Олег Платонов - Николай II в секретной переписке

• Название: Николай II в секретной переписке
• Автор: Олег Платонов
• Издательство: М. : Родник
• Жанр: История
• Год: 1996
• ISBN: ISBN — 5-86231-154-8

Третья книга из серии «Терновый венец России» основана на подлинной секретной переписке царской семьи и вводит читателя в самый центр противоречий, в борьбе которых решается судьба России. С одной стороны — царская чета, трогательный союз любящих сердец, стремящихся сделать все для возвышения Отечества и победы страны в войне. С другой — преступное сообщество темных, подрывных сил, поставивших своей целью разрушение России на иностранное золото и по инструкциям тайных организаций. В окружении Царя зреет измена, проникшая даже в среду его родственников и в высшее военное руководство, и которая оборачивается страшным предательством в феврале 1917 года. Заговоры, интриги, убийство близких Царю людей — все это находит отражение в письмах царской четы. Хотя главное в них не это, а беззаветная любовь к России, нежная любовь друг к другу — свет любви противостоит ненависти, захлестнувшей Россию.

Заключительным аккордом являются письма царской четы из сибирского заточения. Они не жалуются, не плачут, а думают о судьбе России, не проклинают тех, кто предал их, а обращаются ко всем со словом любви.

Издание продолжает тему, начатую в книгах «История масонства 1731-1996» и Заговор цареубийц»; снабжено уникальным словарем царского окружения.

---

У него хитрое Брусиловское лицо, когда он прищуривает один глаз. Очень умен, вкрадчив, великолепные манеры, очень хорошо говорит по-французски и по-английски, по-видимому, привык говорить, — не будет зевать, как обещал мне (но его следует держать в руках, говорит наш Друг, чтоб он не возгордился и не испортил всего). — Я очень откровенно говорила с ним о том, что твои приказы систематически не выполняются, кладутся под сукно, о том, как трудно верить людям: обещания даются, но не выполняются. Я больше уже ни капли не стесняюсь и не боюсь министров и говорю по-русски с быстротой водопада!! И они имеют любезность не смеяться над моими ошибками. Они видят, что я полна энергии и передаю тебе все, что слышу и вижу, что я твоя опора, очень твердая опора в тылу, и что, уповая на Божью милость, я могу быть тебе немножко полезной. Шах. просил разрешения приходить во всех трудных случаях, Бобр. также, этот тоже, а Шт. приходит каждую неделю, так что, быть может, мне удастся их объединить. Я настойчива и твержу одно и то же, а наш Друг помогает мне советами (только бы и дальше стали слушать Его!). — Все должно наладиться и будет налажено, милый.

Прот. ищет заместителя Обол., так как это более чем необходимо — он было наметил Спиридовича, я сказала, что нет, что мы с тобой это обсудили еще раньше и нашли, что он больше подходит для Ялты, чем для столицы. Он велел Об. ежедневно приходить к нему с утренним докладом, дал ему распоряжение относительно хвостов в городе, чтобы продукты предварительно развешивались, чтобы народу позволено было ждать во дворах, не снаружи на улицах, но тот ничего не сделал до сих пор, он совершенно неспособен занимать подобный пост, — а слишком важен, чтоб удовлетвориться местом губернатора.

Хорошо, больше не стану этого повторять, это скучно для тебя. Но это — человек, который будет работать; он обещал быть верным, пусть он это докажет. (Я вся испачкалась чернилами). Только не передавай этого дела в военные руки — я вполне убеждена, что П. сумеет справиться с этим вопросом и сделает все, что он только в силах, чтоб добиться успеха. Бобр. очень преданный человек, но несколько стар — вместе они все уладят (Шах., глупый, надеялся стать министром внутренних дел, по словам нашего Друга, а потому несколько настроен против Прот., хотя они старые друзья), — я послежу за тем, чтоб он работал вместе с остальными. Прот. просил меня об этом (он уже был у меня во вторник). Милый, все, что в моей власти, я сделаю, чтоб помочь тебе, иной раз женщина многое может, если мужчины хоть сколько-нибудь считаются с ней, — эти знают, что им приходится в моем лице видеть твою опору, глаза и уши в тылу. Лучше, чтобы продов. оставалось в руках гражданских властей, а военные власти чтобы всецело были заняты действ. армией. Все взято из ведения министерства внутренних дел, и теперь это в руках Бобр., а потому они будут совместно работать. Они уже положили этому почин своей совместной телеграммой. Их помощники были чрезвычайно недовольны этим, но приказ был отдан по телеграфу. Не следует вызывать возбуждения, а военные меры совершенно неумышленно могут оказаться слишком тяжелыми там, где не нужно, — и, кроме того, военные не могли бы посылать приказов губернаторам, вице-губернаторам и т.д. Нет, думается мне, ты сейчас можешь быть спокоен по этому поводу, это говорит и наш дорогой Друг.

Вчера прекрасно провела вечер, и мы страшно сожалели о том, что тебя не было с нами, это тебя освежило бы, это так подымает дух! Был еще один епископ[997], старик, Его друг и притом “очень возвышенный”, а потому его преследуют (Вятка) и обвиняют, будто он целуется с женщинами и т.д. Он, подобно нашему Другу и по обычаю старины, целовал всех. Почитай апостолов — они всех целуют в виде приветствия. Ну, теперь Питирим послал за ним и выяснил полную его невиновность. Он несравненно выше митрополита по духу, с Гр. один продолжает то, что начинает другой, — этот епископ держится с Гр. с большим почтением. Царило мирное настроение, и мне так приятно было бы твое дорогое присутствие — это было бы отдыхом после твоих бесконечных терзаний и трудов, — это была чудная беседа! Они говорили о Святой Деве — что Она никогда ничего не писала, хотя и была мудра, — самый факт Ее существования был уже достаточным чудом, а потому даже не было нужды в том, чтоб Она сама о себе еще говорила (а жизнь Ее известна духу нашему).

Только что получила твое драгоценное письмо, — я бесконечно рада, что тебе сейчас не так тяжело. Ненавижу быть далеко от тебя, ты все переносишь в полном одиночестве; около тебя нет никого, кто бы разделял с тобой твои муки, — поговори с Н.П., доставь ему возможность быть тебе полезным. Он знает нашего Друга, и это облегчает ему понимание вещей, — он сильно развился за эти последние месяцы, неся такую большую ответственность. — Да, я думаю, что ты прав, приостановив наступление, и что хочешь двинуться в южном направлении мы должны перевалить через Карпаты до зимы, а уж сейчас там очень холодно. Ранен командир моих сибиряков и, между прочим, тот очаровательный офицер, который уехал от нас всего лишь два месяца тому назад, — надеюсь, что его привезут сюда. Если мы станем наступать на юге, тогда они вынуждены будут оттянуть свои войска тоже на юг, и нам здесь на севере станет легче. Бог поможет, — нужно лишь терпенье, все-таки враг очень силен.

Прилагаю несколько снимков, сделанных для тебя Настенькой или Изой. Наст. будет у меня сегодня днем — доклад Рост. — вчера у меня еще был Ильин, и я говорила с ним о неприличном поведении многих сестер (не настоящих — из общины) и т.д. — Мы говорили с Протоп. относительно призыва методистов (их, кажется, всего 10000?). Мы оба находим, что это неразумно, так как противоречит их религиозным убежденьям (и притом их немного), а потому я предложила, чтоб он просил военного министра призвать их в качестве санитаров, а санитаров всех забрать (их постоянно пытаются забрать) на войну; это было бы хорошо, и они бы служили. Или, как предлагает наш Друг, пусть они роют окопы и подбирают раненых и убитых в качестве санитаров на войне. Наш Друг находит, что тебе сейчас следовало бы призвать татар, — их такое множество везде в Сибири, но надо объяснить им это, как следует, во избежание повторения непозволительной ошибки в Туркестане. Затем наш Друг сказал: “Ген. Сухомл. надо выпустить, чтоб он не умер в темнице, а то не ладно будет — никогда не боятся выпустить узников, возрождать грешников к праведной жизни — узники через их страданья пока доходят до темницы — выше нас становятся перед лицем Божием” — более или менее Его слова. У каждого, даже самого низкого грешника бывают минуты, когда его душа возвышается и очищается через тяжкие страдания, и тогда следует протянуть ему руку, чтоб спасти его, прежде чем он вновь не потеряет себя, ожесточившись и впав в отчаянье. У меня есть прошение m-me Cyx.[998] к тебе, — хочешь, я тебе его пришлю? Уже 6 месяцев он сидит в тюрьме — срок достаточный (так как он не шпион) за все его вины, — он стар, надломлен и не проживет долго; — было бы ужасно, если б он умер в тюрьме. Прикажи освободить его и держать дома под строжайшим надзором, не подымая шуму, — прошу тебя, голубчик. День — это век теперь — надо мудрых правителей, — скорее убрать градоначальника, так как долгие поиски преемника причиняют бесконечный вред. Они чудно говорили о Боге, это мне напомнило мою любимую персидскую книгу “Богоручита”. Бога надо везде видеть — во всех вещах — во всем, что окружает нас тогда спасемся; “будьте святы, как я свят”, “будьте Богом по благодати”. — Трудно передать сказанное Им — слова недостаточны и нужен сопровождающий их дух, чтоб осветить их.

Пасмурный, дождливый день, лежу в постели и пишу при свете лампы. Это утреннее лежание полезно мне, выгляжу едва ли не хуже, чем когда Н.П.менявидел в последний раз, причем я делаю все возможное, чтоб поправиться, — надеюсь завтра опять начать прием лекарств. Лежу весь день, за исключением часов приема. Ужасно хотелось бы совсем поправиться ко времени нашего свиданья. Дорогой мой, я ужасно тоскую без вас обоих. Мысленно постоянно с тобой. Осыпаю тебя нежными, нежными поцелуями. Бог да благословит и сохранит тебя ныне и всегда!

Навеки, Ники мой, глубоко любящая тебя твоя старая

Солнышко.

Что это такое происходит в Греции? Получается впечатление, что пахнет революцией, упаси Боже! В этом виноваты союзники, увы!

Ц. ставка. 22 сент. 1916 г.

Мое любимое Солнышко!