Дмитрий Щербинин - Спящие боги

• Название: Спящие боги
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фэнтези

---

– Но ведь мы сами создаем мир, в котором живем.

– Знала бы ты, как права! Действительно… Иногда я сам об этом забываю, но – все, что мы видим – это порождения нашего сознания. Это живая планета… и все мрачное, что мы видим – это тоже в нас. Точнее – ты то уже избавилась от этого, через все прошла. А вот мне еще предстоит… Вот если бы я смог избавиться от какого–то тяжкого, грешного чувства в себе – завтра бы не было никакого боя. Ни крови, ни слез…

– Что ты такое говоришь… – шепнула она тихо, нежно.

– Но, должно быть, я – один из создателей, этого маленького, затерянного среди бесконечности мира… И ты, пожалуйста, прости меня, что в этом мире еще зло и боль… Прости, пожалуйста… я постараюсь исправиться… Ты только не гони меня…

– Что ты такое говоришь?.. Ни ты, ни я, никто либо вообще не может Богом назваться. Не в наших силах представить Бога… Может умереть Время, все миры могут в прах обратится, но Бог, который есть Любовь – он вечен. Мы в этом мире только миг; и все наши дела – короткий сполох. Мы можем воспламенить бесконечность, но и бесконечность, также как и время, в конце концов исчезнет. А Любовь останется.

– Ты так говоришь! Ты так уверена в этом.

– Конечно. Ведь Любовь движется всем мирозданием. Разве ты не чувствуешь это?..

– Ну, вот не во мне твоей уверенности. Мысли мечутся – идеи одну иную сметают.

– Но, Творимир, ты посмотри – как ночь тиха…

– Но вот ты прости меня, что завтра кровь будет литься. За всю боль прости. Милая, сестра моя Анна. Ты видишь меня всего, и, если я и сейчас говорю плохо, ты и за это прости. За все, что есть во мне плохого – прости. Если бы я мог тебя защитить от этого грубого, суетного мира!.. – и он пал перед ней на колени. – …И за эту театральность прости, и за пылкие, ненужные чувства прости…

Она положила ладонь ему на голову, и осторожно гладила его волосы, потом опустилась на колени, и также осторожно целовала его в виски. И она шептала:

– Ну, бог с тобою – ты только знай, что за все простила… бог с тобою… А защитить меня… Да кто же мне плохое сделает? Ведь мы же все из Света…

* * * 

И прошла эта тихая святая ночь. И настал день – отчетливый и жесткий. Кровавый и вопящий – похожий на виденье воспаленного, болезненного сознания…

Мрачный, смертно–бледный Творимир стоял на стене – рядом, такие же угрюмые стояли восставшие. Были здесь и лучники, и мечники. Тяжело, жирно булькала смола в котлах. Творимир припомнил, каких трудов стоило эти котлы поднять, и тошно стало от понимания – эти труды были затрачены на то, чтобы причинить неимоверную боль…

А по дороге, сотрясая землю, накатывались осадные механизмы. Это были массивные, как будто намеренно уродливые вышки, с жирными животами, в которых томились штурмовики. Вышки были как раз под стать стенам, и в верхней части были проемы, из которых должно были высыпать враги. Вышки тащили мулы, причем сверху на них были закреплены толстые дубовые доски – это защищало от стрел…

Творимир опустил голову, прикрыл глаза. Вспомнилось ему, толи где–то читанное, толи самим пережитое:

«Ослепительно яркий весенний день. Свет пышет везде: в воздухе, в ручьях, в последнем снеге; даже черные ветви пропитаны этим светом. Есть чувство сильного, творческого спокойствия. И еще мысль – сильная, как этот свет, вытесняющая все иные мысли:

– Да как же может быть какая–то злоба в человеке, когда мир так прекрасен?.. Как люди могут создавать оружие, которое всю эту красоту вмиг может уничтожить?.. Зачем им эти Огромные технологии, когда они не научились Любить друг друга?.. А человек, прежде всего, должен стать Человеком»

И вот стоял Творимир на стене, глаза прикрыл, голову опустил – вспоминал тот весенний свет, и жаждал, чтобы и вышки, и вся злоба разом исчезла: «Если этот мир родился из моего сознания, так пускай перестроиться в лучший…»

И, когда он поднял голову, то увидел, что и вражий лагерь, и осадные машины пропали. Но лишь на мгновенье – это, оказывается, ветер высокими столбами пыль поднял, закружил, повыл, но и унесся – пылевая завеса спала, и вот снова и лагерь, и осадные машины – они уже совсем близко.

– Да. Все верно… – устало прошептал Творимир. – Это мое желание от боли избавиться – как ветер, а мысли – пыль. Ведь в глубине моей все–время смятение, неуверенность, метания, порывы, жажды остаются… Если бы смог это преодолеть, стать как Анна… Раем бы все тогда стало… Но не могу – слаб. Стало быть, будем воевать, мучаться…

А за его спиной, во дворе трещал большой костер; над костром, привязанный толстыми канатами к шестам, надувался большой воздушный шар. И корзину сделали значительную – по крайней мере двести человек могли в нее набиться.

* * * 

Описание любой битвы возможно с двух позиций: либо с позиции участника сражения, либо – отстраненного наблюдателя – этакого божества войны рассеянного в воздухе.

В первом случае откроется лишь незначительная часть происходящего. Участник видит ту часть боли, злобы и страха, которая вьется вокруг него – он часто сам ничего не понимает, и превращается в тварь, которая только и думает, как бы сберечь свою жизнь. При этом и чувства и мысли предельно упрощаются – отрывистые, они хаотично мечутся вокруг спасения своей жизни.

Во втором случае возможна некоторая объективность: можно четко заявить, какой отряд куда пошел, кто кого зарубил, и какой момент в битве был переломным. Однако такой взгляд всегда преступно холоден – любая человеческая смерть, по сути – ни с чем несравнимая трагедия, а короткая строчка подобная: «при взятии того–того, того–то погибло столько–то…», похожа на скоропись бездушного железного механизма…

Хаос – самое емкое описание любой битвы. А битва с четко составленным планом – это хорошо описанный хаос. Но в любом случае: хаос остается хаосом.

* * * 

Осадные орудия приблизились настолько, что в них можно было метать стрелы. И метали. Наконечники стрел были пропитаны смолой – они врезались в башни, но те были чем–то пропитаны, и не загорались. Если же огонь все–таки появлялся – открывались маленький оконца, и из них ведрами выплескивалась заранее припасенная вода…

Метали стрелы и в тягловых мулов, но, те были защищены дубовыми досками и ничего не чувствовали. Когда их разделяло не более двадцати метров – ливанули котлы с кипящей смолой. Едкая, дымная жижа разлилась по земле, попала под копыта животных, и те заорали, задергались. Но этих мулов долго, с тяжкими побоями обучали, и они, преодолев животный ужас, продолжили движенье.

Еще несколько котлов перевернуто. Тут несколько мулов не выдержали – понесли в сторону, и одна башня, выявляя непрочность конструкции, опасно накренилась. Зато вторая была уже рядом. В верхней ее части неожиданно открылось множество окошек, и оттуда, туго, надсадно рвя воздух метнулись стрелы. Стоявший рядом с Творимиром крестьянин страшно закричал – стрела вошла ему в лицо, возле носа – и наконечником вырвалась в нижней части черепа. Он побежал, упал, вдруг резко вскочил, и упал уже окончательно. Были и еще раненные и убитые.

Монахини, в числе которых была и Анна, подхватывали тех, кому еще можно было помочь, и тащили из бойни… Вновь ливень стрел – на этот раз крестьяне укрылись за зубцами, однако ничего не смогли поделать с протянувшемуся к их стене мостком. По этому мостку забахали кованые железом сапоги – воины ворвались на стену, и, как и положено тем, кто бежит в первых рядах – погибли. Однако – напирали все новые и новые.

В нижней части осадной башни открылась дверь, и теперь в нее вбегали четко выстроенные колонны из лагеря. В них со стен сыпали стрелы, кое–кто падал, но большая часть, перепуганная и озлобленная, все же достигала цели. Внутри башни они взбегали по лестнице, и дальше – вырывались на стены, где ярился бой.

Перед Творимиром, одна за другой появлялись перекошенные, окровавленные морды. Он иступлено рубил, и был забрызган кровью – на демона походил.

Какой–то мужик, израненный, но еще дерущийся, вопил:

– А–А–А! Живыми не дадимся!!! Бей их! БЕЙ!!! Наши–то идут!!!

Но «наши» должны были подойти только на следующей рассвете, а тут, еще прежде чем наступил полдень – восставшие были согнаны со стен.

Они отступали медленно, и на каждом шагу оставались тела. Каждый крестьянин, несмотря на то, что не имел ни брони, ни путного оружия, забирал двоих, а то и троих выученных воинов – но с осадных башен сыпали все новые и новые…

К часу дня стало ясно, что восставшие обречены, и что должны подойти на следующий день отряды обнаружат только развороченный монастырь…

– Отходим!!! – что было сил закричал Творимир. – К шару!!! Улетаем отсюда!!!

Среди ворвавшихся в крепость был и Бриген Марк. Он получил несколько значительных ран, но, казалось – совсем не чувствовал боли, он тоже вопил: