Константин Пензев - Земли Чингисхана

• Название: Земли Чингисхана
• Автор: Константин Пензев
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9265-0369-9

Книга Константина Пензева «Земли Чингисхана» продолжает серию книг молодого, но уже хорошо известного читателю исторической литературы автора о взаимоотношениях народов, населяющих Великую степь и ее окраины. Эта книга посвящена истории русско-китайских отношений, тому, какие они были в прошлом и что можно ожидать от них в будущем. Надо ли бояться китайцев? Могут ли они вновь, как при Чингисхане, заселить и аннексировать российский Дальний Восток и южную Сибирь, а то и всю Евразию?

---

В начале XIII века Синьцзян вошел в состав улуса Чагатая, а в 1346 году правитель улуса Туглук Тимур принял ислам, став здесь первым могольским ханом-мусульманином. Затем последовал процесс «исламизации» Синьцзяна, зачастую насильственными методами, и к началу XVI века Тур-фан и Хами вошли в сферу влияния этой религии.

В конечном итоге мусульманство стало на территории Восточного Туркестана главенствующей религией. Буддизм и даосизм потеряли свое влияние, а зороастризм, манихейство и несторианство исчезли совсем. Между тем со времени начала правления династии Мин (1368–1644) в Синьцзяне приобрел весомое значение тибетский ламаизм (форма буддизма), а с приходом к власти династии Цин (1644–1911) буддизм и даосизм снова обрели здесь своих сторонников, возродив свойственную для Синьцзяна обстановку веротерпимости.

Что следует отметить в отношениях китайского государства и Синьцзяна? Можно ли утверждать, что ханьцы, как титульная нация империи, как-то по-особому агрессивны по отношению к народам, живущим по окраинам Китая? Вовсе нет. Посмотрите сами. Периоды протектората собственно ханьского Китая над Синьцзяном могут быть отнесены к временам династии Тан и к нынешним временам. К примеру, в период могольского (т. е. явно иноземного) владычества Синьцзян находился на привилегированном положении в империи. Мины, коих можно считать за ханьскую династию (впрочем Цины считали Минов юаньским домом — «Мины были юаньским народом»[73]) относились к Синьцзяну вполне индифферентно. Затем ханьцы вновь, уже на 300 лет, оказываются под пятой маньчжурского, фактически иноземного владычества, и покорение Синьцзяна в это время нельзя отнести на счет ханьской агрессии. Тем не менее следует признать, что стремление Китая прибрать Западный край к рукам вполне очевидно на протяжении всей его истории. Чем могло быть вызвано это стремление?

Несомненно, вне зависимости от того, кто управлял Китаем, сами ханьцы или иноземные завоеватели, те же моголы или маньчжуры, стремление китайской политики овладеть Синьцзяном имело место и зависело прежде всего от состояния самого Срединного государства. При общей нестабильности государства Западный край выходил из-под контроля, при усилении — подпадал под протекторат центральных властей. Таким образом, Синьцзян во всех отношениях представляется как типичный лимитроф, вроде прибалтийских государств в их связи с Россией.

Посмотрим как решался вопрос о Присоединении Таримской низменности и Джунгарии во времена династии Цин. Данному вопросу посвящено замечательное исследование Д. В. Дубровской «Судьба Синцзяна».[74] Не стану приводить все ее рассуждения и доводы, но прошу обратить внимание на следующие:

«…когда Синьцзян находился под контролем маньчжуров, им требовалось меньшее количество солдат для поддержания „естественной“ границы по Памиру, немногочисленные горные проходы которого, в случае необходимости, несомненно, было гораздо более просто оборонять, чем защищать непосредственно внутренний Китай». И далее:

«Дальнейшая логика приверженцев идеи обладания Синьцзяном проста: если из-за невыгодной географической позиции обороны надо было увеличивать общее количество солдат, то пропорционально увеличивалась сама цена национальной обороны. Это объясняет тот факт, что Цяньлун смог демобилизовать часть своей армии после того, как были завоеваны Джунгария и Восточный Туркестан и появилась возможность экономить деньги на содержании войск. Это было особенно выгодно, т. к. богатый южный Синьцзян мог взять на себя значительную часть расходов по обеспечению армии и гарнизонов».

Вэй Юань (1803–1861 гг.), один из наиболее известных историков цинского периода, считал, что во всех отношениях будет выгоднее охранять границу к западу от Синьцзяна, вместо того, чтобы, отказавшись от этих земель, приблизить ее к Пекину. «Вэй Юань ощущал нестабильность положения Китая в Синьцзяне, он отдавал себе отчет в русско-английском противостоянии в Центральной Азии и предполагал, что Британские политики опасались Российского проникновения в Афганистан и северо-западную Индию. Позиция русских представлялась ему идеальной, чтобы потеснить „Владычицу морей“ в этой части света».[75]

Таким образом, переселение китайцев-хань в Синьцзян с 1949 года и по наше время связано, скорее всего, не со стремлением решить некоторые демографические проблемы «стержневого народа», а со стремлением увеличить политическую устойчивость в этом важнейшем геостратегическом регионе. Если же читатель придерживается иного мнения, то пусть попробует ответить — каким образом увеличение численности ханьцев в Синьцзяне с 200 тыс. в 1949 году до 7,5 млн. человек в 2000 году (т. е. за 50 лет!) помогло решить китайскую демографическую проблему, притом что в настоящее время население в этой стране насчитывает более 1,3 млрд.? Безусловно, Западный край богат полезными ископаемыми, в частности, нефтью, однако во времена, предшествующие XX веку, нефть не играла никакой особой роли в экономике, тем более в середине XVIII века, тогда как стремление китайской империи, управляемой хотя бы и моголами, к контролю над Синьцзяном было всегда.

Сегодняшняя политическая ситуация в Синьцзяне неоднозначна. Уйгуры, которые до провозглашения КНР составляли этническое большинство в данном регионе, ныне составляют едва ли половину его населения. Увеличение доли представителей ханьского этноса в СУАР вызвало сильную национальную реакцию с уйгурской стороны: распространение сепаратистских настроений, межэтнические столкновения на бытовом уровне, а также всплеск терроризма.

На территории СУАР действует до 27 уйгурских сепаратистских террористических групп (информация, естественно, весьма приблизительная). Крупнейшими из них являются (или являлись) следующие: «Искра Родины» — специализируется на покушениях и похищении оружия. «Лобнорские тигры» — действует в районе полигона Лобнор, добивается прекращения испытаний ядерного оружия. Кроме того, в СУАР действует «Объединенный национальный революционный фронт Восточного Туркестана», который отстаивает идею создания независимого государства уйгуров. Создана эта организация в 1993 году, на базе «Национального революционного фронта Восточного Туркестана», с 1984 действовавшего политическими методами. Террористы этой организации специализируются на взрывах, убийствах солдат и полицейских и ограблениях банков. В 1997 году ими были предприняты в Урумчи диверсии против солдат армии КНР (убито 24 человека) и гражданских китайцев (в результате взрывов 4 автобусов погибло 27 человек), взрыв в здании Управления ГБ и пр. Кроме того, со стороны данной организации проводятся диверсии на линиях связи, электролиниях и водопроводах. ОНРФВТ имеет лагеря по подготовке террористов.

Дополнительными проблемами, вызывающими напряженность в Синьцзяне, являются бедность населения, слаборазвитая система здравоохранения и образования, отсутствие коммуникационной инфраструктуры и др. Весьма печальную роль сыграли эксцессы политики ограничения рождаемости, которую власти КНР проводят не только в отношении ханьского населения, но и в отношении уйгурского.

Нельзя сказать, что правительство КНР не понимает значимости данных вопросов. Оно вложило и вкладывает значительные деньги в экономику СУАР с начала 1990-х гг. Однако ожидаемого повышения уровня жизни не произошло. По крайней мере так считает Александр Кардыбаев в статье «Многомиллионное меньшинство», которая посвящена проблемам уйгуров в КНР. Для полноценного развития региона требуется определенное согласие уйгурского народа на сотрудничество с властями КНР, а оно, увы, дается с трудом.

А. Кардыбаев сообщает также: «Ситуация для Китая осложняется тем, что активизация уйгурского сопротивления происходит в месте, крайне важном в стратегическом отношении для КНР. Речь идет о регионе, где расположен атомный полигон в Лобноре, космодром и предполагаемые гигантские запасы нефти — стратегический энергетический резерв Китая. Окружение КНР базами США с северо-запада, то есть со стороны Средней Азии после разгрома талибов в Афганистане, вполне может привести к желанию американцев разыграть „уйгурскую карту“ против Китая».

Нет сомнения, что в случае острой необходимости данную «уйгурскую карту» могут разыграть не только США.

Итак. Синьцзян-Уйгурский Автономный район (СУАР) выглядит в конструкции китайского государства как типичный лимитроф, который в расовом, культурном и в религиозном отношении исторически слабо связан с метрополией, т. е. с чайнахартом. Географически СУАР также отделен от Центрального Китая и связан с ним только узкой полосой Хэсийского коридора. Если посмотреть на карту китайских провинций, то этот коридор ясно обнаруживается в очертаниях провинции Ганьсу.

Коридор Хэси, он же Ганьсуйский коридор, представляет из себя цепь котловин длиной около 1000 км у северного подножия Наньшаня и граничит на севере с пустыней Гоби. Ширина его весьма небольшая, до 100 км, высота составляет 800–1500 м. В ландшафте преобладают пустынные участки — солончаки, такыры и песчаные массивы. Часты здесь песчаные бури и ураганы. Вдоль Хэсийского коридора издревле проходил Великий шелковый путь, начинавшийся в районе Сианя и следовавший затем в Среднюю Азию.