абажура, тупой фильм по телеку. Только мы двое — развлекающие сами себя, счастливые и довольные. Такими мы могли бы быть всю нашу оставшуюся жизнь.