Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

• Название: Пронзающие небо
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фэнтези

---

Вновь раздался свист кнута и новый голос: очень высокий и сильный, такой сильный, что даже в ушах заложило закричал:

– Ну теперь стойте! Разворачивай! – прозвенел в воздухе кнут, потом еще и еще раз, – В лес давай, в лес!

Ярослав, едва сдерживая слёзы, посмотрел в окошечко: во тьме мелькали какие–то контуры, слышалось гиканье, свисты и крики. Сани сворачивали с дороге в темный лес.

– Теперь мы во власти разбойников, – проговорил Ярослав и сел на лавку рядом с безмолвно рыдающей Олей.

Глава 7. Звезды на платочке

Из двадцати воинов посланных Ильей в охрану повозки уцелело лишь двое – они прорвались среди разбойников (и показалось им в тёмном, хаотичном движении бури, что этих разбойников великое множество, многие сотни, целая армия, что, конечно же не соответствовало истине). Итак, эти двое вырвались и их не преследовали…

Спустя минуту или две буря столь же стремительно как и началась, подошла к своему завершению – словно бы и была послана для того только, чтобы скрыть в своей плоти тёмное деяние разбойников. И после ужасающего грохота нахлынула звенящая тишь – утомлённая ветром, занесённая громадными сугробами природа тут же словно в забытьё погрузилась: ничто не двигалось, ничто не светило – небо было завешено низким, недвижимым куполом туч.

Когда всадники, кони которых уже хрипели от усталости, ворвались в город, то не было видно ни одного огонька – все ставни закрыты; и, казалось, что Дубград вымер…

Но вот ворота тюрьмы – не спешиваясь, оба что было сил забили кулаками и рукоятями клинков в закрытые створки – никакого ответа. Вдруг – сбоку какое–то движенье; тогда всадники, нервы которых итак были напряжены до предела, вскинули клинки, замахнулись – и тут же вырвалось счастливое:

– Дубрав!

Да – это был Старец, и они знали его потому что были выходцами из деревни, и в детстве он вылечил их от какой–то болезни. И он сразу же спросил:

– Алёша и Ольга, а ещё – Ярослав…

Он даже не успел закончить вопрос, как они наперебой, стремительно заговорил, что да, мол – конечно знают, рассказали о поручении Ильи–воеводы, о том, как мчались сквозь бурю, как напали на них разбойники, как одного за другим перебили всех их товарищей – как завернули повозку к лес, и это было последнее, что они могли рассказать об Алёше и Ольге – разве что ещё: показалось им, будто из повозки раздавались вопли раненных – хотя этого они и не могли утверждать в точности, так как ветерило тогда итак израненным чудищем надрывался. Конечно, подобные вести не могли успокоить Дубраву, и, когда наконец были разгребены наметённые к воротам сугробы, то он как мог спешно, но всё же покачиваясь от усталости, устремился в это здание – разыскивать должностных лиц, настаивать на том, чтобы немедленно была собрана дружина для похода к разбойничьему городку. 

* * * 

Вой бури смолкал, а повозка подпрыгивала на лесных корягах, несколько раз ветви деревьев шурша терлись о ее бока. Но вот она резко остановилась и уже знакомый, необычайной силы голос скомандовал:

– Лошадей распрягать и в стойло!

– Затем в двери заскрежетал ключ… Видно, в замочную скважину набилось снега – потому не могли открыть – слышался гул грубых, встревоженных голосов.

Алёша стремительно оглянулся на какое–то движение, и увидел, что Ярослав, который всё это время пытался вырвать из судорожно сжатых пальцев Свиста кинжал, наконец смог завладеть этим густо залепленным горячей ещё кровью орудием – он попытался скрыть страх, отвращение; даже и улыбнулся, пробормотал:

– Не бойтесь – я вас в обиду не дам.

Алёша бросился к нему, вырвал кинжал, и отбросил его к дальней стенке – кинжал лезвием погрузился в дубовую обшивку, задрожал. Ярослав глядел на Алёшу с изумлением, а тот напирал на него странным голосом, в котором причудливо перемешались и шёпот и крик:

– Не смей геройствовать! Слышишь ты?!.. Я тебе приказываю!.. Не смей!.. Один на всю армию разбойников – да?!

– Ах, так? – глаза Ярослава презрительно сощурились. – Трусишь значит, да?!.. Трусишь?!.. Эх ты!

Мальчик попытался прорваться за кинжалом, но Алёша смог его сдержать (хоть это и стоило ему не малых трудов). Ярослав чуть не плакал и от обиды, и от злобы:

– Вот ты какой!.. А я тебе ещё раковину подарил, тайной свой поделился!.. Трус ты, трус!.. Трус! Трус!..

Тут наконец разобрались с замком – дверь резко распахнулась и вместе со снежинками ворвался разбойник. В руке он сжимал длинный загнутый кинжал. Острый взгляд его больших черных глаз промчался по всей повозке, по ребятам промелькнул – и буквально впился в посиневшее, тёмно–кровавым морем окружённое тело Свиста. Какой же невыносимой, пронзительной, тоскующей болью полыхнули тогда эти чёрные глаза – какая мука великая, какое сильное, буре подобное чувство!.. Изумились ребята – почему это буря смолкла, не надрывается больше, вместе с этими очами….

За открытой дверью толпились разбойники, врывался суетливо мечущийся свет факелов, тревожный гул голосов волнами шумел, но вот, вместе с последним вскриком голоса все смолкли, и наступила мертвенная тишь. Вот показалась голова какого–то древнего, седобородого деда, худющего, похожего скорее на козла, а не на разбойника:

– Ну что, Соловушко – порешили, стало быть Свиста нашего, ась?

У Ярослава аж глаза округлились! Мальчик позабыл и о гневе своём и о жажде куда–либо бежать. Вот уж чудо так чудо – видеть перед собой легендарного разбойника, про которого уж столь сказов сложили, что разве что государь Иван – Кощея победитель, мог бы его в этом перегнать (правда, в отличии от Ивана, про Соловья рассказывали исключительно дурные истории). Старик проговорил свой вопрос, и после этого прошло с полминуты (и это были тяжелейшие мгновенья), пока Соловей сидел и дрожал, словно бы сдавливаемый под тяжестью этого вопроса, а потом резко обернулся – и в его чернейших, люто пылающих очах не было и следа слёз – грянул его голос, и был он настолько силён, что ребятам подумалось, что его должны были бы слышать и в Дубграде и в родной Берёзовке, и вообще – на всём белом свете не могло бы остаться такого уголка, куда бы ни проник этот голос:

– Кто это сделал?.. Кто убил?..

Как раз в это время застонал избитый Свистом охранник, и взгляд Соловья впился в него, затем в Алёшу:

– Ведь он, он – да?.. Он?!.. – и, не дожидаясь ответа, волчьим гласом проревел. – Лютой смерти придам!.. Лютой!.. За друга…

– Послушайте! – подал голос Алёша. – Последней волей Свиста было, чтобы отпустили вы его…

– Врёшь! – подобно грому вскрикнул Соловей – и тут вновь сильнейшее чувство жалости болью выступило на лике знаменитого разбойника. Он повернулся к Свисту, и тихо прошептал. – Ведь не мог ты простить своего убийцу, тем более, что он был солдат…

Оля, которая до этого сидела с опущенной головой на лавке, теперь собралась силами, поднялась, и проговорила спокойным своим ясным голосом:

– Это правда – в конце он раскаялся о злых деяниях своих. Он просил прощения у всех, и всех прощал. Последним его словом было: «Любовь». Он умер в Свет… Он простил этого юношу, он просил у него прощения за нанесённые раны. Возможно, толчком к этому, хотя бы отчасти послужил рассказ, что эти два брата, один из которых теперь мёртв, высаживали возле Дубградских стен сады: вишнёвый и яблочный. Должно быть, какое–то воспоминание, я не знаю… – девушка на несколько мгновений смущённо замолчала, потопила взор, потом вновь одарила им – могучим в нежности своей, светлым. – …Про нас он ничего не говорил, быть может – просто не успел. Что скрывать – мы действительно хотели бы получить освобождение. Нам надо идти на север. Алёшино сердце медальон ледяной терзает…

– Оля, что ты!

– Ничего–ничего, Алёшенька… – она провела ладонью по его голове. – Знайте – у нас была своя дорога, мы оказались здесь случайно…

– Ничего случайно не бывает… – уже совсем иным – тихим, задумчивым голосом промолвил Соловей. – Встречи наши… Да – они могут показаться случайностью, как снежинки в метели – встречаются, сталкиваются, разлетаются… Но… мне кажется – не так всё просто в жизни, и за всеми этими, казалось бы случайными встречами есть некое высшая, неведомая нам цель… Да – я поверю вам…

Тут Соловей склонился над стонущим охранником и осмотрел раны нанесённые кулаками Свиста, проговорил:

– Ну ничего – жить будет; дня три полежит–поболеет, а потом со связанными глазами отвезём его к тракту, там и отпустим…

Помолчал ещё немного, взглянул в ясные, нежные глаза Оли, промолвил:

– Ну вы уж поняли, Соловьём меня величать, а вас?..

Ребята представились.

– А теперь – давайте со псом меня познакомьте, – Соловей указал на Жара, который приготовился вцепиться в разбойника.

– Это Жар. – тихо промолвила Оля, и положила свою тёплую ладонь псу на лоб.