Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

• Название: Три круга Достоевского
• Автор: Юрий Кудрявцев
• Жанр: Научная Фантастика

Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Московского университета

Монография (1-е изд. — 1979 г.) представляет собой попытку целостного рассмотрения мировоззрения Достоевского, одного из наиболее сложных художников-мыслителей. Автор анализирует проблемы событий­ного, социального и философского плана, поднятые Достоевским. Ориги­нальное прочтение произведений Достоевского, новая трактовка наиболее важных художественных образов дают современное понимание многих идей писателя, его философии человека.

Для философов, филологов, всех интересующихся проблемами твор­чества Достоевского.

Научное издание

КУДРЯВЦЕВ Юрий Григорьевич

ТРИ КРУГА ДОСТОЕВСКОГО

Зав. редакцией Н. А. Гуревич

Редактор Ю. С. Ершова

Оформление художника Е. К. Самойлоза

Художественный редактор Л. В. Мухина

Технические редакторы М. Б. Терентьева, Н. И. Смирнова

Корректоры Е. Б. Витю к, С. Ф. Будаева

Сдано в набор03.08.90. Подписано в печать 17.12.90.

Формат 60X9016. Бумага офсет.

Гарнитура литературная. Высокая печать.

Усл. печ л. 25,0 

Тираж 20 000 экз. Зак. 329. Изд. № 1254.

Цена 3 р. 50 к.

Ордена «Знак Почета» издательство Московского университета.

103009, Москва, ул. Герцена, 57.

Типография ордена «Знак Почета» изд-ва MГУ.

119899, Москва, Ленинские горы

ISBN 5 — 211 — 01121 — X

© Издательство Московского

университета, 1979

© Ю. Г. Кудрявцев, 1991 дополнения

---

Произошла осечка. Мышкин избежал опеки. Не все проду­мали. Не к тому обратились. Ошибка. Не надо было связывать­ся с таким непонимающим доктором, а взять другого. И если бы все было в одних руках, в руках более опытных, чем руки Лебедева, то Мышкину не миновать бы желтого домика. Не выставляй свой ум.

А то, что доктора бывают разные, в этом вряд ли стоит сом­неваться. Герой «Игрока» говорил, что в таких делах медицина нередко помогает юриспруденции. Таковы нравы «благоустроен­ного государства».

Один из героев «Идиота», Птицин, в изложенной выше сцене с брошенными ста тысячами, усомнился, в отличие от Епанчина,. в сумасшествии Настасьи Филипповны и заметил: «Н-нет, это, может быть, не совсем сумасшествие» [8, 145]. Он при этом был «бледный как платок»: героиня подсекала его принципы жизни. Но он нашел смелость усомниться не в ее действиях, а в своих.

И задумался, хотя бы на мгновение, не он ли сумасшедший-то? Норма ли его-то разум?

Но это редкое явление. Чаще, однако, свое объявляют нор­мой, а все иное — отклонением от нее. А если норма-то и есть ненормальное? Если сумасшедшим-то и является опекун?

Эта проблема (объявление сумасшедшим) приводит к другой социальной проблеме — к проблеме правосудия.

Правосудие — одна из основных характеристик государства. Оно должно регулировать отношения между людьми, отношения между человеком и обществом.

Достоевский, испытавший на себе суть российского правосу­дия, много внимания после Сибири уделяет этой проблеме.

Писатель показывает, что справедливость регулирования отно­шений зайисит от субъективных качеств вершащих правосудие людей и от сути законов, которыми они руководствуются.

Достоевский фактически показал вдю систему карательных органов, систему, через которую он и сам был пропущен.

До суда человек имеет дело со следствием. Первый следова­тель в произведениях Достоевского — Порфирий Петрович. Знающий свое дело человек, тонкий психолог. Три словесные дуэли его с Раскольниковым обнажили его высокий профессио­нализм. К тому же следователь честен. В последнем романе Дос­тоевского — совсем иные следователи: профессионально не под­готовлены и бесчестны.

Суд над Раскольниковым не показан. Над Карамазовым — да.

Прокурор здесь — в плену стереотипных суждений. Он под­ставляет факты в готовую схему. Профессионально слаб. Все его предположения и утверждения по делу действительности не соот­ветствуют. Он не совсем честен, прибегает к демагогии, к деше­вым внешним приемам. К конкретному делу об убийстве он при­тягивает проблемы внешней политики: учтите, что на Русь смот­рят другие страны, и т. п. Призывая осудить человека, факти­чески невиновного, он называет данный суд «святилищем нашего правосудия». Неспособный опровергнуть доводы адвоката по существу, он намекает на его политическую неблагонадежность. Фактически государственный обвинитель думает не о справедливости, а лишь о себе: не потерять бы место. Прокурор в ро­мане назван нервным и озлобленным — качества не лучшие для человека, причастного к правосудию. Место такого прокурора ближе к скамье подсудимых. Но он обвиняет.

Прокурору противостоит адвокат. Отношение к адвокатам у Достоевского было сложным. Часто он именовал их «нанятая совесть». Но в данном случае адвокат умен и человечен. Он фак­тически единственный, кто верно понял ситуацию, судом разби­раемую. Достоевский дает ему некоторые свои мысли: в част­ности, мысль о том, что при сомнениях в виновности лучше от­пустить несколько виновных, чем осудить одного невиновного.

Однако настораживает одна деталь — ироничные заголовки главок, в которых речь идет об адвокате («Прелюбодей мысли» и т. п.). Это не случайно. Ибо адвокат не во всем на высоте. Он, как и прокурор, прибегает к неэтичным методам: подмарать репутацию свидетелей и т. п. Затем, доказав невиновность под­судимого, он на момент, допускает и его виновность. И замечает, что и в этом случае судить его строго нельзя. Ибо убийство такого отца, как Федор Карамазов, не может считаться отце­убийством. Тут адвокат смыкается с Раскольниковым, с теорией «арифметики». Адвокат сбился с пути. Но, однако, он доказал невиновность.

Дело теперь за присяжными. И они, люди, «никогда не про­читавшие ни одной книжки», осудили невиновного. Они, видимо, не знали, что творили. Профессионально они не подготовлены. Не обладают способностью самостоятельно мыслить. И объек­тивно они оказались людьми бесчестными, ибо, зная свои спо­собности, согласились играть роль судей. Фактически судьи бы­ли рабами установок. Требовались мягкие приговоры — были мягкие. Требовались жесткие — были жесткие. Ветром носимое правосудие.

Суд оказался некомпетентным и бесчестным.

Обнажив недостатки правосудия, Достоевский не выступает против суда присяжных вообще. Он выступает против некомпе­тентности суда присяжных. Люди в нем заняты не своим делом. Среди присяжных были чиновники. Видимо, хорошие чиновники. И вот награда — в присяжные. А не лучше ли было бы преми­ровать их доброкачественными гусиными перьями и оставить на своем месте? Были купцы — им бы набор облегченных гирь и — пусть торгуют. Были крестьяне — им бы в награду лучшую соху и — пусть пашут. Пусть все они делают хорошо свое дело. Вер­шить же суд, где речь нередко идет о «шее человека», должны люди профессионально и нравственно подготовленные. Иначе — суд «демократический», но не правый. А значит, и не демократи­ческий.

Суд неправый зависит во многом от людей бесчестных. Но многое зависит и от сути законов, от их несовершенства. Именно поэтому сбился с пути адвокат в «Братьях Карамазовых».

В «Дневнике писателя» Достоевский много внимания уделил делу Кронеберга. Подсудимый избил своего ребенка. Положение адвоката сложное. Он понимает, что, осудив отца, суд накажет тем самым и потерпевшего (ребенка), тот останется без отца. Польза ребенка — в оправдании отца. И адвокат ради справед­ливости изворачивается и лжет. То есть сам просится на скамью подсудимых. В такое положение он поставлен законом.

Достоевский выделяет две задачи правосудия: по достоинству оценить содеянное и выбрать наказание. Иногда же ради спра­ведливости в наказании адвокат вынужден зло именовать доб­ром. А это говорит о несовершенстве законов.

Призывая к совершенствованию законов, Достоевский гово­рит о необходимости более четкого разграничения преступлений. В частности, он выделяет преступления общечеловеческие и прес­тупления с точки зрения данного общества. То есть разграничи­ваются уголовные, и политические преступления. Первые бесспор­ны. Вторые спорны: трудно сказать, кто есть преступник, — тот, кого судят, или тот, кто судит. Здесь нет четкого критерия прес­тупности. Примечательно, что об этом говорит бывший «полити­ческий преступник».

Далее, Достоевский высказывает мысль о том, что если не учитывать личность преступника, то формально равные наказа­ния за равные преступления будут фактически неравными.

Кроме того, Достоевский говорит о необходимости недву­смысленных формулировок закона.

А пока неправый суд делает свое дело и наполняет остроги не всегда теми, кем нужно. В «Записках из Мертвого дома» Дос­тоевский замечал, что, может быть, в острогах-то не худшие. И это упрек правосудию, ибо в острогах все же должны нахо­диться худшие.

Писатель отмечал, что процент грамотных в остроге выше, чем их процент в обществе. А это противоестественно при пра­вильных социальных условиях. Или не тех отправляют в острог. Или что-то в обществе не в порядке, коль люди, способные глуб­же постигать действительность, совершают преступления. В лю­бом случае — непорядок.

Далее Достоевский отмечает, что призванные исправлять преступника учреждения делают его еще хуже. «Кого когда ис­правила каторга» [1895, 10, 418], — пишет он в «Дневнике пи­сателя». Люди вроде выведенного в «Записках из Мертвого дома» плац-майора просто по своим наклонностям не способны кого-либо перевоспитать в лучшую сторону.

В своем творчестве Достоевский касается и вопроса о снис­хождении государства (сильных) к преступникам (слабым), главным образом к политическим преступникам, проблематичным преступникам. Свои мысли по этому вопросу Достоевский выска­зал в «Дневнике писателя» по поводу французских властей и духовенства, не отметивших важное событие — уход немецких войск из Франции. «Они отказались по поводу этого громадного и радостного для Франции события от самой малейшей амнис­тии, хотя бы только для виду, политическим преступникам — в чем не отказывает ни одно правительство в Европе своим под­данным, во дни великих национальных торжеств или радостей. Одним словом, действовали, презирая среду, с непостижимою уверенностью в своих силах» .[1895, 9, 348].

Таковы взгляды Достоевского на суд и другие карательные органы государства. Он ждет от этих органов, обязанных обес­печить справедливость в обществе, справедливости. Он показы­вает, что положение, при котором палач поставлен в лучшие условия, чем не палач, глупый судит умного, злой — доброго, безнравственный — нравственного, негативно характеризует го­сударство. Среди его граждан при таком положении разлита глу­бокая тоска по справедливости.