Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

• Название: Пронзающие небо
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фэнтези

---

– Что ж – привёз?

А Свист уж на коленях перед ней – протягивает шкатулку. Она шкатулку приняла, покрутила в пальчиках своих холёных семена солнечные, и говорит таким голосом, что и невозможно истинных её чувств понять:

– Посади сад. Как взойдут дерева, так и дам тебе ответ окончательный!..

Свист не смел возражать, и на указанном месте, которое ещё прежде было стеною отгорожено, принялся сад высаживать. Яблоневые деревья взошли и распустились уже через месяц – в благодатном мае то было.

Словно братья и сёстры Солнца восходили из земли, блаженное тепло в их близости было, и сами собой рождались в голове сонеты да мысли добрые. Воистину – многим и многим тот сад мог принести счастье… Но не в силах он был помочь тем, чьи сердца были отравлены, тем, кто намеренно эту отраву в себе разводил: ведь красавица ледяная намеренно от всех людей сад дивный скрывала, тряслась над ним, как разве что Кощей над златом своим. Когда гуляла среди деревьев, начали было пробуждаться в ней некие добрые чувства, но самой ей они показались настолько отвратительными, что поскорее их отогнала. Вот пришёл к ней Свист – совсем исхудалый, трясущийся, жалкий; глаза от слёз да от бессонных ночей распухшие – ведь побывал он дома, и узнал, что мать, как то и предрекала Снежная колдунья, от сердца скончалась, а отец проклял сына неблагодарного, из дома изгнал – спал Свист в каких–то канавах, питался отбросами, потому что таким виноватым себя чувствовал, что не смел у людей, что–либо спросить.

Глядел он свою Богиню, на последнюю надежду, рыдал:

– Что ж?.. Видишь – всё тебя одной ради… Примешь ли грешника?.. простишь ли? Согреешь? Обласкаешь?.. Спасёшь ли от ада?..

А ей приятно было, что он из–за неё такие муки терпит – в глаза ему усмехается, говорит, а приходи завтра вечером в сад, там и будет тебе ответ дан…

На следующий вечер пришёл – уж и на человек он не был похож – ведь и ночь и день – всё в аду ожидания пылал; уж и не помнил, когда в последний раз ел, когда спал – вошёл в сад, и вдруг слышит смех, голоса громкие, пьяные. Вот вскрикивает его возлюбленная:

– Вот дурак – за душой ни гроша, сам – урод одноглазый, а надеется, что я с ним жить стану! Ха–ха–ха!..

В ответ – мужской голос:

– Ты этому уроду заяви, чтоб убирался ко всем чертям! Да–да! А не послушает – сделаю так, что просидит остаток своих дней в темнице!..

– Так и скажу!..

Свист дрожащей рукой ветку отодвинул, и вот видит – на поляне меж древами благодатными сидит его возлюбленная, а рядом с ней – тот самый полный, пожилой богатей, которого он ещё в чертогах снежной колдуньи видел. (а меж ними – две бутылки дорогого заморского вина, и уж обе опустошённые).

Красавица зоркая была – приметила его, нисколько не смутилась, так как этого и ждала, поднялась, ухмыльнулась холодно:

– А–а, вот и он! Явился! Ну–к выйди… – вышел Свист, а она над его уродством потешаться стала – богатей тоже сидит, ухмыляется, последнее вино себе в чарку подливает.

– Ну что – всё слышал? – усмехнулась красавица. – А теперь – убирайся подобру–поздорову, и чтобы я тебя больше не видела!..

Завыл, зарыдал Свист – ещё на что–то надеялся, ещё думал, что – это всё обман, что не может такая красавица быть такой жестокой, даже и на колени перед ней пал, а она всё ухмыляется, страданием его наслаждается, да повторяет, чтобы убирался. Свист всё молил – представить не мог, как это без всякой надежды дальше жить сможет, но тут богатей, даже поленившись подняться, рукой махнул:

– Убирайся–убирайся, а то солдат кликну!

Тут волком голодным стал Свист, бешеная злоба проснулась – всё понял – на богатея бросился – выхватил у него нож, да и перерезал горло. Красавица ухмыляется:

– Молодец – избавил меня от мужа ненавистного, теперь все деньги его – мои. Давай – убирайся, быть может ещё успеешь…

Но сама договорить не успела – вслед за богатеем жизнь свою никчемную ярости Свиста отдала. Тут же, прямо на глазах стали чахнуть древа солнечные, плоды тускнели, сжимались, на землю падали, да червями расползались; сами стволы гнулись, переламывались – скрипел, стенал гибнущий сад; и сам Свист стоял лицо своё сжимая, да стонал в мучении великом – не знал, как дальше жить. Думал – на клинок броситься, да так ему страшна стала тьма, которую после смерти чувствовал, что так и не решился… А где–то поблизости, за оградой, солдаты были – услышали они крики, стали в сад пробираться, увидели убиенных, и Свиста увидели, бросились на него, но он успел сбежать. Долгой была погоня – он ведь одного из солдатских коней отбил – на нём скакал, а позади, в полнеба полыхало раскалённое, кровавое зарево – то дивный сад не выдержав злобы людской возгорелся, и когда на следующее утро пришли туда люди – нашли лишь пепел холодный, а от красавицы ледяной; в душе же – уродины пострашнее Баба–яги, да от богатея – и не нашли ничего, словно и не было из никогда…

Свист оторвался от погони, и оказался в лесах. Конечно он не мог вернуться к людям: не приняли бы его, в темницу посадили, а то – и головы лишили; а если бы даже и было прощенье – всё равно не вернулся бы – потерял Свист веру в людей, лес тишиной своей много приятней ему был…

Вскоре суждено нам было встретиться: здесь уже начинается иная история, которая вам, братья разбойнички, хорошо известна, ну а вам – обратился Соловей, к Алёше, Оле и Ярославу – вам поведаю, когда придёт тому время. Скажу только, что были мы такими близкими друзьями, что даже считали, что мы – одно и тоже лицо, и говорили Соловей–Разбойник… 

* * * 

Надо ли говорить, что и Алёша, и Оля были очень взволнованы этим рассказом! И дело не в том только, что впервые услышали, что вот, оказывается какой–то человек всё–таки дошёл до чертогов Снежной колдуньи. Нет – жалость, режущая жалость – жажда вернуть этого загадочного, несчастного человека, поговорить с ним – вот что в них этот рассказ побудил.

Соловей внимательно на них взглянул, и словно бы прочёл их мысли, вот проговорил:

– Ведь встреча–то со Свистом была случайна, да? Ведь далеко не каждый день появляется он на базаре… Могли бы и не узнать его, идти сейчас куда–то или скорее – спать – он погиб бы, а вы бы ничего и не узнали про его печальную историю, о чём то другом сейчас помышляли. Не так ли?..

– Да… – молвил Алёша.

А потом Соловей, взял одной рукой Алешу, другой Олю и повел их к самому большому в этом поселении трехэтажному дому из которого слышался не утихающий возбужденный хор голосов..

Ярослав в это время пригоршнями набирал снег, и счищал последние тёмные пятна крови с шерсти Жара. Пёс же, вначале до предела напряжённый, готовый броситься на каждого, кто подойдёт к его хозяевам, за время рассказа Соловья пристально вглядывался в лик и его, предводителя разбойников, и в лица всех остальных, и возле костра сидящих, и по улицам городка ходящих, и вскоре совсем расслабился – просто понял, что люди они хорошие – быть может, и против закона они, быть может и смертоубийством закончится встреча любого из них с государевыми солдатами – но это всё по страшной необходимости, чтобы жизнь свою уберечь …

– Идём, идём, Жар! – кликнул Алёша, и вот пёс бросился за ним….

Вскочил и побежал также и Ярослав. Вот он слепил довольно–таки увесистый снежок, запустил – хотел попасть в Алёшу, однако ж от возбуждённого своего, не рассчитал, и попал в затылок Соловью.

Предводитель разбойников, с устрашающим (но конечно же притворным) рыком развернулся, чёрной горою бросился на мальчика, а тот не на шутку перепугался, бросился было бежать, и тут под дружный хохот разбойников (жизнь которых была слишком тяжела, чтобы долго горевать по гибели даже такого близкого человека как Свист) – мальчик оказался в воздухе, и вдруг – полетел – увидел стремительно несущуюся на него еловую ветвь, ухватился за неё, и… повис метрах в семи над сугробом. Разбойники хохотали, а Соловей сметал с затылка снег и тоже улыбался.

– Ну и силища у вас! – восторженно воскликнул Ярослав.

Ну а в следующее мгновенье руки мальчика соскользнули с обледенелой после бури ветви, и он полетел вниз, с головою погрузился в сугроб, и тут же вырвался из него уже весь белый, на снеговика похожий.

– Вот таков мой снежок! – улыбнулся Соловей.

И тут уж не только разбойники захохотали, но и Алёша и Оля улыбнулись – Оля впрочем тут же бросилась к Ярославу, и заботливо принялась его отряхать, приговаривая:

– Весь в снегу… бедненький… нельзя же так… Ну теперь надо в тепло поскорее… отогреться…

– Пойдёмте, пойдёмте в тепло! – приглашал их Соловей…

И вот Соловей уже распахнул перед ними дверь в трёхэтажное здание. Они вошли в зал, который занимал добрую половину всего этого строения. Освещали его факелы вставленные в выемки в стенах. За пятью длинными–предлинными столами протекал не то пир, не то ужин. Были и мужчины, и женщины, и дети. Алеша раньше представлял себя разбойников этакими огромными, залепленными грязью полулюдьми–полузверьми. Тут же сидели самые обычные люди: мужики да бабы, разве что у некоторых видны были прикрепленные к поясам кинжалы, да еще у некоторых лица были обезображены шрамами, а так, в основном, люди как люди…