Вероника Кузнецова - Горбун

• Название: Горбун
• Автор: Вероника Кузнецова
• Жанр: Современные любовные романы

---

— Какие ещё произведения вы узнали? — спросил Дружинин, пронизывающе глядя на меня.

— Вы обещали всё сохранить в тайне, — напомнила я.

Дружинин встал, прошёл несколько шагов по аллее, потом вернулся и встал передо мной. Он был очень сердит.

— Вы обещали, — твёрдо повторила я.

— И сожалею об этом, — возразил он.

— Слово — не воробей, — напомнила я.

— Русские поговорки не всегда могут доставить удовольствие, — хмуро заметил он.

Я чувствовала, что ему можно верить и, если он дал обещание, то выполнит его.

— Я не хочу с вами спорить, — сказала я. — Вы уже дали слово, и мы не будем к этому возвращаться.

— Есть другая русская пословица, — объявил Дружинин. — Нашла коса на камень.

— Так не будьте камнем, — попросила я.

— А как насчёт косы? — спросил он, смягчаясь.

— Мне её мама срезала, когда я поступала в институт, — пожаловалась я.

Леонид слабо улыбнулся и сел рядом со мной.

— Вы не ответили, какие ещё произведения вы узнали, — напомнил он. — Не случайно же вы заставили меня пересказывать его повести.

— Я узнала несколько, — ответила я. — Четыре он напечатал фактически целиком, две слегка переработал, а одну сильно изменил. Но три повести он написал сам.

Леонид сразу же пожелал узнать, о каких именно повестях я говорю, и мне пришлось дать полный отчёт, сказав в том числе и о моём отношении к самостоятельным повестям Ларса. Писатель продолжил мою тему о загадочных убийствах и мне понравились две из них, благодаря интересным героям и необычным отношениям между ними, а одна показалось скучной и примитивной.

Дружинин кивнул и проговорил:

— Он поступил подло.

Я была полностью с ним согласна.

— Да, действительно, некрасиво.

— Почему вы не хотите об этом рассказать? Вам так дорого его честное имя?

— Дорого, потому что, во-первых, оно было дорого Нонне…

- А во-вторых?

— Оно до сих пор дорого Ире.

— "В-третьих" есть? — раздражённо спросил он.

— Есть. Понимаете, если бы он сделал это, а своего не мог придумать, то, возможно, его следовало бы разоблачить, но он писал большие серьёзные романы, наверное, много над ними работал, и своё имя он сделал благодаря им, а не моим выдуманным историям.

— Однако ваши истории читают, а его «серьёзные» романы спросом не пользуются, — возразил Леонид.

Не так-то просто было меня разубедить.

— Сейчас, может, и не пользуются, а через десять лет будут признаны гениальными.

— Не будут, — заверил Дружинин и рассмеялся. — Вы не читали ни одной его книги, а говорите так уверенно, словно изучили их все. Говорю вам, что и через десять лет, и через двадцать, и позднее читать их не будут, хотя в них есть свои достоинства. Первый его роман заинтересовал публику, но потом автор стал повторяться, и интерес к нему упал. Ваши повести были очень неожиданны, и о нём вновь заговорили, но потом он продолжил вашу тему. Я пересказывал его повести кратко, выбирая самое лучшее, поэтому вы сумели обнаружить в них кое-что интересное, но когда их читаешь, то это интересное трудно уловить среди затянутых разговоров и описаний. Затем он выпустил очередной сложный роман о безработице и потерпел поражение. Остальные произведения тоже были отвергнуты читателями. Господину Якобсену следовало остановиться на самом первом, действительно, удачном романе и заняться чем-нибудь другим… И не трогать ваши повести.

Последнюю фразу он проговорил с весьма грозным выражением, поэтому я торопливо сказала:

— Сделанного не воротишь, поэтому лучше вам забыть об этих несчастных повестях. И вообще, вас так легко рассердить, что я начинаю жалеть, что рассказала вам правду.

Тучи рассеивались, так и не разразившись грозой, и Дружинин, всё ещё хмурясь и осуждающе покачивая головой, взял мою руку.

— Я сержусь не столько из-за повестей, которые он украл, а в основном из-за его отзыва о них. Вы легко могли разочароваться в своих способностях, перестать писать…

— Какой ужас! — подхватила я. — Ведь тогда вы не смогли бы заглянуть в ту зелёную тетрадь!

Леонид слегка сжал мои пальцы.

— Ладно, не будем говорить о поступке господина Якобсена, — сказал он. — Но, если он напечатал ваши произведения под своим именем, он и должен был отвечать за это, а не пытаться скрыть свой…

Он подбирал слово, точнее всего выражавшее его гнев и презрение, и я поспешила подсказать.

— Грех.

Дружинин метнул на меня уничтожающий взгляд.

— Пусть будет грех, — согласился он. — За свой грех он должен был ответить сам, а не пытаться его скрыть, уничтожив вас. Я не могу его простить или оправдать.

Простить покушение на мою жизнь я могла, но не могла распоряжаться чужими судьбами. Смерть незнакомой девушки, Мартина и особенно Нонны нельзя было оправдать никакими соображениями.

— Если бы вы смогли его оправдать, я бы не сидела здесь с вами, — сказала я.

Никогда не думала, что кто-нибудь когда-нибудь осмелится меня целовать, а я вместо того чтобы возмутиться, оскорбиться или с отвращением отшатнуться, что сделала бы раньше, если бы такой поступок позволил себе даже самый красивый из моих знакомых, буду ощущать счастье от близости некрасивого, горбатого, хромого человека и считать его самым лучшим, самым достойным из всех, кого я знала.

Я не помню отчётливо, как пролетело время, могу лишь сказать, что была счастлива, несмотря на пережитый страх и скорбь по погибшей подруге. Но утром в день отъезда, когда надо было складывать вещи, чтобы не опоздать на поезд, меня охватили сомнения. Мы с Леонидом беззаботно провели последние два дня, разъезжая по окрестностям, но мало что видя вокруг, потому что в основном были поглощены беседами, понятными и интересными только самим влюблённым, но за это время он ни разу не завёл разговор о переезде в Россию, и даже при прощании у веранды не вспомнил, что я должна ехать на другой день. Я тоже по внезапно охватившей меня непонятной нерешительности не напомнила об этом, почему-то полагая, что Дружинин обо всём помнит. Сегодня же меня охватило сомнение и, всё больше замедляя темп сборов, я, наконец, остановилась, мрачно держа в руках книгу, которую собиралась положить в сумку. Чем больше я думала о молчании Леонида, тем подозрительнее оно мне казалось и тем сильнее становился мой страх, что он не поедет в Россию, побоявшись трудностей нашего СНГвского быта.

— Что замерла? — спросила Ира, специально оставшаяся дома, чтобы помочь мне собраться. — Заканчиваем, а то скоро приедет Петер с семейством. Он рвётся с тобой попрощаться. Ханс тоже приедет. Правда, симпатичный парень? По-моему, я ему нравлюсь.

Этого уже мои нервы не могли выдержать.

— Ты хотела наконец-то испечь свой фирменный пирог с яблоками, — напомнила я. — Если ты не примешься за работу, я его не успею попробовать.

— Ты всё равно не сумеешь его оценить. Вот если бы здесь был Душка, он был бы от него без ума. А твой Дромадёр тоже явится? Мне бы не хотелось угощать его своим пирогом.

Меня вновь кольнула нескрываемая неприязнь в голосе Иры, когда она заговорила о Леониде. Мне бы хотелось выяснить, какая чёрная кошка пробежала между моим женихом и моей подругой, но я решила, что лучше не вникать в эту тёмную историю, а вооружаться принципом Дружинина: чем таинственнее выглядят обстоятельства дела, тем больше причин в него не вникать. И всё же мне было неспокойно, особенно теперь. Я рассчитывала объявить Ире о согласии выйти замуж за Леонида перед отъездом, но теперь у меня язык не поворачивался об этом сказать, и я была рада, что не проговорилась о своих чувствах заранее.

— Не знаю. Может, зайдёт…

Я не успела закончить, как приехал сам Дружинин.

— Тяжёлый человек лёгок на помине, — шепнула мне Ира, уходя на кухню и едва удостоив учтиво поздоровавшегося гостя ответом.

— Вы не забыли положить тетрадь? — первым делом спросил Леонид, помогая мне застегнуть молнию. — А то мне нечего будет читать в дороге. Мы летим через пять часов.

— Летим?!

Тут мне припомнилось, что, сделав мне предложение и получив согласие, он, и правда, обсуждал со мной возможность лететь в Москву на самолёте, но больше об этом не было сказано ни слова, и я не подозревала, что Дружинин счёл вопрос решённым. Видно, он принадлежал к тому редкому типу мужчин, которым не требуется повторять одно и то же десятки раз, прежде чем это укрепится в их памяти.

— Разве мы не договорились лететь на самолёте?

— Договорились, но я не знала, что вы возьмёте билеты. Что же мне делать с моим билетом на поезд?

— Выбросьте его.

Как всегда, его советы отличались крайней простотой.

— Я так и сделаю, — согласилась я.

— Нет, — передумал он. — Лучше дайте его мне.

Я молча достала билет и протянула ему. Дружинин внимательно рассмотрел его и с наслаждением порвал. Я была удивлена его странным поступком.