Янина Жураковская - Хранители времени

• Название: Хранители времени
• Автор: Янина Жураковская
• Жанр: Фэнтези

Общеизвестно, что героями не рождаются, а становятся. Что для этого нужно? Всего-то: злобный тиран, волшебный медальон и Счастливое Стечение Обстоятельств. Отныне судьба мира в ваших руках, ребята! Не уроните её на пол…

---

— Аспиды белые, лиходеи окаянные, душегубы! — разорялась баба. — Ить верно мамынька сказывала, тухлыя душонки, ой, тухлыя-а! По смерть не забуду, каки вы есть, Хранители! Каб не Хозяйка, кровью б таперча умывалися, верно грю! Имать-то велено по-доброму! Сама, сталбыть, желаит уголья о вас тушити да на дыбу вздергывати!

Кочерга взметнулась вверх.

Спят в пробирке эмбрионы, спят в музее фараоны,

И в уютном мавзолее Ленин спит, блаженно млея! — бормотал я, уворачиваясь от чугунного дрына.

Из-за спины неслись тихие голоса:

— Хорошо работает! Не то, что…

— Если жизнь дорога, не заканчивай эту фразу.

— Как меня по земле валять и морду кровянить — пожалуйста. А бабе вдарить…

— Уклон и левый боковой!.. Что он творит! Что творит!!!

— Поди, вдарь, двуликий.

— И пойду, упырина!!!

Толстуха сделала резкий выпад, целя чёрной, явно отравленной иглой мне в плечо. Я отпрыгнул в сторону, и тётка, потеряв равновесие, едва не пропахала носом землю. Идио восторженно взвыл, но баба упрямо повернулась и вновь буром попёрла на меня.

— Никшни, рыжий, слышь? — заверещала она. — Своей волей никшни, покудова болваны не очухалися! Кольну небольно, до смерти не побью, не боись…

Сторож спит с ножом в спине, спят пожарники в огне,

И придавленный бревном спит строитель мёртвым сном…

— На принцип идёт… — потянула сестра.

— Я отвлёкся, и кочерга вскользь задела меня по уху.

— Ин ништо вас не берёт, клятые! — настырная баба замахнулась снова. — И чудодей не-мертвый на един зубок, и обёртыш в служках, а в полюбовниках и вовсе… ой, мамонька! Нешто взаправду вомпэр?!!

Насупившийся Идио уже стоял у неё за спиной. Удар ребром ладони по шее («Мой приём», — отметил я), и пампушка осела наземь, как шарик, из которого выпустили воздух. Оборотень, красуясь, завязал кочергу узлом.

Ошибившись только раз спят сапёры в этот час.

Парашют с собой не взяв, спит десантник на камнях…

С противным чмоканьем болото выплюнуло помятого вампира. Тот упал удачно, повалив Яну, и перепачканные бурой жижей руки профессионально облапили девичьи округлости. Её затрещина была безупречной, как женская логика.

Болваны разом качнулись вперёд, вращая слепыми глазищами и загребая ногами пыль. Болванчики, чуть промешкав, последовали за ними.

Пффшш. Шаг. Пффшш. Шаг. Пффшш…

Идио поднял брошенный Яной топор. Пухлые щёки побледнели.

Газ забыв закрыть, соседи спят вповалку на паркете.

В паутине дремлют мушки… Спи!!!

Черные археологи, знакомясь с замечательным наследием древних инженеров и архитекторов — смыкающимися стенами, наверное, чувствовали себя так же. Леденея, я вскинул руки в отвращающем жесте, подсмотренном у киношных магов.

— А то прибью подушкой!

Болваны замерли, точно налетев на невидимую стену, расплылись в счастливых улыбках, повалились на землю и мирно засопели. Только бородач староста, медленно занося топор, продолжал наступать на вампира, ошалело мотавшего головой после затрещины. Но рядом с ним стояла Яна, своим видом являя готовность рублём одарить, в горящую хату войти, БТР на ходу застопорить и киборга в бублик свернуть. Она молниеносным движением вырвала у болвана топор, перебросила его Идио и со словами «Это мой вампир, ищи себе другого!» размашисто съездила мужику в челюсть справа.

— За враньё и утайки, — двинула ему слева. — За мертвяка, — врезала под дых. — За брата, за друга, за тополь у околицы! — отвесила несколько оплеух, поправила ворот кольчуги и впечатала кулак болвану в переносицу. — За моё тяжелое детство!

Болван ещё немного постоял, а потом медленно, словно неохотно, осел на землю.

Идио задумчиво сравнил два топора.

— Чем больше узнаю людей… — начал он.

— …тем больше мне нравится быть нелюдем, — машинально закончил за него Зима и быстро оглянулся: не заметил ли кто?

Я утёр текущую из носа кровь и стал соображать, что ещё не сделано. Земля всё время куда-то проваливалась, синяки и царапины, прежде не замеченные, горели огнём, вспухшее, похожее на вишневый пирог ухо ныло, но лучше я никогда себя не чувствовал. Добро сново победило зло. Никто не выстоял против силы Хранителей!..

Толстуха подняла голову, оглянулась. Изо рта вырвался тоскливый вой, лицо некрасиво сморщилось, побагровело и крупные слезы градом покатились по пухлым щекам. Брезгливо морщась, я поднял руку.

Яна сердито пихнула меня в бок.

— Саша! Твои принципы!

Я зыркнул на неё и сделал то, что хотел — почесал нос.

— Ой, да хватит выть, отрава!

Ключ тихо звякнул. Тётка, икнув, поперхнулась плачем.

— Хва…тит вы…выть? — переспросила она.

— Вам не интересны ни мы, ни наши друзья, — вежливо сообщил я.

— Ни друзья… — эхом отозвалась толстушка.

Моя ладонь невинным жестом скользнула по воздуху.

— Пойдешь домой…

— Домой…

— Ляжешь спать, утром проснёшься другим человеком, — я снова погладил воздух.

— Другим человеком…

— Вали, — велел я, пытаясь себя убедить, что дома и деревья, в принципе, бывают кривыми, но извиваться на глазах никак не могут.

— Валю, валю, валю, — толстушка покорно засеменила прочь.

Меня шатнуло, перед глазами замелькали звёзды. Яна, поддерживая, обняла за плечи, и стало ясно, что всё закончилось, что больше не нужно никуда торопиться, никого спасать, можно упасть прямо тут… и уснуть…

Небо качнулось, и земля бросилась в лицо.

…и душа чародея, вопя и бранясь, оторвалась от тела и ухнула в дальний астрал.

Вот и спасай мир после этого!

Интермедия. Тёмная сторона

Бивис, баклан, заткнись! Не порти песню!

Из молодёжного фольклора.

В парке всю ночь поёт соловей,

Спать не даёт он тёще моей.

Возьму автомат я, патроны возьму,

Пой соловей, ты не мешаешь никому…

Бух! Бух! Бу-бух! Бу-бу-бууух!

Чертог перемещений содрогался от мощных раскатов грома, что прокатывались по нему, множа эхо. Лысый, небритый мужичок в широченных трусах в одной руке держал здоровенную бутыль с мутным зельем, то и дело прикладываясь к ней, в другой — сжимал странный артефакт из воронёной стали. Тот с бешеной скоростью выплёвывал железные шарики. Они ударялись о Жемчужную сферу и отлетали от неё, рикошетя в стены и собравшихся в зале существ, никого почему-то не задевая. («Параллельные автономные аарты с нулевым взаимовлиянием», — объяснил бы Сивер, если бы ему позволили открыть рот).

Сделав последний глоток, стрелок выронил свой «громобой», придурковато ухмыляясь, осел на пол… и Ларвеор испытал небольшой шок. За спиной пришельца возник — капитан поперхнулся, если бы было чем — Кошмар Холостяков, она же Елгрутт них Рюёкка, «железная грудь» (официальное, между прочим, звание) Союза Тролльих Земель. Со сковородой вместо любимого двуручника и в жутком красном халате — но это была она! Та самая, что могла выйти на дракона с голыми руками, после чего дракон смылся бы без шкуры! Та, кого до истерики боялась (простите, немного опасалась) сама Госпожа! Та, в чьём кабинете, по слухам, висел плакат «Мой зять — отродье Света и борются с ним соответственно!» и чьими скромными усилиями дала течь любовная лодка Кристанны и Сивера! Та, что едва не…[44]

Ларвеору захотелось сотворить двойной круг, но он сдержался.

— Бабуля? — серея, пролепетала Кристанна.

— Госпожа Елгрутт в поперечном сечении значительно шире, — возразил Сивер, уныло разглядывая себя в зеркале. Лиловый «фонарь» под глазом делал его похожим на окривевшего енота — увы, лечебным чарам синяки почти не поддавались. — Но сходство, как ни прискорбно, есть. Я предполагал, что хотя бы дальнее Параллелье свободно от этой заразы, однако, беда никого не пощадила.

— Ах ты, панда недобитая! — басом взревела тетка, с неожиданным при её комплекции проворством кидаясь вперёд, выдернула у мужика артефакт и принялась неистово колотить им по защитному куполу. — Лопух ушастый! Глиста в скафандре! Я ж тебе все волосья повыдёргиваю, долбочёсина остроухая, шмакодявка косоглазая! А ну вылазь оттудова! Вылазь, слизняк бледнючий!!!

Искры ворохом сыпались при каждом ударе, купол гудел, как чугунный котёл, но держался. Звери попрятались, ёлки мелко тряслись, барды, пугливо косясь на тётку, жались у стены. Резко протрезвевший мужик на карачках отползал в сторону, мумия, валяясь на полу, талантливо притворялся трупом. Огромный парень с железной головой и багрово горящими глазами хрипло бормотал что-то про больной бок бабы, а смуглый человек, пришедший вслед за железноголовым — барды называли его поваром — просто стоял, скрестив руки на груди. Лицо его ровным счетом ничего не выражало.