Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь

• Название: Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь
• Автор: Эдвард Бульвер-Литтон
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1985

В последнем романе английского писателя Э. Бульвер-Литтона (1803–1873 гг.) "Кенелм Чиллингли" сочетаются романтика и критический реализм.

Это история молодого человека середины XIX столетия: мыслящего, благородного, сознающего свое бессилие и душевно терзающегося. А. М. Горький видел в герое этого романа человека, в высшей степени симптоматичного для своей эпохи.

---

— Вы избрали восхитительный способ ознакомления с нашими краями в эту прекрасную летнюю пору, мистер Чиллингли. Студенты во время каникул, кажется, часто предпринимают подобные прогулки.

— Очень часто, только они обычно бродят стаями, словно одичавшие собаки или австралийские динго. Только прирученную собаку можно встретить бегущей по дороге особняком, и то, если она не ведет себя очень скромно, раз девять из десяти ее побьют камнями как бешеную.

— Мне говорили, что вы, к сожалению, путешествовали не совсем спокойно.

— Это верно, мисс Трэверс, и я довольно незадачливая собака, а может быть, и бешеная. Но извините меня, вот и палатка; музыканты заиграли, я же, увы, нетанцующая собака.

Он выпустил руку Сесилии и поклонился.

— Так присядем на минуту, — сказала она, указывая на садовую скамейку. — Я не приглашена на следующий танец и, так как немного устала, рада буду передышке.

Кенелм вздохнул и с видом мученика, который готовится к пытке, занял место возле прелестнейшей девушки во всем крае.

— Вы учились в университете с мистером Бельвуаром?

— Да.

— Его считали там способным?

— Безусловно.

— Знаете, он метит в депутаты от нашего графства на предстоящих выборах. Папа горячо желает ему успеха и полагает, что он будет полезным членом парламента.

— Не сомневаюсь. В первые пять лет его будут называть выскочкой, крикуном и фанфароном; люди одних с ним лет станут над ним посмеиваться и в торжественных случаях кашлем заглушать его речь. В следующие пять лет он прослывет умным человеком в комиссиях и необходимой фигурой для выступлений в прениях. К концу этого срока он сделается заместителем министра и по прошествии еще пяти лет — членом кабинета министров и представителем значительной партии. В частной жизни он будет личностью безукоризненной, и жена его на больших балах станет появляться в фамильных бриллиантах. Она будет интересоваться политикой и богословием; если же умрет раньше его, то муж докажет, как он ценит супружеское счастье, избрав другую жену, также способную носить фамильные бриллианты и поддерживать знатность рода.

Хотя Сесилия и смеялась, однако ей внушала некоторое почтение торжественность Кенелма, когда он изрекал эти пророчества. Да и все предсказание удивительно совпадало с ее собственным взглядом на характер того, чьи судьба так метко была очерчена.

— Уж не умеете ли вы гадать, мистер Чиллингли? — нерешительно спросила она после минутного молчания.

— Не хуже всякого, кто возьмет у вас за это шиллинг.

— Погадайте мне.

— Извините, я никогда не гадаю дамам: женский пол легковерен, и молодая девица может поверить моему предсказанию. А стоит нам проникнуться мыслью, что судьба наша будет такой-то или какой-то иной, чтобы мы действительно начали приспособлять свою жизнь к этим предсказаниям. Если бы леди Макбет не поверила колдуньям, она никогда не убедила бы своего мужа убить Дункана.

— Но разве вы не можете предсказать мне судьбу более радостную, чем та, что так грозно предрекается в вашем трагическом примере?

— Будущее никогда не бывает радостным для тех, чей взор устремлен на темную сторону жизни. Грей[103] слишком хороший поэт, чтобы его читали в наше время, иначе я привел бы несколько строк из его "Оды к Итонскому колледжу":

Гляди, как, затаясь, ждут срока
Вершители людского рока,
Клевреты черные беды.

Но хорошо и тогда, когда можешь наслаждаться настоящим. Мы молоды, слушаем музыку, на звездном летнем небе ни облачка, совесть наша чиста, сердца не удручены, зачем же заглядывать вперед в поисках счастья? Будем ли мы когда-нибудь счастливее, чем в настоящую минуту?

Тут подошел мистер Трэверс.

— Мы сейчас пойдем ужинать, — сказал он, — и, прежде чем потерять вас из виду, мистер Чиллингли, я хотел бы напомнить вам, что за услугу надо платить услугой. Я уступил вам, теперь вы должны уступить мне. Погостите несколько дней у нас и поглядите сами, как осуществляются ваши добрые намерения.

Кенелм задумался. В самом деле, раз уж его узнали, почему бы ему и не провести несколько дней среди равных себе? Правдивость и притворство можно изучать на сквайрах точно так же, как и на фермерах. Кроме того, Трэверс понравился ему. Этот бывший Уайлдэйр[104] стройной фигурой и утонченными чертами лица заметно отличался от большинства провинциальных сквайров.

— Принимаю ваше приглашение, — просто сказал Кенелм. — Удобно ли вам будет, если я появлюсь в середине будущей недели?

— Чем скорее, тем лучше. Почему бы не завтра?

— Завтрашний день у меня уже занят. Я предприму небольшое путешествие с мистером Боулзом, которое отнимет дня два-три, а тем временем напишу домой, чтобы мне прислали другое платье; в этом я сам — подделка.

— Милости просим, когда вам будет угодно.

— Решено! — вставила мисс Трэверс.

— Решено. А вот уже и звонят к ужину!

— Ужин, — сказал Кенелм, подавая руку мисс Трэверс, — ужин — слово поистине поэтическое. Оно приводит на память пиры древних — век Августа, Горация и Мецената[105]; единственный, но слишком мимолетный период изящества новейшего времени — век парижских дворян и парижских остроумцев, когда во Франции были дворяне и остроумцы; Мольера и пылкого герцога, который послужил, говорят, образцом для мольеровского Мизантропа[106], госпожу Севинье[107] и Расина[108], которого эта неподражаемая сочинительница писем не признавала поэтом; Свифта и Болингброка[109], Джонсона, Голдсмита[110] и Гаррика[111]. Об эпохах судят по трапезам. Я чту того, кто воскрешает золотой век ужинов.

Он говорил, и лицо его прояснялось.

ГЛАВА VI

"Кенелм Чиллингли, эсквайр,

Сэру Питеру Чиллингли, баронету и пр. и пр.

Дорогой отец! Я жив и не женат. Провидение охраняло меня, но я подвергался жестокой опасности. До сих пор в моих странствиях я не приобрел большого знания света. Я получил за труд поденщика два шиллинга и, собственно говоря, заработал еще по крайней мере шесть, но великодушно откажусь от этой добавочной платы — надо же оплатить помещение и стол. С другой стороны, я истратил сорок пять из пятидесяти фунтов, назначенных мною на приобретение опыта. Надеюсь, ты не останешься в убытке, если поместишь свои деньги вот в какое дело. Пошли Уильяму Сомерсу, корзинщику, в Грейвли заказ на разные корзины для вина и дичи, какие вам требуются, и я ручаюсь, что ты выгадаешь двадцать процентов на стоимости этих предметов, откинув все расходы по пересылке, и вдобавок сделаешь доброе дело. Тебе, имеющему большой навык, лучше меня известно, чего стоит доброе дело.

Ты, наверно, с большим удовольствием узнаешь о том обстоятельстве, которое меня совсем не так уж радует, что я снова попал в общество людей нашего круга и принял приглашение провести несколько дней в Нисдейл-парке у мистера Трэверса, нареченного при крещении Леопольдом, который называет тебя своим старым другом — выражение, по моему мнению, принадлежащее к тому разряду поэтических преувеличений, в который включаются «милочки» и «голубчики» супружеского обихода. Не имея в моем походном гардеробе костюма, приличного для такого посещения, я попрошу тебя приказать Дженксу прислать мне полный чемодан с платьем из числа того, которое я обычно носил как Кенелм Чиллингли, и адресовать его в Нисдейл-парк, блиа Биверстона. Пусть он будет доставлен туда к среде.

Завтра утром я ухожу отсюда в обществе приятеля, по имени Боулз. Он не сродни почтенному господину того же имени[112], который держался убеждения, что цель поэтов — смертельно надоедать нам многословным воспеванием природы, а не заниматься изучением ничтожной твари, называемой Человеком, и его отношения к себе подобным, чему, например, Поп посвятил свою второразрядную музу, — каковой Боулз, действуя по своим правилам, написал несколько недурных стихов, обогативших поэтов Озерной школы[113] и их последователей. Мой Боулз изощрял свои способности на человеке и наделен по этой части от природы огромными способностями, которым только недостает тренировки, чтоб сделать его непобедимым. Его мужское я в настоящее время омрачено мимолетным облаком, называемым условным термином "безнадежная любовь". Но я надеюсь, что за время путешествия, которое мы совершим пешком, этот сгусток паров отвердеет подобно тому, как по теории старинных астрономов туманности переходят в твердое состояние обыкновенных миров[114]. Не Ларошфуко ли говорит[115], что человек никогда так не привязывается к одной женщине, когда сердце его смягчено безнадежной привязанностью к другой? Надеюсь, пройдет еще много времени, дорогой отец, прежде чем тебе придется жалеть меня по поводу первого или поздравлять по поводу второго.

Любящий тебя сын Кенелм.

Адресуй твое письмо Трэверсу. Свидетельствую мою нежнейшую любовь матушке".