Дагмар Тродлер - В оковах страсти

• Название: В оковах страсти
• Автор: Дагмар Тродлер
• Издательство: Мир книги
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-486-01170-

Обессиленный, измученный великан стоял перед ней в грязных лохмотьях. Пленник молчал. Но его жадный, внимательный взгляд вонзался в тебя, словно нож входил в растопленное масло. Кто этот человек? Чем провинился?… На его наголо обритой голове видны какие-то знаки, руки и торс испещрены заморскими символами. Король лесных эльфов, полуживой дикарь, чудище, тролль, языческий колдун… Что скрывает этот безгласный варвар? Самые безжалостные истязания не давали ответа на этот вопрос. Только нежному, влюбленному сердцу удастся приоткрыть эту зловещую тайну…

---

— Такое легкомыслие… — Нафтали наморщил лоб. — Верно, Господь Бог и вправду любит этого парня.

— Он и в самом деле хороший воин. Слушайте, что было дальше… — Герман поспешно глотнул пива, которое я налила ему.

— Один держал щит с правой стороны, чтобы защищать Габриэля. Другой лежал подле него с левой и подавал горящие стрелы, которые тот, первый, брал и, тщательно прицеливаясь, выстреливал ими. — Руки Германа описали дугу, за которой он проследил широко раскрытыми глазами. И, как направленная рукою призрака, стрела непоколебимо достигала цели, как раз в середину осадной вышки, вторая — немного выше, третья — в крышу, и четвертая…

— И ни одну из них ты не видел, сын мой, — саркастически бросил еврей.

— Но все рассказывали об этом! И вышка запылала, пламя поднялось в небо, и воины, словно спелые сливы, попадали вниз, крича. На многих из них горела одежда, и потом вышка накренилась, медленно, как падающее дерево — ууух! — Руки Германа упали в песок. — А напротив — вторая вышка! Она раскачивалась, клонилась, как пьяный великан, люди кричали от страха, полыхало пламя, Габриэль выпускал стрелы одну за одной, крыша загорелась, сильный порыв ветра — и вышка наклонилась над раздался треск, и с оглушающим шумом части вышки разлетелись в разные стороны, люди, кони, все смешалось… В замке дерут глотку, исполняя песню, которую запевает ваш отец, и вот он уже отдает приказ выливать из чанов и бадей смолу и навоз — вам нужно было это видеть!

Его круглое лицо раскраснелось от возбуждения, глаза сверкали, а кружка опустела. Тассиа не мог сдержать кривую усмешку.

— Разрушены все домишки пригорода? — озабоченно спросила я. — Если горящая вышка свалилась на них…

— Те, кто это видели, говорят, что потребуется много ремонтных работ. Некоторые хижины разрушены полностью. — Нафтали захлопнул свой саквояж. — Можно заменить все, кроме жизней людей.

— Сколько погибших?

Голос не хотел меня слушаться.

Нафтали погладил мою руку.

— Твой отец сумел организовать хорошее прикрытие. На этот момент всего лишь четверо погибших. В зале размещены раненые, не более пятнадцати человек, женщины ухаживают за ними. Думаю, о Господи, да будет на то воля твоя, бои скоро закончатся.

— Клеменсу опять придется убираться восвояси, — неуважительно, ничего не боясь, промолвил Герман. — Он никак не поймет, что взять приступом этот замок не сможет. Уже столько людей потерял в боях…

И в самом деле, так много людей. С крепостной стены мы часто видели, как после боя через горы мусора, смолы ступали священники, чтобы благословить умерших, перед тем как их погружали на повозки. Печальная вереница, сопровождаемая усталыми воинами в рваных одеждах, зачастую без оружия. Им предстоял долгий голодный путь, ведь Клеменс повелел заботиться о себе самим. И оставались наши крестьяне, которые должны были возвращаться в разрушенные дома, в истоптанные ногами агрессоров сады. Разочарованные рыцари, мародерствуя, опустошали, стирали с лица земли одну деревню за другой, чтобы извлечь для себя хоть какую-то выгоду, В который уже раз я подумала о страшной несправедливости, творимой по отношению к бедному люду. Войны начинают всемогущие властители, а гибнут крестьяне…

Впервые в жизни я проводила Страстные дни не так, как это пристало благонамеренной девушке-христианке, не в церкви. Впереди у меня была самая необычная Пасха в моей жизни.

Вечером Страстной пятницы мастер Нафтали пригласил всех нас в палатку. Вместе с Тассиа он провел какое-то время у очага, а затем Тассиа внес подносы с едой.

— Это пасхальная вечеря, — шепнул мне Герман. — Война, которую ведет ваш отец, не позволила ему отправиться на лошадях в Кельн.

Нафтали выложил на середину три плоских хлеба и присоединился к нам. Лицо его выражало грусть и печаль. Он молча налил в наши бокалы вина, а один, наполненный, поставил на край столешницы.

— То, что я делаю сегодня, мои собратья в Кельне посчитали бы тяжким грехом, — начал он, и голос его слегка задрожал. — И все же я буду с вами праздновать сендер, ни один человек не должен оставаться в этот вёчер в одиночестве. Я прошу вас разделить со мною опресноки. Возможно, я буду есть мацу в последний раз.

Он закрыл глаза и прошептал слова на древнем языке иудейского народа, похожие на монотонное пение, от которого по спине у меня пробежал холодок…

— Хвала тебе, живущий вечно властелин мира, поддерживающий в нас жизнь, — закончил он уже на нашем языке, — поддерживающий в нас жизнь и здравомыслие, позволивший дожить до этого праздничного времени.

Он вымыл руки водой из графина, обмакнул небольшой пучок из трав в чашу с водой и съел его, продолжая что-то бубнить себе под нос. Потом разделил один из хлебов на две неравные части и завернул больший в белую тряпицу

— В вечер сендера вспоминают о том, как народ Израиля сбежал из рабства в Египте. Позвольте мне рассказать о том, как следует вести себя при этом. — Он положил руки на колени и опустил голову. — И сказал Элоим Аврааму: ты должен знать, что потомство твое станет чужаками не в своей стране. И вынуждены будут они прислуживать и мучиться четыре сотни лет. И заключил он с Авраамом, отцом всех людей, союз и пообещал ему страну Ханаан в вечное владение. И Авраам указал на Исаака, и сыновей Исаака звали Иссахар и Иаков. И сыновья Якова пошли В Египет и стали прародителями многочисленного народа. Столь многочисленного, что египтяне стали бояться его и начали притеснять. Они поработили народ Израилев и стали изнурять его подневольным трудом и днем, и ночью. И Моисей, спасенный из воды фараоновой дочерью, рожден был в рабстве. Элоим, Властелин, был с Моисеем и избрал его для того, чтобы унести народ из рабства.

Тассиа протянул мастеру чашу. Казалось, он мог считывать каждое слово с губ своего хозяина.

— Но фараон не хотел отпускать их. Тогда наш бессмертный Владыка наслал на страну египтян десять наказаний — вместо воды текла кровь в колодцах египтян, лягушки, комары и мухи наводнили страну, чума и оспа косили скот и людей, град и саранча уничтожали урожай, и три страшных дня во всей стране царила тьма. Последним же наказанием по воле Бога было убийство всех первенцев мужского пола, был ли то человек либо животное.

Эрик беспокойно зашевелился на своем ложе. Я поправила на нем одеяло, спросив себя, могу ли слушать и дальше тихий голос Нафтали.

— В ту ночь, о которой мы вспоминаем сегодня, израильтяне должны были убить ламу и, проходя мимо, обмазать ее кровью, дверной косяк, на котором был щит повелителя. Опоясанные мечом и с палкой в руке, они должны были съесть перед пасхальной трапезой пресный хлеб. Так Бог указал на свой народ, и так происходит и по сей день. И когда Элоим, суд вершащий, побил египтян и убил всех первенцев и сына фараона, как сына самой бедной служанки, лишь тогда фараон наконец-то позволил израильтянам покинуть страну, чтобы переместиться в Ханаан, где текут молочные и медовые реки, страну обетованную. — Нафтали поднял голову и взглянул на нас. — И это должно быть знаком на нашей коже и как отличительный знак между нашими глазами, потому что Всевышний властной рукой вывел нас из Египта.

Он разломил хлеб, поделил его и дал по щепотке травы. Слов, которыми он благословлял все это, я не понимала, а у хлеба, который ела, был незнакомый вкус. Но я не осмеливалась даже пошевелиться из-за страха спугнуть волшебство, словно его голос заколдовал нас.

Глубокой ночью Тассиа убрал все миски и чашки скромной трапезы, а Нафтали поделил с нами отложенный кусок хлеба. Он казался каким-то отстраненным и потерянным.

— Первый раз в своей жизни я не смог отпраздновать сендер со своими собратьями, — произнес он и улыбнулся. — И я благодарен вам за то, что вы были со мной. Всевышний простит меня за то, что я не во всем следовал законам, как то предписывает Тора.

Он в третий раз наполнил до краев бокалы вином и произнес благословение. На этот раз я попыталась влить в рот Эрику немного разбавленного водой вина. Когда он почувствовал у своих губ кромку бокала, то открыл глаза. Они были ясными, без признаков лихорадки. И я была уверена, что он узнал меня.

Он взял из моей руки бокал и стал пить осторожными глотками. Когда он пил, взгляд его остановился па моем платье, но он никак не отреагировал на мои слова. Он стал смотреть на других. Они были заняты хлебом и вином. Когда я вновь обернулась к Эрику, бокал стоял рядом с ним на полу. Глаза его были закрыты.

— Очнись же наконец, — устало пробормотала я.

— Развей гнев свой над народами, которые не признают тебя! — Нафтали с распростертыми руками стоял в проеме палатки.

Я протерла глаза. А может быть, мне это всего лишь снилось? Эрик, казалось, спал глубоким сном.

— Развей гнев свой над странами, которые не взывают к тебе, потому что они извели Якова и опустошили его жилище. Рассей гнев свой на них, пусть падет на них твоя жгучая злость! Преследуй их с усердием и истреби их под небом Всемогущего!