Савелий Леонов - Молодость

• Название: Молодость
• Автор: Савелий Леонов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1959

«Молодость» — роман 50-х годов о Гражданской войне.

---

— Нельзя сидеть сложа руки, — говорила Настя. — Кулаки мутят людей, запугивают неизбежным переворотом. Они натравливают мужиков на Советскую власть, чтобы сначала расправиться с местными большевиками, а потом идти на город.

— Я завтра поеду к Селитрину, все обскажу, — решил Гранкин, выполнявший за Степана обязанности руководителя партийной ячейки.

С ним согласились. Необходимо было поставить в известность уездный комитет партии о напряженном положении в деревнях, о зреющем кулацко-эсеровском заговоре, получить указания. Настя предложила провести крестьянские собрания, чтобы разъяснить народу смысл последних событий в Москве.

Федор Огрехов впервые после болезни спустился с печки и сидел, понурив голову, перебирая пальцами рыжую куделю свалявшейся бороды. Он понимал, что дела со дня на день обостряются, и завидовал тем односельчанам, которые остались в стороне от борьбы… Вон степенный здоровяк Роман Сидоров, черномазый Алеха Нетудыхата, маленький, говорливый Чайник и многие другие живут спокойно, а тут каждое событие тебя касается. На печке не отлежишься, видно, хворать, больше не дадут.

«Что попишешь? — думал он, оглядывая исподлобья собравшихся. — К толстосумам я не пристал и от этих безлошадных откололся… У них зуб за зуб зашел, разными дорогами тянут, а моей вовсе не видать. Уехать, нетто, за солью на Дон? Пропасть с глаз долой, к лешему, пока все без меня перемелется!»

Матрена, как бы читая его мысли, сказала:

— Властью надо пользоваться, Федор, коли народ доверил. У власти — сила! А ты опустил нос до колен, будто и впрямь кулаки нашу волю в бараний рог свернут.

— Баба учит ткать онучи, — ворохнулся Огрехов, раздосадованный упреком солдатки, — а я свои обязанности знаю… Власть! Ежели понадобится — хватит у нас духу Клепикова осадить! Ведь осаживали раньше?!

— Ты, что ли, осаживал?

— Миром осаживали! И в городе, и на деревенском сходе — одним козырем ходили! А случись драка — нам силы не занимать. Кого хошь расшибем в лепешку!

— Не хвастай, опять хвороба одолеет! — уколола Матрена, переглянувшись с Травкиным и Настей.

Огрехов засопел носом, не находя ответа.

Настя вышла проводить посидельцев. На востоке уже тлела узенькая кромка небосвода, постепенно расширяясь и окрашиваясь в яркие тона. Петушиный крик будил деревню. В темном небе меркли и скатывались зрелые звезды, и светлый ручеек Млечного Пути лился из ковша Большой Медведицы.

На двери Огреховской избы Настя увидела наклеенный кем-то лист бумаги. Это был приказ Клепикова.

Глава тридцать седьмая

Крыльцо у Биркина большое, дубовый стол прочен и самовар объемист. Хозяин, возбужденный многолюдностью и необыкновенным составом гостей, не скупился на съестное. Стол был завален свежими пирогами, стояли посудины со сметаной, с медом. Розовел свиной окорок, желтели гузки жареных кур. Шеренгой выстроились пять четвертей самогона-первача.

Клепиков и Гагарин сидели за столом с представителями восставших деревень, здоровенными бородатыми кулаками. У каждого из них дома было всего до черта, но им нравилось повольничать «на чужбинку». Волчок, пачкая черную бороду, макал пирог в сметану и пыхтел от удовольствия. Филя Мясоедов налегал больше на самогон. Пантюха любил чаевничать, не забывая также отправлять в рот и круто сваренные яйца, и рыбу, и ветчину, причем ветчину хватал руками сразу по два куска, словно опасаясь, что больше не достанется. Гагарин толкнул его под столом ногой:

— Зачем ты, братец, торопишься?

— Ась?

— По два куска берешь! Пантюха нагло сощурился:

— Ахти, господи! По три-то, подавиться мне, што ля? Гагарин содрогался от омерзения при виде этого ярмарочного маклака. Но делать было нечего. Судьба свела их вместе. Отныне придется и пить, и есть, и сражаться плечом к плечу с такими вот пантюхами.

Были здесь и те, кто верховодил городской контрреволюцией. От группы промышленников и купцов сидел Адамов. От меньшевиков — Бешенцев, сын урядника, долговязый парень с унылыми глазами и двумя маузерами за поясом. Анархистов представлял Кожухов. Встретив его здесь, Клепиков напомнил, что похищенные в исполкоме деньги следовало бы вернуть штабу на общее дело. Кожухов возмутился:

— Клевета! Я по десять тысяч не краду:

Воровать — так миллион,
А гулять — так с барыней!

«Ладно, — решил Клепиков, — после сочтемся».

Биркин, мигая крысиными глазками, проворно забегал то с одного, то с другого конца стола, потчевал, суетился. Девяностолетняя спина его, худенькая, точно у подростка, сгибалась и разгибалась в низких поклонах.

— Кушайте, золотые мои… Не оскудею! Николай Петрович, голубь голубой, для тебя не жалко. Сытому коню и овраг нипочем, и гора — ровная дорога!..

Клепиков ел сердито, молча и, против обыкновения, почти не пил. Он был в офицерском френче, перетянутый боевыми ремнями, как и полагается «командующему». По правую руку от него сидел склонный к полноте Гагарин — «начальник штаба». Не хватало только армии.

Правда, из лесов стягивались разбежавшиеся от мобилизации унтеры, наводняя Осиновку. Но с этими «силами» города не возьмешь.

Штаб точно подсчитал, сколько в каждой деревне людей, разбил их на десятки, сотни, тысячи. К подразделениям прикрепили командный состав из унтеров. Будучи председателем уездного исполкома, Клепиков тайно завез в некоторые волости по две-три тысячи винтовок с патронами.

Были предусмотрены и средства связи, и снабжение, и санитарная помощь, и маршруты движения, и места привалов, и колодцы, и мосты.

В деревнях тихо и осторожно действовали кулацкие агитаторы. Распространялись слухи, что в новину продотряды начисто выгребут хлеб у мужиков. Теперь, мол, нет разницы между бедными и богатыми, земля разделена поровну, и разверстку потребуют со всех одинаково.

Попы в церквах закатывали слезные проповеди, понося «гонителей веры христовой»… По дворам шныряли монашки, подручные Адамова. Раздавали освященные на горе Афоне просвирки и уверяли, что большевикам осталось жить до яблочного спаса.

Клепиков нервничал. Он знал, что военком Быстров, выступивший из города с отрядом, нащупывает его и может напасть в любую минуту. У Быстрова помощником Ефим…

И Клепиков решил начинать именно с Ефима. Была ведь дружба. Неужели все померкло, заглохло, не оставило следа? Глупости! Слабая, ненадежная, но есть почва для встречи…

Связаться с Ефимом вызвался Глебка. Он с утра уехал по этому делу, и Клепиков ждал, часто взглядывая на дорогу.

— Не томись, душа моя, — советовал Филя Мясоедов, — выпей рюмашку и остынешь. Все равно за каждое дело люди сукиным сыном назовут. Плохо сделал: «Эх, не сумел, сукин сын!» Хорошо: «Ну, и ловок же, сукин сын!»

За столом поднялся хохот. Клепиков натянуто улыбнулся, одобряя грубую, но справедливую шутку. Захмелевший Бешенцев ударил кулаком по столу:

— Водка — такая благодать… ее не жевать, а только глотать… Почему же, я спрашиваю, не все пьяны? И почему до сих пор никто не дал мне по морде?

Выпил еще залпом стакан первача, рванул на себе гимнастерку, содрогаясь от удушья, и начал буянить. Он хватался за свои маузеры, грозился перестрелять всех комиссаров.

Потом завыл, по-бабьи упёршись кулаком в щеку:

…Была пора, когда под звуки счастья,
Я звал, я жил тобой одной
Теперь уж я не тот… И позднего участья
Я не хочу. Уйди! Господь с тобой…
Мой крест уже готов… И актами распятья
Обвит, уже обвит мой труп полуживой…
И кончен пир, и смолкли песнопенья,
С небес лазоревых слетела красота…
Жалеть! О чем? Я умер для стремленья,
А впереди — одна лишь пустота…

«Идиот! — подумал Клепиков. — Воюй с такими вот алкоголиками!»

Адамов, сидевший на краю скамьи, перебирал одутловатыми пальцами благообразную бороду. Одежонка его была ветхой, монашеского покроя. В лице таилась чуть заметная усмешка. Уставившись молочно-синими бельмами прямо перед собой, он прогудел:

— Чаю, хозяин, отопью у тебя и пойду. В город поспею к ночи. Своих приготовить надо… Заварится каша — ударим антихристовых слуг сзади!

Присутствующие одобрительно закивали бородами:

— Дело, Потап Федорович!

— Помните, как Афанасий Емельяныч говорил? Вы по голове, мы по хвосту — и рыба наша.

Клепиков вылез из-за стола вместе с Адамовым. Они вышли в другую комнату, и долго там совещались.

— Николай Петрович! — увещевал Адамов. — Зачем даром время теряешь? Выступать надо!

— С кем выступать? Где силы?

— В себе силы найди! Восемнадцать волостей ждут набата! Мужики самочинно продотряды сшибают! В Кузьминке — слыхал? Комиссара Иванникова убили… Пулемет отняли… Яблочный спас на носу!