Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

• Название: Три круга Достоевского
• Автор: Юрий Кудрявцев
• Жанр: Научная Фантастика

Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Московского университета

Монография (1-е изд. — 1979 г.) представляет собой попытку целостного рассмотрения мировоззрения Достоевского, одного из наиболее сложных художников-мыслителей. Автор анализирует проблемы событий­ного, социального и философского плана, поднятые Достоевским. Ориги­нальное прочтение произведений Достоевского, новая трактовка наиболее важных художественных образов дают современное понимание многих идей писателя, его философии человека.

Для философов, филологов, всех интересующихся проблемами твор­чества Достоевского.

Научное издание

КУДРЯВЦЕВ Юрий Григорьевич

ТРИ КРУГА ДОСТОЕВСКОГО

Зав. редакцией Н. А. Гуревич

Редактор Ю. С. Ершова

Оформление художника Е. К. Самойлоза

Художественный редактор Л. В. Мухина

Технические редакторы М. Б. Терентьева, Н. И. Смирнова

Корректоры Е. Б. Витю к, С. Ф. Будаева

Сдано в набор03.08.90. Подписано в печать 17.12.90.

Формат 60X9016. Бумага офсет.

Гарнитура литературная. Высокая печать.

Усл. печ л. 25,0 

Тираж 20 000 экз. Зак. 329. Изд. № 1254.

Цена 3 р. 50 к.

Ордена «Знак Почета» издательство Московского университета.

103009, Москва, ул. Герцена, 57.

Типография ордена «Знак Почета» изд-ва MГУ.

119899, Москва, Ленинские горы

ISBN 5 — 211 — 01121 — X

© Издательство Московского

университета, 1979

© Ю. Г. Кудрявцев, 1991 дополнения

---

Очень правильные мысли. Не каждый может судить другого. Судить могут лишь лучшие.

Но лучшие у Достоевского (Мышкин, Алеша Карамазов) как раз избегают категоричности суждений. Зато худшие категоричны. И судят не задумываясь. Это они извратили понимание лучших людей, великих, учителей. Это они свои временные и конъюнктур­ные оценки пытаются выдать за вечные и истинные. Именно бла­годаря их стараниям низкие облачены в величие, худшие счита­ются лучшими, лжеучителя провозглашены учителями.

Нельзя принимать за истинную оценку человека при его жиз­ни. Нельзя верить оценке тех, кто зависит от оцениваемого. Нель­зя верить самооценке. Можно верить лишь оценкам людей неза­висимых.

Величие великих узнается не сразу. Сразу можно определить лишь отсутствие величия. Истинная оценка человека возможна лишь после его смерти.

И сам учитель отчасти несет ответственность за оценки со стороны своих учеников. В том числе и за несправедливые оценки. Чему он их учил? Не воспитал ли он, как говорил Достоевский, «хлебного свистуна», «который продаст свой свист и, главное, направление своего свиста за деньги тому, кто больше даст, и таким образом свищет на первого встречного по заказу» [1930, 13, 299]. И вот первым встречным может оказаться и сам учитель, упавший со своей высоты.

В «Дневнике писателя» не согласный с Толстым по ряду вопросов Достоевский писал: «Такие люди, как автор «Анны Карениной», — суть учители общества, наши учители, а мы лишь ученики их. Чему же они нас учат?» [1895, И, 276]. В том конкретном случае, по поводу которого высказана мысль, плохому Тол­стой не учил. И кто был пр ав по восточной проблеме — это еще вопрос. Меня здесь больше волнует заключительная часть фразы: «Чему же они нас учат?».

Именно под этим углом зрения рассматривал Достоевский луч­ших, великих, учителей. Он считал при этом, что плохо, когда в обществе нет учителей. Еще хуже, когда лжеучителя считаются учителями.

Учителем может быть ли:шь учащий мысли и добру, добру и мысли. Это человек, представляющий собой личность в полном смысле этого слова, в том смысле, о котором так много говори­лось в этой главе. Учитель не может быть «шутником», не может уходить от вопросов, не лжет при ответах на них, живет по тем же высоким идеалам, которьяе проповедует.

Учителя — это и есть лучшие люди, великие люди.

Таких людей, по Достоевскому, мало. Но вполне достаточно, чтобы сохранить идею учительства.

Писатель призывал к единению этих людей. Незадолго до смерти он писал: «Хорошие люди должны единиться и подавать друг другу руки ввиду близких ожиданий» [ЛН, 86, 128].

Проблема учителей и учеников занимает заметное место в философии Достоевского. И среди главных требований к учителю есть у писателя одно: не упрощай человека, пойми всю его слож­ность. Иначе есть шанс прекратиться в лжеучителя. Не понйждй уровня человека. Сделай вс«е, чтоб хотя бы на сколько-то поднять его. Помни, что безличшость может воспитать только безлич­ность.

Как синтез философии человека выступает в творчестве До­стоевского роман «Братья Карамазовы». Вернее, две главы ро­мана: «Рго и cntra» и «Русский инок». А еще вернее, один раз­дел одной из глав — легенда о Великом инквизиторе.

Здесь начало и конец фитвософии человека как бы смыкаются. Конец — это проблема учителгей и учеников. Начало — природа че­ловека, из которой эти учителя исходят в своих противоположных теориях.

Достоевский дает нам образы двух учителей, искренне занятых проблемами человека, его места в жизни, его идеалов. Исходя­щие из разного понимания природы челоиепа, личности, они видят два разных пути для человека.

Учителя даны на двух уровнях: Великий инквизитор и Хрис­тос, Иван и Зосима. Уровней два, а идея, по сути, одна.

Учителем людей был Христос. Сам он не излагает своего уче­ния. Он делает свое дело, а не говорит о нем. Уста его молчат. Да и сказать ему не дадут. Мы узнаем учение Христа из уст его антипода, Великого инквизитора. Вслух, однако, выдающего себя за ученика Христа.

И хотя верить инквизиторам не всегда можно, в данном слу­чае поверим. Нет другого выхода. Да и инквизиторы лгут не по мелочам. Лгущие по любому поводу инквизиторы будут позднее. Этот — еще в начале эволюции инквизиторства.

Христос исходит из сложной природы человека. Из того, что главное в человеке есть его личность. Он высоко ставит человека считая, что жизненная ориентация человека — «быть». Роли «хле­бов» не отрицает, но на первое место все же ставит духовное. Он верит, что человек остановится в погоне за материальностью и сохранит свою личность. Христос не эксплуатирует тьму и неве­жество человека, и потому не действует путем чуда, тайны, авто­ритета. Это ему не нужно. Он не хочет лжи и действует лишь пу­тем правды. Как ему кажется, он любит человека и действует во имя этой любви.

Христос долго не был на земле. Но надеялся, что там живут по его учению, пример жизни по которому подал он сам. Начав с себя, он принял смерть за идею. И чувствовал себя свободным. Он больше всего заботится о свободе человека, о его духовности, о единении людей. Но единении добровольном, не на принужде­нии основанном. Он заботится о том, чтобы на земле было по­строено гармоническое общество, где каждый есть целостная лич­ность.

Второй учитель — инквизитор. Когда-то он был вместе с Хрис­том, прошел многие из выпавших на их долю испытаний. Но ушел затем от Христа, убедившись в иной природе человека. В низкой природе, в его ориентации на «иметь», на безличность.

По инквизитору, человек слаб. И никакая свобода ему не нуж­на. Более того, она для человека тягостна.

Инквизитор и другие давно уже пытались переубедить Христа в его взглядах на человека. Но безуспешно. Он не принял идеи о низкой природе человека и остался при своих мыслях. Перед Хрис­том поставили три вопроса. С точки зрения инквизитора, неотра­зимые, глубочайшие, такие, что их не смогут придумать все мыс­лители земли, если бы эти вопросы были утеряны или забыты. «Ибо в этих трех вопросах как бы совокуплена в одно целое и предсказана вся дальнейшая история человеческая и явлены три образа, в которых сойдутся все неразрешимые исторические про­тиворечия человеческой природы на всей земле. Тогда это не мог­ло быть еще так видно, ибо будущее было неведомо, но теперь, когда прошло пятнадцать веков, мы видим, что все в этих трех вопросах до того угадано и предсказано и до того оправдалось, что прибавить к ним или убавить от них ничего нельзя более» [10, 9, 317].

В этих-то трех вопросах как раз и обнажились две противопо­ложные точки зрения на человека.

Суть первого вопроса — «хлебы и свобода». Вот он, этот во­прос: «Ты хочешь идти в мир и идешь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирож­денном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, — ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы! А видишь ли сии камни в этой нагой раскаленной пустыне? Обрати их в хле­бы, и за тобой побежит человечество как стадо, благодарное и по­слушное, хотя и вечно трепещущее, что ты отымешь руку свою и прекратятся им хлебы твои» [10, 9, 317].

Что нужно людям? По инквизитору, хлеб земной. И лучшее, что можно для людей сделать, это обратить камни в хлебы и на­кормить людей. Христос же считал, что главное для людей сво­бода. А потому он отверг путь антихриста, путь инквизиторства, не захотев лишить человека свободы в обмен на «хлебы». Он ис­ходил из тезиса «не хлебом единым жив человек». По инквизи­тору, человек жив именно хлебом и ни до какой свободы ему нет дела. Ради утоления жажды материальной человек отдаст все ду­ховное. Слепой, слабый и неблагодарный человек не пойдет в сторону от «хлебов». Таких,- что пойдут за Христом, очень мало, «тысячи, десятки тысяч». За «хлебами» же пойдут миллионы. Инквизитор говорит, что Христос не заботится об этих миллионах слабых. Расхождение двух путей полное. Оно обусловлено про­тивоположными взглядами на природу человека.

Кроме желания «иметь» человек, по инквизитору, имеет не­преодолимое желание кому-нибудь отдать себя, перед кем-нибудь преклониться. Человек боится быть независимым, он боится от­ветственности. А потому человек ищет авторитет, перед которым бы преклониться. Причем преклониться всем вместе, а не ин­дивидуально.

Второй вопрос — перед кем преклониться? «Вот эта потреб­ность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков. Из-за всеобщего преклонения они истребляли друг друга мечом. Они созидали богов и взывали друг к другу: «Бросьте ваших бо­гов и придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам ва­шим!» И так будет до скончания мира, даже и тогда, когда ис­чезнут в мире и боги: все равно падут пред идолами» [10, 9, 319].