Юрий Баранов - Позывные дальних глубин

• Название: Позывные дальних глубин
• Автор: Юрий Баранов
• Издательство: Голос-Пресс
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2004
• ISBN: 5-7117-0495-8

Роман Юрия Баранова «Позывные дальних глубин» является продолжением его ранее вышедшего произведения «Обитель подводных мореходов». Автор прослеживает судьбы современных моряков-подводников, показывая их на берегу и в море в самых неожиданных, порой драматичных ситуациях. В основе обоих романов лежит идея самоотверженного служения Отечеству, преданности Российскому Флоту и его вековым традициям.

---

Спрыгнув с крыльца, Непрядов пригоршней зачерпнул пушистый снег и до приятной, жаркой истомы растёр им лицо. Стало хорошо и спокойно — за то, что с ним теперь есть, что было и чему только ещё суждено случиться. Егор стоял на своей земле, дышал родным воздухом и сама вечность даровала ему эту бессмертную благодать.

27

В родном доме Егор всегда просыпался, будто заново родившимся. Он вскакивал босыми ногами на пол со своего дивана, как только колокола начинали звонить к заутрене. Наскоро брился, обтирался снегом. Потом выпивал кружку парного молока, закусывая его ломтём душистого ржаного хлеба. Как-то само собой являлся заряд бодрости и силы на весь день. И в этом тоже была великая непостижимая тайна Укромовского бытия — в собственном самовозрождении с каждым прожитым днём. Так было и на этот раз.

Пока старики правили в храме службу, все хлопоты по домашнему хозяйству Егор брал на себя. По старой привычке ему не составляло особого труда прибраться в комнатах, наколоть дров, истопить печь и сбегать к колодцу за свежей водой. А день выдался чудесный. Над головой разливалось море солнечного света, под ногами искрился и жмыхал упругий снег. И всё ладно, все было к месту и под рукой.

Только их новый дворовый пёс Тришка долго не хотел признавать в Егоре своего молодого хозяина. Свирепо рычал и подозрительно косился, когда тот слишком близко проходил мимо его конуры. Становилось ясно, что отношения с ним будут не простыми. Пёс оказался мрачноватым и вредным — не то что их прежний кобель Шустрый, весельчак и умница, кончивший свою доблестную сторожевую жизнь в смертельной схватке с тремя волками..

Непрядову не хотелось будить сына. Рассудил, пускай подольше поспит, поскольку с дороги тот всё же устал. И потом, кто ж не знал, что для ребят каникулы — дело святое? Сколько их ждать приходится! Но Стёпка и сам вскоре проснулся. Он выбежал во двор и стал помогать отцу, коловшему дрова. Вдвоем работа у них пошла веселее.

К приходу стариков от заутрени стол был накрыт, самовар поставлен.

— Вот так бы всегда и всем нам быть вместе, — выдал заветное желание дед, с кряхтением усаживаясь на лавке. Егор подал ему стакан чаю, сдобренного топлёным молоком, как любил старик и про себя подумал: «А ведь очень даже могло получиться именно так, как он того хочет…» Кто знает, какие последствия по результатам расследования могли бы обрушиться на голову командира, не ввяжись в это дело адмирал Дубко. Ведь уже помышлял Непрядов о том, как быть, если его всё же лишат командирства и «выметут» с флота. «А там была бы одна дорога, к деду под крылышко и… пропади оно всё пропадом», — думал Егор, снова в сердцах ожесточаясь от незаслуженной обиды. Но судьба распорядилась иначе, и вновь ниспослала ему службу подводную как дар небес и благоволение прозревшего начальства.

— А слаще был бы чаёк, если б его подавала мне хозяюшка наша ясноглазая, — сказал дед, принимая от внука очередной стакан.

Егор на это ничего не ответил, но лишь вздохнул.

— Да ты не печалься, внучок, — говорил старик, опять утешая. — Не бесконечны испытания и муки наши. Наградой за долготерпение радость грядёт. Ты верь только, и всё хорошее сбудется, о чём Господа молим. А чайку, Бог даст, мы ещё вместе с Катенькой попьём, — и с хитринкой прищурился. — Ай, воды в колодезе тогда не хватит, аль самовары медны прохудятся, иль добры молодцы перестанут потеть после двунадесятой кружки?..

И снова Егор почувствовал, как на сердце полегчало. Он улыбнулся дедовой прибаутке. Видимо, всё же знал старик слово заветное, что лечило душу человеческую.

Повеселевший Егор встал из-за стола. Зимний день короток, и надо ещё было наведаться в село, чтобы навестить Катюшину родню, и заодно всех пригласить на дедушкин день рождения.

Первым делом Егор заглянул к Тимоше. Катин двоюродный брат был уже не прежним заводным, вихрастым пареньком, каким с прежних лет запомнился, а вполне солидным человеком, заведовавшим в колхозе всей агрономической службой. Познакомился и с его молодой женой Марией Николаевной — женщиной решительной, с весёлым нравом и такой же хлебосольной, как и её муж. Тимоша особенно гордился, что супруга его — казацких кровей, родом из кубанской станицы. О приезде Егора они уже знали и ждали его в гости. Поэтому готовили своё застолье «с казацким размахом». Но прежде, как сообщил Тимоша, им обоим предстояло «смыть накопившиеся грехи».

День был субботний, и Тимоша, как водится, заранее организовал баньку — ту самую, что на дедовой пасеке, где они когда-то впервые вместе парились. Она всё так же хороша и необычайно приятна. Была адова жара, берёзовые веники, да хлебный квас, щедро сдобренный забористым хреном. Непрядов благодушествовал. Как часто мечтал он об этой самой баньке в лютую зимнюю стужу, когда на ходовом мостике холодрыга такая, что сама душа леденеет. Тогда лишь мечта согревала, да неистребимая надежда, что когда-нибудь эта Укромовская благодать снова повторится.

Представить только, какая радость, когда выскакиваешь наружу с пылу с жару, разомлевший донельзя и, «в чём мать родила», с головой ныряешь в сугроб. Вот когда шибанёт тебя, аж до спинного мозга, вот когда почувствуешь, как каждый твой занемевший было мускул вновь наливается энергией жизни. Ты снова молод, здоров и бессмертен. А потом глотнёшь ледяного кваску, растянешься в передней на лавке и на какое-то время провалишься неизвестно куда в сладкой истоме полной невесомости. Это всё твоё, это для тебя… И ты в этой бездне мирозданья — осмысленная частичка вечности, без которой не могут существовать никакие миры и галактики. Душа будто возносится, летит в какие-то тартарары… А потом вдруг осознаёшь, что ты уже на «седьмом небе» и глядишь на себя откуда-то со стороны, постепенно преодолевая обратный путь к самому себе. «Хорошо… — думаешь ты, блаженно млея. — Сам царь Додон так не парился». А рука опять сама собой тянется к кружке с квасом. Потом вдруг понимаешь, что не может быть Укромовского тепла и света без заполярной темени и стужи. Это всё неразрывно и свято. Поскольку в этом единении — сама суть земли родной, которую постигаешь временем собственной жизни.

Домой Непрядов возвращался уже под вечер, когда начинало темнеть. Снега покрылись густой синевой, морозец начал пощипывать пуще прежнего, прихватывая ледяными зубами за уши. Перед глазами вырастал холм с возвышавшимся на нём храме, а сбоку от него проступала крыша родного дома. Белой струйкой исходил из печной трубы дымок. Вот и три оконца обозначились, теплившиеся неярким светом. Сердито взбрехнул Тришка, предупреждая домашних о приближении «чужака». Почему-то невзлюбил Егора пёс, да что поделаешь — ведь у собак свои привязанности к людям.

На крыльце Непрядов обмахнул голиком с валенок снег и вошёл в сени. На душе приятно было только от одной мысли, что тебя ждут, что ты всегда здесь кому-то нужен: родные души, милые его сердцу лица. Ради всего этого стоило жить, ходить в моря и погружаться в беспредельные глубины, рискуя однажды не всплыть. Лишь бы здешняя тишина и покой никогда бы не кончались…

— Загостевался, Егорушка, — слегка попенял ему отец Илларион, как только Непрядов появился в горнице. — Ночь уж скоро на дворе, а мы на отшибе живём. Волноваться начали.

— С чего бы это? — удивился Егор. — До села же рукой подать.

— Да «серые» опять пошаливать начали. Голодно им нынешней зимой в лесу, вот они по ночам и подбираются к самой околице. Мы уж и за Тришку боимся, ночью в сенцы его пускаем. В такое-то время за село в одиночку не ходят.

— Что ж, волк — зверюга серьезная, — согласился Егор. — Отбиться от него, надо полагать, не проще будет, чем от акулы.

— А приходилось? — поинтересовался монах.

— Было дело, — уклончиво ответил Егор, почувствовав, как от одного только напоминания вновь заныл уже зарубцевавшийся шрам на бедре. — В море всякое случается.

— О, Господи! — отец Илларион суеверно перекрестился и настоятельно сказал. — Как-нибудь непременно расскажешь.

— Да многое о чём поговорить с тобой, отче, надо бы — согласился Непрядов, разделяя желание Елисея Петровича.

Широкий стол был накрыт в горнице по-праздничному. На белоснежной скатерти выставлены тарелки с огурцами, да с грибочками своего посола, блюдо с отварной дымящейся картошечкой, да с тушёной баранинкой. А посреди красовался штофчик с дедовой наливочкой.

Сам Фрол Гаврилович восседал во главе стола под образами в расшитой, перехваченной шёлковым пояском белой рубахе. Дремучая борода аккуратно расчёсана, а непослушная грива седых волос обрамляла его чело наподобие нимба, каким увенчаны на иконах лики святых старцев. В день своего рождения дед был умиротворённо спокоен, прекрасен и прост. Запавшие глаза всё так же умны и ласковы. Чувствовалось, как в любви своей к ближним он всем доволен. По правую руку от него сидели внук с правнуком, а по левую — сподвижник и товарищ всех дел его во храме Божьем.