Анри Шарьер - Бабочка

• Название: Бабочка
• Автор: Анри Шарьер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1975

За убийство, которое он не совершал, взломщик сейфов Анри Шарьер приговорен к пожизненному заключению и отправлен на каторгу. Прозванный «Бабочкой» из-за того, что на его груди вытатуирован этот символ, Анри совершает несколько попыток побега. В наказание власти надолго сажают его в карцер, а затем отправляют во Французскую Гвиану на остров Дьявола, со всех сторон окруженный океаном.

Из этой самой страшной каторжной тюрьмы не удавалось бежать ни одному заключенному. Но ничто не может заставить Анри пасть духом и сломить его решимость вырваться на волю…

Вопреки всему Шарьер выстоял, достойно перенес страшные испытания судьбы. Он уверен: «Одно лишь имеет смысл в жизни — никогда не признаваться, что ты побежден, и научиться после каждого падения снова вставать на ноги».

Давид Титиевский: Эту книгу под названием «Папийон» можно увидеть на сайтах Альдебаран, Букс Ру, Фикшнбук. […] Это другой перевод, сделанный лет за двадцать до «Папийона» неизвестным переводчиком. Существенно ли отличается перевод этой книги от другой — не беремся сказать, мы не сравнивали текст от первой до последней страницы. Но, открывая наугад разные главы, мы убеждались, что эта же история рассказана другими словами. […] Со слов Эфраима Бауха в 70-х годах в южном Тель-Авиве некий Даниель Амарилис то ли с целью наживы, то ли с благородной целью пропаганды литературных новинок издал на русском языке целую серию под названием «Библиотека Даниэля Амарилиса». (©belousenko.com)

---

Спрашиваю их:

— Ну что, у вас все в порядке?

Они не отвечают. Я спрашиваю еще раз.

— Порядок?

— Да, — тихо отвечает Матурет.

Целую Кложе в щеку, он смотрит на меня блестящими глазами и улыбается:

— Здравствуй, Бабочка, — говорит он мне — Я кончен, это все.

Через несколько дней он умрет в больнице Королевского острова. Ему было всего тридцать два года.

Подходит комендант:

— Матурет и Кложе, вы вели себя как полагается. Ставлю на ваших карточках отметку: «Поведение хорошее». Ты, Шарьер, совершил большую ошибку, и я отмечаю то, что тебе полагается: «Поведение плохое».

— Простите, комендант, но какую ошибку я совершил?

— Может быть, ты не помнишь сигареты и кокос.

— Разумеется, не помню.

— А на каком режиме тебя держали четыре последних месяца?

— Как это прикажете понимать? На таком же, что и в день прибытия.

— Ну, это уж слишком! А что ты ел вчера?

— Как? Не помню, что именно: может быть, фасоль, может быть, рис в соусе, а может быть, что-то другое.

— Значит, ты ешь по вечерам?

— А ты что думаешь, я выбрасываю свою порцию?

— Нет, сдаюсь. Хорошо, пишу «Поведение хорошее». Ты доволен?

— Разумеется, я ведь ничего не сделал.

Открывается дверь блока, и мы идем в сопровождении надзирателя по тропе, ведущей в лагерь. Смотрим на сверкающее море, на серебристые полоски пены. Перед нами Королевский остров, полный зелени и красных крыш. Я прошу надзирателя разрешить нам посидеть несколько минут. Он разрешает, и мы усаживаемся справа и слева от Кложе. Сами того не замечая, держим друг друга за руки. Надзиратель говорит, наконец:

— Идите ребята, пора спускаться.

Медленно-медленно спускаемся в лагерь. Мы с Матуретом впереди, а за нами несут на носилках нашего угасающего товарища.

Жизнь на Королевском острове

Попав в лагерь, мы были сразу окружены вниманием всех заключенных. Я вижу Пьеро-придурка, Жана Сартра, Колондини, Чиссилио. Когда, в сопровождении двадцати заключенных, мы пересекаем двор и входим в поликлинику, в считанные минуты перед нами появляются сигареты, табак, кофе с молоком, шоколад из чистого какао и другие, совершенно непостижимые вещи. Каждому хочется что-то дать нам. Санитару, делающему Кложе укол адреналина в сердце, очень худой негр говорит:

— Санитар, отдай ему мои витамины, ему они нужны больше, чем мне.

Пьер из Бордо спрашивает меня:

— Хочешь деньги? Я могу собрать перед тем, как вас отправят на Королевский остров.

— Нет, большое спасибо, деньги у меня есть. А ты уверен, что нас пошлют на Королевский остров?

Два часа в поликлинике прошли быстро, сытые и довольные, мы собираемся выехать на Королевский остров. Кложе почти все время лежит с закрытыми глазами. Я подхожу к нему, прикладываю руку к его лбу, и лишь тогда он открывает глаза и говорит:

— Пэпи, дружище, мы настоящие друзья.

— Больше того — мы братья, — ответил я ему.

У выхода из лагеря все желали нам удачи. Пьеро-придурок надел мне на шею мешочек с табаком, сигаретами, шоколадом и коробками молока «Настелла». Санитар Фернандез и один из надзирателей провожали нас к причалу. Последний дает нам направление в больницу Королевского острова. Я начинаю понимать, что санитары Фернандез и Эссари помещают нас в больницу, не посоветовавшись с врачом. Вот и лодка. Шестеро гребцов, двое надзирателей, вооруженных ружьями, на корме лодки, и еще один — у руля. Один из гребцов — Шапар, осужденный за аферу на марсельской бирже. В путь. Весла врезаются в воду. Шапар спрашивает меня:

— Все в порядке, Пэпи? Ты регулярно получал кокос?

— Нет, четыре последних месяца не получал.

— Знаю. Случилось несчастье. Парень вел себя хорошо. Он знал только меня, но не выдал.

— Где он сейчас?

— Умер.

— Не может быть! Отчего?

— Во время пыток ему отбили печень.

И вот, мы прибываем к Королевскому острову — наиболее важному из трех островов Благословения. Судя по часам над пекарней, теперь три часа дня. Два здоровых парня, одетых во все белое, поднимают носилки с Кложе, как перышко, и несут их по тропе, шириной в четыре метра и покрытой щебнем. Время от времени я присаживаюсь на ручку носилок, у изголовья Кложе, и потихонечку глажу его лоб. Матурет держит его руку.

— Это ты, малыш? — шепчет Кложе. Он счастлив видеть нас рядом с собой. Когда мы поднимаемся на самую вершину, мы видим в тени у четырехугольного белого здания всех самых высокопоставленных лиц. Мы подходим к майору Берро, который обращается к нам:

— Изоляция оказалась не слишком тяжелой? Кто там на носилках?

— Это Кложе.

Он смотрит на Кложе и говорит:

— Отведите их в больницу. Когда выйдут, доложите мне, я хочу поговорить с ними перед отправкой в лагерь.

В больнице нас помещают в огромную и хорошо освещенную палату. Кладут в кровати с белоснежными простынями и наволочками. Шатель, санитар из Сен-Лорин де-Марони, занимается Кложе и велит одному из надзирателей сходить за врачом. Тот приходит и после долгого и тщательного осмотра поднимает голову с недовольным выражением лица. Он выписывает рецепты, а потом смотрит на меня.

— Мы с Бабочкой в плохих отношениях, — говорит он Шателю.

— Я удивляюсь, ведь он хороший парень, доктор.

— Может быть, но он слишком упрям.

— Откуда вам это известно?

— Я осматривал его в изоляторе.

— Доктор, — говорю я, — и это вы называете осмотром?

— В приказах управления сказано не открывать дверь заключенного, и потому осмотр производится через окошко.

— Хорошо, доктор, надеюсь, что ты только служишь управлению, а не являешься его частью.

— Поговорим об этом в другой раз. Я постараюсь вылечить тебя и твоего друга. Что касается третьего, то боюсь, уже слишком поздно.

Для нас есть новость: Иисуса, надувшего нас во время побега, убил прокаженный. Имени прокаженного Шатель не помнит, и я думаю, что это один из тех, кто помог нам бежать.

Жизнь на островах Благословения отличается от той, которую я себе представлял. Здесь отбывают наказание, в основном, очень опасные преступники. Еды вдоволь: спирт, сигареты, кофе, шоколад, сахар, мясо, свежие овощи, рыба, раки, кокосовые орехи. Получившие пожизненное заключение не имеют никаких шансов выбраться отсюда и потому очень опасны. Надзиратели и заключенные представляют собой занятную смесь. Жены надзирателей подыскивают себе молодых слуг среди заключенных и часто превращают их в своих любовников. Их зовут «друзьями семьи», и работают они садовниками или поварами, одновременно служа связными между надзирателями и заключенными. Заключенные не относятся враждебно к «друзьям семьи» — благодаря им все имеют возможность торговать — но считают их нечистыми. Ни один из ребят «общества» не согласится на подобную работу. Они стараются выполнять работу, которая не связывает их с надзирателями: работают уборщиками, санитарами, садовниками в тюрьмах, мясниками, пекарями, гребцами, почтальонами и смотрителями маяка. Работают с 7 часов утра до 12 и с 2 часов дня до 6 вечера.

В воскресенье нас навестили Деге и Глиани. В трапезе, которую мы устроили в комнате Шателя, участвовали сам Шатель, Деге, Глиани, Матурет, Гранде и я. Мы разговаривали о побеге, и я выяснил, что Деге решил больше не пытаться бежать. Он ждет известия об уменьшении своего срока на пять лет. Тогда ему останется отсидеть всего четыре года, и он хочет их спокойно отсидеть.

Мой вопрос, откуда проще бежать, застает их врасплох — ни Деге, ни Глиани даже не думали об этом. И Деге, и Глиани предлагают любое место на выбор, и мне остается только выбрать занятие по душе. Гранде предлагает мне половину своего места управляющего играми — это меня вполне устраивает, так как даст возможность хорошо заработать. Оказалось, что это занятие очень интересное, но довольно рискованное.

Деге дает мне пятьсот франков и предлагает использовать эти деньги для игры в покер — в палате устраиваются иногда интересные игры. Гранде дарит мне великолепный нож с костяным лезвием, которое он сам покрыл металлом. Это опасное оружие.

— Будь всегда вооружен — и днем, и ночью.

— А обыски?

— Большинство надзирателей, которые проводят обыски — арабы. У человека, который считается опасным, они никогда не находят оружие.

— Увидимся в лагере.

Мы здесь уже три дня, и большую часть времени я провожу у постели Кложе. Его состояние ухудшается, и он помещен в отдельную палату, где лежит еще один тяжелобольной. Шатель пичкает его морфием и боится, что Кложе не переживет четвертую ночь.

В палате тридцать кроватей, посреди палаты — проход шириной в три метра. Освешают палату две керосиновые лампы. Матурет подходит ко мне и говорит, что в палате играют в покер. Я подхожу к картежникам. Их четверо.