Тереза Медейрос - Ваша до рассвета

• Название: Ваша до рассвета
• Автор: Тереза Медейрос
• Жанр: Исторические любовные романы

Аннотация: 

Доблесть Габриэля Фейрчалда во время битвы при Трафальгаре принесла ему звание героя, но стоила зрения и надежд на будущее. Брошенный невестой, которую он обожал, этот мужчина, ранее расхаживавший как принц среди лондонского бомонда, заточил себя в семейном особняке, проклиная свои дни и ночи, погруженные во тьму.

Саманта Викершем приезжает в Фейрчалд–Парк, чтобы заступить на должность медсестры графа и обнаруживает, что ее новый подопечный больше напоминает зверя, чем человека. После первых яростных столкновений, она вовлекает высокомерного графа в веселое сражение остроумия и желаний. И хотя он называет ее резким и нелюбезным существом без унции женственной мягкости, втайне его интригует ее сдержанный юмор, почти полное отсутствие жалостливости, и смелость, с которой она пресекает его глупости. Всякий раз, когда она находится рядом, он начинает чувствовать пробудившееся желание, которое, как он думал, никогда больше не почувствует.

Когда Саманта начинает снова впускать свет в жизнь Габриэля и его сердце, они оба обнаруживают, что некоторыми удовольствиями лучше всего пользоваться в темноте…

---

Не говоря ни слова, Габриэль встал и направился к двери, тростью ощупывая путь перед собой.

– Куда ты? – спросил сбитый с толку отец.

Габриэль повернулся к нему и остальным, на его лице застыло решительное выражение.

– Я собираюсь ее найти, вот куда я иду.

Его отец обменялся с женой обеспокоенными взглядами и задал вопрос, который вертелся на языке у всех.

– Но что, если она не желает быть найденной?

* * * 

Саманта проскользнула в свою спальню, располагавшуюся в мансарде большого Тюдоровского дома, и даже не потрудилась закрыть за собой дверь. Несмотря на то, что в комнате был полумрак, а воздух затхлым, она не считала, что сможет заставить себя раздвинуть занавески и толчком распахнуть окна. От утреннего солнца было больно глазам.

Она поставила на кровать дорожный чемоданчик и устало ссутулила плечи. После нескольких бессонных поездок в экипаже, в толкотне и суете, казалось, что чемоданчик набит камнями, а не парой нижнего белья, пачкой старых писем и тонким томиком стихов. Если бы не письма, она могла бы поддаться искушению выбросить его в ближайшую канаву по пути из деревни сегодня утром. Веселое щебетание птиц, сидящих на живой изгороди вдоль дороги, казалось, только поддразнивало ее.

На ней по–прежнему была шерстяная одежда коричневого цвета, в которой она три дня назад на рассвете выскользнула из Ферчайлд–Парка. Подол ее юбки был покрыт грязью, а на лифе виднелись полоски высохшего молока, которые оставил грудной ребенок уборщицы во время очень тряской поездки от Хорнси до Южного Мима.

Саманта знала, что должна была бы испытывать раздражение от такого неуважительного поведения, но на ее душу снизошла милосердная нечувствительность. Задаваясь вопросом, сможет ли она еще когда–нибудь почувствовать хоть что–нибудь, она не смогла не признать, что нечувствительность была благом для ее сердца, в котором поселилось пронизывающее горе в тот момент, когда она ушла от Габриэля, спящего в ее постели.

Она опустилась на табурет перед туалетным столиком. Она оставила эту комнату наивной девочкой, но сейчас из полутемного зеркала на нее смотрела женщина. По безрадостному выражению лица которой никто бы не предположил, что ее глаза могут искриться от счастья, а от дразнящей улыбки на щеках появляются ямочки.

Руки Саманты сразу заныли от усталости, когда она стала вытаскивать из прически шпильки одну за другой. Волосы рассыпалась по ее плечам. Она сонно моргнула своему отражению, ее глаза были цвета морской воды под летним небом.

На лестнице зазвучали шаги – это были шаги ее матери, такие живые и знакомые, что Саманта испытала неожиданный порыв ностальгии по временам, когда мать могла излечить любую ее боль объятиями и чашкой горячего чая, независимо от того, насколько сильной эта боль была.

– Кое–кто мог бы подумать о том, – трещала ее мать, поднимаясь по лестнице, – что, если родная мать разрешила раз в жизни поехать за границу с богатой подругой, то можно оказать любезность и хотя бы письмом дать ей знать, что все живы–здоровы и не чахнут в какой–нибудь грязной французской темнице. И что этот кое–кто не должен прокрадываться домой, как какой–то вор, а нормально объявлять о своем возвращении. Я бы вообще не узнала, что ты дома, если бы твоя сестра не…

Саманта повернулась к ней.

Ее мать стояла в дверях. Она схватилась за сердце, на ее лице отразился ужас.

– Боже мой, Сесиль! Куда ты уезжала, и куда делись твои прекрасные волосы?

Глава 20

«Мой дорогой лорд Шеффилд,

Вы утверждаете, что Вы – ничто иное, как пыль под моими изящными ножками, но мне все же кажется, что Вы не просто пыль, а звездная пыль в ночном небе, навсегда в моих мечтах, но вне моей досягаемости…»

* * * 

– Она не могла просто раствориться в воздухе. Это невозможно!

– Никто этого не предполагал, милорд. Но произошло именно это. С того момента, как ее экипаж прибыл в Лондон во второй половине дня, след мисс Викершем остыл до состояния льда. Мои люди искали ее больше двух месяцев и не смогли обнаружить ни единого следа. Словно ее никогда не существовало.

– О, она существовала, это точно. – Габриэль на мгновение закрыл глаза, вспоминая Саманту, такую теплую и мягкую в его объятиях, гораздо более реальную, чем все, чего он когда–либо касался за всю свою жизнь.

– А что, если у нас не будет этой жизни? Что, если у нас есть только сегодняшний день?

Ее загадочный вопрос часто вспоминался ему с тех пор, как он оказался достаточным дураком, чтобы выпустить ее из рук. И своей постели.

Он открыл глаза и посмотрел на низенького и щеголеватого мужчину, который сидел по другую сторону стола. Туман перед глазами с каждым днем становился все слабее и слабее. Скоро он сам сможет пойти прочесывать улицы в поисках Саманты. А до тех пор у него не было другого выбора, кроме как доверять этому человеку. Данвил Стирфорт был одним из самых опытных сыщиков на Боу–Стрит[8]. Он сам и его команда детективов в ярко–синих пальто и кричащих красных плащах очень ценились в обществе, и за их мастерство, и деликатное отношение к делам.

Даже шрам на лице Габриэля, казалось, его никак не задевал. Вероятно, он видел много худшие во время своей работы.

– Наш сквозной поиск по Челси ни к чему не привел, – сообщил Стирфорт, подергивая усиками цвета темной карамели. – Вы совершенно уверены, что она не оставила больше никаких подсказок о том, откуда приехала? И куда могла уехать?

Водя большим пальцем по лезвию ножа для открывания писем, Габриэль покачал головой.

– Я не один раз обыскал каждый дюйм ее сундучка, который она оставила в своей спальне. Я нашел только ее одежду без меток и бутылочку лимонной вербены.

Он не рассказал о том, что когда открыл большой платяной шкаф, то обнаружил, что она оставила все его подарки. Подарки, которые он до этого момента даже не видел. Когда он осторожно провел пальцами по тонкому муслину платья, кашемировой шали и фривольным розовым туфелькам, предназначенным исключительно для танцев, задумчивая мелодия «Барбара Аллен» отозвалась эхом в его памяти. Его хладнокровные слова также не выдавали того, что знакомый аромат ее духов заставил его выйти из комнаты страдающим от желания.

– А что насчет ее рекомендательных писем? Что–нибудь выяснилось?

– Боюсь, что нет. Кажется, мой слуга вернул ей письма в тот же день, что ее приняли на работу.

Стирфорд вздохнул.

– Как неудачно. Даже одно единственное имя могло бы навести нас на ее след.

Габриэль порылся в памяти. Что–то копошилось в его подсознании, какая–то сводящая его с ума деталь, которую он никак не мог ухватить.

– Во время нашего первого совместного завтрака она упомянула, что работала раньше на какую–то другую семью. Карутерс? Кармайкл? Он щелкнул пальцами. – Карстейрс! Вот оно, точно! Она сказала мне, что два года работала гувернанткой на лорда и леди Карстейрс.

Стирфорт вскочил на ноги, засияв от радости.

– Превосходно, милорд! Я немедленно переговорю с этой семьей.

– Подождите, – приказал Габриэль, увидев, что тот хватает трость и шляпу. Его зрение становилось с каждым днем все более четким, и он не мог вынести даже мысли, что надо сидеть дома, пока незнакомые люди ищут Саманту. – Возможно, будет лучше, если я сам с ними поговорю.

Если Стирфорд и был разочарован тем, что его поиски узурпировали, то он хорошо это скрывал.

– Как пожелаете. Если вы получите какую–либо информацию, которую мы смогли бы использовать в поисках, немедленно свяжитесь со мной.

– Можете на это рассчитывать, – заверил его Габриэль.

В дверях Стирфорд заколебался, вертя в руках свою фетровую шляпу.

– Простите, если говорю не к месту, лорд Шеффилд, но вы никогда не рассказывали мне, почему так отчаянно хотите найти эту женщину. Она ограбила вас, когда работала в вашем доме? Украла что–то незаменимое?

– Да, украла, мистер Стирфорд. – Печальная улыбка заиграла на губах Габриэля, и он посмотрел в глаза своему сыщику, в которых читалось сочувствие. – Она украла мое сердце.

* * * 

Сесиль Саманта Марч сидела на вымощенной каменными плитами террасе Карстейрс–Холла и пила чай со своей лучшей подругой и партнером по шалостям, а также единственной дочерью лорда и леди Карстейрс Эстель. Теплое июньское солнце ласкало ее лицо, а благоуханный бриз ерошил шапку ее коротких кудрей цвета меда.

Она целых два месяца отмывала волосы, окуная их в минеральное масло, но, к огорчению матери, так и не сумела полностью избавиться от вызванного хной оттенка. Решив, что больше не может выносить Саманту Викершем, которая отражалась в зеркале, Сесиль, в конце концов, просто обкорнала волосы в приступе обиды и раздражения. Эстель заверила ее, что короткие локоны в Лондоне как раз очень популярны. Сесиль подумала, что стрижка подходит ей – она сделала ее взгляд повзрослевшим, и она стала меньше походить на глупышку, которой она когда–то была.