Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

• Название: Три круга Достоевского
• Автор: Юрий Кудрявцев
• Жанр: Научная Фантастика

Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Московского университета

Монография (1-е изд. — 1979 г.) представляет собой попытку целостного рассмотрения мировоззрения Достоевского, одного из наиболее сложных художников-мыслителей. Автор анализирует проблемы событий­ного, социального и философского плана, поднятые Достоевским. Ориги­нальное прочтение произведений Достоевского, новая трактовка наиболее важных художественных образов дают современное понимание многих идей писателя, его философии человека.

Для философов, филологов, всех интересующихся проблемами твор­чества Достоевского.

Научное издание

КУДРЯВЦЕВ Юрий Григорьевич

ТРИ КРУГА ДОСТОЕВСКОГО

Зав. редакцией Н. А. Гуревич

Редактор Ю. С. Ершова

Оформление художника Е. К. Самойлоза

Художественный редактор Л. В. Мухина

Технические редакторы М. Б. Терентьева, Н. И. Смирнова

Корректоры Е. Б. Витю к, С. Ф. Будаева

Сдано в набор03.08.90. Подписано в печать 17.12.90.

Формат 60X9016. Бумага офсет.

Гарнитура литературная. Высокая печать.

Усл. печ л. 25,0 

Тираж 20 000 экз. Зак. 329. Изд. № 1254.

Цена 3 р. 50 к.

Ордена «Знак Почета» издательство Московского университета.

103009, Москва, ул. Герцена, 57.

Типография ордена «Знак Почета» изд-ва MГУ.

119899, Москва, Ленинские горы

ISBN 5 — 211 — 01121 — X

© Издательство Московского

университета, 1979

© Ю. Г. Кудрявцев, 1991 дополнения

---

Социальные причины пьянства резко обнажены в «Дневнике писателя». Автор здесь обращает внимание на пьянство фаб­ричных. И если учесть все, что говорилось об их тяжелых усло­виях жизни, то социальность этого явления будет вне сомнений.

В одном из выступлений в «Дневнике писателя» Достоевский вскрывает социальные причины пьянства после реформы — неподготовленность общества к правильной жизненной ориентации своих членов. «Освобожденный великим Монаршим словом на­род наш, неопытный в новой жизни и самобытно еще не живший, начинает первые шаги свои на новом пути: перелом огромный и необыкновенный, почти внезапный, почти невиданный в истории по своей цельности и по своему характеру. Эти первые и уже соб­ственные шаги освобожденного богатыря на новом пути требо­вали большой опасности, чрезвычайной осторожности; а между тем, что встретил наш народ при этих первых шагах. Шаткость высших слоев общества, веками укоренившуюся отчужденность от него нашей интеллигенции (вот это-то самое главное) и в довер­шение — дешевку и жида. Народ закутил и запил — сначала с радости, а потом по привычке. Показали ль ему хоть что-нибудь лучше дешевки? "Развлекли ли, научили ль чему-нибудь? Теперь в иных местностях, во многих даже местностях, кабаки стоят уже не для сотен жителей, а всего для десятков; мало того — для малых десятков. Есть местности, где на полсотни жителей и ка­бак, менее даже чем на полсотни» [1895, 9, 287].

Цитата длинная, понимаю, но необходимая. Из нее видны социальные причины пьянства, обнаженные Достоевским. Это — как следствие крепостничества — неподготовленность народа к само­стоятельности. Отрыв верхов от низов, отсутствие идеалов, спо­собных увлечь народ. Достоевский показывает, что и при «пере­ломе огромном и необыкновенном» не все проблемы решаются сами собою. Некоторые даже усугубляются. И после «перелома» необходима правильная ориентация людей. Многое тут зависит от государства.

Но государство, как показывает художник, ориентирует в про­тивоположную сторону. Оно фактически поощряет пьянство и рост "числа кабаков. Достоевский раскрывает причину этого явления: «Чуть не половина теперешнего бюджета нашего оплачивает вод­ка, т. е. по теперешнему народное пьянство и народный разврат, — стало быть вся народная будущность. Мы, так сказать, будущ­ностью нашею платим за наш величавый бюджет европейской державы. Мы подсекаем дерево в самом корне, чтобы достать по­скорее плод» [1895, 9, 287].

Сегодняшнее величие окупается будущностью нации и разру­шением человека. Достоевский показывает, что это происходит от неумения вести хозяйство страны. А потому и не может быть иной ориентации, кроме как на кабак. Случись так, что люди, все, одновременно, бросили бы пить, то такому государству приш­лось бы заставить их пить силой. Иначе — финансовый крах.

В свете статей «Дневника писателя» можно разомкнуть и круг Мармеладова: определить причину пьянства. Она — социальная.

Государство не думает о будущности народа, художник думает.. Вот его запись в черновиках: «Пьянство. Пусть ему те ра­дуются, которые говорят: чем хуже, тем лучше. Таких теперь . много. Мы же не можем без горя видеть отравленными корни народной силы»[5].

Эта же, по существу, мысль была изложена ;в «Дневнике пи­сателя»: «Ведь иссякает народная сила, глохнет источник буду­щих богатств, бледнеет ум и развитие, — и что вынесут в уме и в сердце своем современные дети народа, взросшие в скверне от­цов своих» [1895, 10, 34 — 35].

Вся надежда Достоевского была не на государство, а на на­род. В государстве он видел рассадник пьянства.

Общество, где пьянство процветает, а отношение к нему в лучшем случае снисходительное, — это больное общество, а ве­личие его мнимое.

Самоубийства, которые так нередки в произведениях Достоевс­кого, имеют более сложные причины, но среди них есть и соци­альные: общность не смогла подсказать человеку иного пути.

К подполью, преступлению, пьянству, самоубийству ведут бесперспективность жизни в обществе, отсутствие целей и надежд. А цели и надежды должно обеспечивать общество. Если же оно их не дает, то оно больное. Не менее оно больное, если дает ложные цели.

Таков путь к наживе. Причины стремлений людей к деньгам социальные. Ибо деньги стали мерилом всех вещей, в том числе и человека. «Деньги есть чеканная свобода...» [4, 17]. Это точка зрения каторжан: деньги — свобода. По Алеше Валковскому, деньги — власть. По Зверкову («Записки из подполья»), день­ги — место на социальной лестнице. По Гане Иволгину, деньги дают человеку оригинальность. По герою «Игрока», «деньги — все». «Экономический принцип прежде всего» [5, 189]. Превыше всего, значит, и человека — это из «Крокодила». Герой «Подрост­ка»: деньги «сравнивают все неравенства» ![10,8,98]. Из подготовительных материалов к «Подростку»: «У него деньги, и он на­деется прожить без людей» [ЛН, 77, 70]. Деньги заменяют лю­дей.

Этот хор голосов не случаен. Разные стороны денег выделя­ют разные герои. Но они все едины в главном: деньги. — замени­тель человеческих ценностей. В этом социальная функция денег. Причем нельзя сказать, что в головах героев какой-то вывих. Нет. Вывих в обществе, где деньги действительно заменяют свободу, власть, оригинальность — все. Герои — дети своего общества.

Сам же автор, прямо от себя, а не через героев, в «Дневнике писателя» говорит: «В народе началось какое-то неслыханное из­вращение идей с повсеместным поклонением материализму. Ма­териализмом я называю, в данном случае, преклонение народа перед деньгами, перед властью золотого мешка. В народ как бы вдруг прорвалась мысль, что мешок теперь все, заключает в себя всякую силу, а что все, о чем говорили ему и чему учили его до­селе отцы, — все вздор» [1895, 10, 35].

Таким образом, погоня за деньгами — результат определен­ного умонастроения людей. Умонастроение — результат влияния идей, господствующих в обществе. Эти идеи — результат обще­ственной практики.

Путь к капиталу — это еще один социально обусловленный путь на российском бездорожье. Отношение к этому пути у пи­сателя самое отрицательное.

И здесь уместно вернуться к вопросу о неприязни Достоевско­го к людям отдельных национальностей, отмеченному при чтении по первому кругу. Посмотреть на эту проблему с позиций круга второго.

Широко распространено мнение об антисемитизме Достоевско­го. Не в литературе о писателе, она-то обходит этот вопрос и тем уже молчаливо поддерживает стереотип об антисемитизме, суще­ствующий в психологии массового читателя. Стереотип держит­ся на том, что евреи Достоевского всегда не симпатичны и имену­ются автором жидами.

На это сам Достоевский в свое время ответил. «Уже не по­тому ли обвиняют меня в «ненависти», что я называю иногда еврея «жидом»? Но, во-первых, я не думаю, что это было так обидно, а во-вторых, слово «жид», насколько я помню, я упоми­нал всегда для обозначения известной идеи: «жид, жидовщина, жидовское царство» и проч. Тут обозначалось известное понятие, направление, характеристика века. Можно спорить об этой идее, не соглашаться с нею, но не обижаться словом» [1895, 11, 86].

Сам автор подчеркивает, что он выступает не против наци­ональности, а против носителей определенной социальной идеи.

И далее разъясняет (в ответ на утверждение, что и среди евре­ев есть хорошие люди): «О, Боже! да разве в этом дело? Да и вовсе мы не о хороших или дурных людях теперь говорим. И раз­ве между теми нет тоже хороших людей? Разве покойный па­рижский Джемс Ротшильд был дурной человек? Мы говорим о целом и об идее его, мы говорим о жидовстве и об идее жидов­ской, охватывающей весь мир, вместо «неудавшегося» христиан­ства» [1895, 11, 99].

«Жидовство» отделено здесь от еврейской национальности. Жидовство — это власть денег. И не случайно Достоевский не именует жидом еврея-труженика. Его «жиды» — всегда эксплу­ататоры, делатели денег.

Для Достоевского, понимающего «жидовство» как социальную идею, «жидком» мог быть и человек нееврейской национальности. Так, в «Преступлении и наказании» Разумихин именует «жидом» Петра Петровича Лужина, человека, как мне кажется, русского. «Жидовствующие умы» — это, по Достоевскому, те, «которым ни до чего, кроме себя, дела нет» [1895, 11, 4]. И совсем не по наци­ональности, а по социальности проводит классификацию Достоев­ский. В «Дневнике писателя» он пишет, что «появились теперь даже и восторженные жиды, иудейского и православного испо­ведания» [1895, 10, 99]. В его записной книжке можно прочесть: «А государство поддерживает жида (православного или еврей­ского — все равно)...» [ЛН, 83, 536].

Причем часто Достоевский рассматривает «жидовство» как плод последнего времени, т. е. фактически капитализма.

Достоевский нигде не выступает против еврея. Он выступает против определенного социального явления. Он не антисемит, как это казалось при чтении но первому кругу.