Челси Ярбро - Костры Тосканы

• Название: Костры Тосканы
• Автор: Челси Ярбро
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-40613-5

Его знают под многими именами. Он желанный гость на всех светских балах и приемах, им восторгаются женщины, ему завидуют мужчины… Он чувствует себя как дома в любой стране и на любом континенте, хотя его образ жизни многим кажется странным и подозрительным. Во Франции его с удовольствием принимают в домах самых знатных аристократов. В Италии он становится другом великого Лоренцо Медичи и после смерти правителя прекрасной Флоренции противостоит фанатичному монаху-доминиканцу Савонароле, ввергающему город в пучину мракобесия и страха. Он интересует всех, но о нем ничего не известно.

Так кто же он — этот таинственный человек? И человек ли он?

---

Тот молодой фламандец, о котором я вам писал в прошлом году, де Ваарт, вынужден был бежать, ибо его объявили алхимиком и неверующим. Впрочем, расправа грозит не только таким, как Ваарт, а и всем образованным людям. Например, Деметриче Воландри, работавшая у Лоренцо секретарем, брошена недавно в тюрьму по какому-то вздорному обвинению. Для них, очевидно, уже преступление, если женщина владеет греческим языком.

Их фанатизм, подобно чуме, сметает все на своем пути, лишая город надежды на выживание. Если бы я не был так стар, я тоже бежал бы отсюда, ибо люблю Флоренцию и мне мучительно видеть, как низко она пала.

Я искал утешение в философии и в религии, но меня одолели. Я нес людям слово Божие долее двадцати лет, однако теперь я слаб и полон сомнений. Я вижу Савонаролу, стоящего в центре Флоренции. Его отлучили от церкви, но он отрицает власть Папы. Я вспоминаю Лоренцо, также отказавшегося в свое время принять во внимание папский указ, и задаюсь вопросом: почему же я первого так ненавижу, а память второго так чту? И сам же себе отвечаю вот что. Протест Лоренцо был актом мужества просвещенного человека, а действия Савонаролы продиктованы всего лишь самовлюбленностью мракобеса.

Что ж. Мои размышления мало что изменяют в существующем положении. Я дал себе слово не омрачать вас, донна Кассандра, но печаль моя чересчур велика. Вы будете пытаться взбодрить меня — не тратьте усилий. Я чувствую, что мое сердце потухло и вспыхнуть ему не дано. Наверное, сестра Эстасия, приобщенная к тайнам Господним, права. Возможно, и впрямь истинные надежда, радость и слава обретаются только на небесах. Она черпает эту уверенность в своих видениях. А я сомневаюсь, подобно святому Фоме.

Чтобы вас долее не беспокоить, позвольте откланяться. Лучше я напишу вам ближе к весне. Весной предместья Флоренции расцветают, да и разбойников тут становится меньше. Несомненно, в мире прибавится счастья, когда на холмах распустится первый цветочек или чей-то сарай огласится писком цыплят.

Я по-прежнему искренне восхищен вашим талантом. Примите мои благословения и любовь.

Марсилио Фичино Карреджи, Флоренция 7 ноября 1497 года

ГЛАВА 1

Лунный свет в своем серебряном изобилии проливался на воды Большого канала, растворялся в золоте фасада Ка д'Оро и мягко мерцал на мраморной облицовке старинных домов и дворцов, подчас лишь драпирующей их внутреннее убожество и обветшалость. Зимняя ночь выдалась на удивление ясной, даруя спокойствие празднику Обрезания. Венеция отдыхала, ее не тревожили обычные для сезона шторма.

Внутри хорошо освещенного, но еще не вполне достроенного Дворца дожей звучала музыка, огромная веселящаяся толпа перетекала из зала в зал, всем хотелось отведать заморских вин, перепробовать диковинные закуски и насладиться пением специально сюда приглашенных датских и испанских певцов. Сам Агостино Барбариго бродил среди гостей, золотые пуговицы его живописного одеяния были расстегнуты, открывая взорам простую рубашку черного полотна. Помимо наряда дож выделялся из публики огромными живыми глазами, густой бородой и беретом невероятных размеров.

В одном из салонов со стенами цвета морской волны он увидел Франческо Ракоци, беседующего с Улиссо Вивиано, и остановился послушать их разговор.

— Если открытый в Атлантике Новый Свет и впрямь не является частью известной всем Индии, мы, венецианцы, должны устремиться туда, — быстро говорил молодой человек. — Подумайте, граф. Я молод — и уже капитан. Мне самой судьбой назначено быть в числе первых. Жаль оставлять эту землю на откуп Испании. Для начала будет достаточно всего трех судов. Я знаю людей, которым можно полностью доверять. Они завзятые моряки и жаждут отправиться в поиск. У вас два корабля, я добуду еще одно судно. Две трети прибыли ваши, вы их получите, практически ничем не рискуя.

— В самом деле? — Лицо Ракоци изображало вежливое внимание. Молодой Вивиано подступался к нему в третий раз и успел надоесть.

— Конечно. Подумайте, граф. Драгоценности. Золото. Пряности. Два-три рейса, и мы сделаем состояние.

— Да, если вас не захватят пираты, если суда не утонут и если аборигены встретят вас дружелюбно. — Ракоци покачал головой.

Барбариго решил вмешаться.

— Оставь его, Вивиано. Кого ты хочешь обогатить? Граф и так несметно богат, а потом — он тебя знает. Или ты позабыл, как пару лет назад потерял его судно? Что ты сделал с ним? Продал? Разбил о рифы? — Дож отвернулся от капитана и обратился к Ракоци: — На золото, подаренное вами школе Святейшего Иоанна, можно было бы снарядить полдюжины таких экспедиций. Этот вклад не сулит вам прибыли, но Венеция ценит его.

Лицо Вивиано разочарованно вытянулось. Дож взял Ракоци за руку и потянул за собой.

— Он честен, честолюбив, но деньги давать ему глупо. Впрочем, вы ведь и сами все знаете, тут не о чем говорить.

Они вошли в соседнюю комнату, еще не отделанную. Стены ее были покрыты фресками только наполовину.

— Как вам все это? Мне в общем нравится, но хотелось бы, чтобы остальное дописал Боттичелли.

— Так попросите его.

Тон Ракоци был равнодушен.

— Я просил. Но он отказался, — вздохнул дож. — Что с вами, Франческо? Сегодня вы не походите на себя.

Ракоци покачал головой.

— Просто мысли мои сейчас далеко. Сегодня первое января. Лоренцо, будь он еще жив, исполнилось бы сорок девять. Флоренция могла бы сейчас ликовать, но он умер, и она стонет, раздавленная железной пятой. Савонарола окреп настолько, что борется с Папой, с каждым днем он становится все сильней.

— Вы получили дурные известия? — спросил Барбариго.

Взгляд Ракоци потемнел.

— Нет, хотя иных я не жду. Почта что-то задерживается.

— Это бывает. Зима нынче суровая, да и разбойников всюду полно. В сентябре убили моих двух посыльных, купцы в панике, им не переправить товар. — Дож пожевал губами. — Послушайте, Ракоци, мне нужен совет. Вы ведь родом из Трансильвании?

— Да. Но не бывал там давно. — Он не стал уточнять насколько.

— Вы знали короля Матиаса? — бесцеремонно спросил дож, и Ракоци понял, что за этим вопросом последуют и другие.

— Не очень-то хорошо. Мы редко виделись с ним. Он был человеком умным и храбрым и часто ездил в Неаполь, поскольку того хотела его вторая жена. Рим и Флоренция относились к нему с уважением. А почему он вдруг вызвал ваш интерес?

— Матиас предлагал Венеции объединиться с Венгрией в борьбе против турок. Я склонялся к союзу, ибо выгоды казались мне очевидными. Но теперь Матиас умер, а Ласло,[54] его преемник, молчит. Я точно знаю, что мое послание дошло до него, но до сих пор не получил никакого ответа. И не пойму почему.

— А что вам от него нужно?

— Я пригласил его приехать в Венецию, чтобы мы могли без помех кое-что обсудить.

Ракоци усмехнулся.

— Король Добже? Что с ним обсуждать? Не сомневайтесь, он к вам приедет, но только если его австрийские хозяева разрешат. Добже — прозвище Ласло, и означает оно «соглашатель». Не забывайте об этом.

Барбариго покачал головой.

— Именно этого я и боялся. Хорошо, я попробую отправить второе письмо. Если ответа не будет, постараюсь договориться с Францией. Хотя у французов меньше причин нам помогать. — Он покосился на голую стену. — Доживу ли я до момента, когда тут все будет закончено? Надеюсь, что доживу.

Дож нахмурился и пошел к двери. Внезапно что-то его осенило, он повернулся и громко спросил:

— Вы не знакомы с донной Кассандрой Феделе?[55] Ее стихи просто прелестны. Так вот, на днях она получила письмо. Из Флоренции. — Дож бросил на Ракоци многозначительный взгляд. — Она здесь. Возможно, вам стоит ее разыскать.

— Благодарю вас, синьор. Я постараюсь найти эту донну.

Ракоци сомневался, что станет кого-то искать. О чем ему говорить с пожилой знаменитостью? К его удивлению, она сама отыскала его.

Кассандра Феделе была очень миниатюрна, но держалась с большим достоинством и при всей своей хрупкости обладала удивительно звучным голосом — музыкальным и чрезвычайно густым.

— Сан-Джермано? — спросила она, приближаясь. — Вы — граф Франческо Ракоци да Сан-Джермано, не так ли?

Известность и возраст позволяли ей вести себя независимо. Подойти первой к мужчине — неслыханная в венецианском обществе вольность, но такой знаменитости сходило с рук практически все.

— Весьма польщен, донна Кассандра, — сказал Ракоци, поклонившись. — Я уже много лет восхищаюсь вашим талантом. Полициано еще во Флоренции показывал мне ваши стихи.

— О, Аньоло. Мне очень его не хватает. — Поэтесса вздохнула, но ни тени печали не мелькнуло в ее живых и умных глазах. — Мы можем поговорить? — Прежде чем Ракоци успел что-либо ответить, она сделала новый выпад: — Никогда не думала, что черное может выглядеть так элегантно. Мы по сравнению с вами просто павлины, вы затмеваете всех.