Николай Андреев - Трагические судьбы

• Название: Трагические судьбы
• Автор: Николай Андреев
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-224-01944-3

Книга «Трагические судьбы» открывает новую серию издательства «ОЛМА-ПРЕСС» — «Как это было на самом деле». Автор — журналист Николай Андреев исследует судьбы незаурядных людей — наших соотечественников, которых время и обстоятельства попробовали на излом. Вот некоторые из тех, по кому прошелся катком наш жестокий век: ученый и гуманист Андрей Дмитриевич Сахаров, герой войны и шпион Олег Пеньковский, футболист Эдуард Стрельцов, советский генерал и символ борьбы за независимость Чечни Джохар Дудаев, деревенские мудрецы Иван Снимщиков и Иван Худенко… Не всегда точно можно определить, что стало причиной трагедии, — то ли так распорядилась судьба, толи просто жизнь так складывалась… Надеемся, что эта книга поможет вам через судьбы отдельных людей, выдающихся личностей, прочувствовать историю нашей страны и лучше понять свою собственную жизнь.

---

Парадоксально, но требование немедленно запретить компартии подчеркивает сталинистский оттенок натуры нашего героя. Принцип сталинизма: человек не должен иметь выбора. Абсолютно никакого. Принцип демократии: абсолютная свобода выбора, что поддерживает свободу личности. Пеньковский не понимал смысла свободного мира, в который стремился. Он считал, что коммунисты на Западе под носом у спецслужб крадут любые секретные данные. Но сам он чем занимался? Тем же самым, только под носом у советских спецслужб! Ему, стало быть, можно, а другим нельзя?

Мысль о подлом участии коммунистов Запада в работе против Запада же не давала ему покоя. Вернулся его друг Ананьев из Парижа, где выполнял задание ГРУ. Много чего порассказал, в том числе и как используют коммунистов в сборе разведданных. Пеньковский шлет в донесении: «По словам Ананьева и Прохорова, во Франции, и особенно в Париже, стало очень легко проводить нелегальные операции… Французский коммунист чаще всего готов работать на нас. Он спросит только, как и что ему предстоит делать».

Где должен быть солдат, сражающийся за свободу и демократию в тревожное для мира время? На передовой. Где передовая? В Москве.

Чтобы выветрились мысли о подлых коммунистах, любил Пеньковский сидеть на скамейке в саду Тюильри и рассматривать прохожих, думать, кто они, чем занимаются и способны ли на такой подвиг, который совершает он. И по их довольному виду, жизнерадостному смеху судил: нет, не могут. Они и без того все имеют. И он утверждался во мнении, что избрал верный путь.

Ему оставалось решить: оставаться здесь, под каштанами Парижа, наслаждаться этим вечным праздником жизни или опять возвращаться в мрачный мир? Он обсуждает с Винном все за и против своего возвращения домой, но так и не склоняется к определенному решению. Как утверждает Винн, представители ЦРУ не советовали Пеньковскому возвращаться, слишком опасно, долго безнаказанно он не мог действовать. Англичане соглашались, что опасно, но желательно, чтобы он еще год продержался по ту сторону фронта. Его новая парижская знакомая Мари и слышать нее хотела о том, чтобы он вернулся в страшную Москву.

Он принял доводы SIC. По возвращении в Москву занесет в дневник: «Считаю, что еще год или два я обязан продолжить работу в Генеральном штабе СССР. Это позволит мне вскрывать все злодейские планы и преступные заговоры нашего общего врага. Я, как солдат, сражающийся за истинную свободу и демократию, в это тревожное для мира время должен находиться на передовой, служа вашими «ушами и глазами», поскольку возможности у меня для этого очень большие. Молю Бога, чтобы мои скромные усилия оказались полезными в нашей общей борьбе за идеалы человечества».

Все-таки никак он не может обойтись без возвышенных слов и выражений — злодейские планы и преступные заговоры… солдат, сражающийся за истинную свободу и демократию… борьба за идеалы человечества... Знал бы Пеньковский, что, когда через четверть века после его казни Россию действительно посетят свобода и некоторое подобие демократии, народ, за счастье которого он воевал на передовой, не будет знать, что с этой свободой делать, а некоторые даже будут мечтать, как и он, о пришествии нового Сталина.

Объективности ради отметим, что и у Пеньковского зарождались сомнения в подготовленности соотечественников к восприятию западных ценностей. Он размышляет: «Русский народ глупый. Он хороший, добрый, но глупый. Наши люди легко дают себя связать по рукам и ногам. Они не могут организоваться. Если бы они смогли создать условия, при которых КГБ не стрелял бы им в спины, то непременно стали бы кричать, что их слишком долго обманывали и что такая власть им уже осточертела». Прозорлив он был, однако.

Еще одно его мучило, когда он колебался между остаться и вернуться: в Москве мать, беременная жена, дочь. Как вспоминает Винн: «Мог ли он раз и навсегда вычеркнуть их из своей жизни? Хоть он и ненавидел советский режим, но оставить тех, кто ему так дорог, было мучительно больно». Дело и в другом: судьба семьи изменника была в Советском Союзе страшна. Это прекрасно знал, например, разведчик Орлов. Когда Орлов оставил свой пост резидента советской разведки в республиканской Испании, он написал Сталину письмо, в котором предупредил: тронете мою семью — раскрою такие секреты, что мало вам, дорогой Иосиф Виссарионович, не покажется. Сталин приказал: семью Орлова не трогать.

Пеньковский тоже думал о семье, строил планы, как бы и родных перебросить на Запад. Еще во время первых встреч в Лондоне он говорил своим новым друзьям: «Все, о чем я вас прошу, это защитить мою жизнь. У меня только три близких человека — жена, мать, дочь. Я был бы счастлив остаться в Англии, но я не могу покинуть их». Он предложил такой вариант: они семьей едут отдыхать в Прибалтику, где их подхватит подводная лодка или какая-нибудь яхта. Его собеседники посчитали, что это слишком сложный вариант. Предложили более реальный: как туристы Пеньковские едут в ГДР, откуда их переправят в Западный Берлин, где им уже ничто не будет угрожать. Но план реализовать не успели — Пеньковского повязали контрразведчики из КГБ.

Его жена Вера, как и все жены перебежчиков, позже попадет в трагическую ситуацию, жизнь ее после ареста мужа превратится в невыносимый кошмар, которому нет конца и края. Разом обрубаются все контакты с окружающими, ты становишься отверженной, с тобой не разговаривают, большинство даже не здоровается, дочь оскорбляют в школе. Жена перебежчика Аркадия Шевченко, Лина, не выдержав отторжения, покончила с собой. Очень тяжело было Лейле, жене Гордиевского. На суде Вера Пеньковская скажет о муже: «За последние годы он стал очень нервным и настороженным. По своей природе он был тщеславным, обидчивым и склонным к разного рода авантюрам. С годами негативные черты его характера стали проявляться все больше и больше, благодаря непрестанному возвеличиванию его достижений родственниками, друзьями и сослуживцами. Проблем ни в жизни, ни на работе у него не было, с какими-либо серьезными трудностями он никогда не сталкивался».

Последний раз Пеньковский задумался, оставаться или нет на Западе, когда приехал в аэропорт Орли. Из-за тумана рейс на Москву откладывался несколько раз, и он воспринял это как намек: оставайся. Винн видел, как он в нерешительности переминался у таможенного барьера, потом резко обернулся и махнул рукой: до встречи! Он не знал, что следующая встреча произойдет уже на Лубянке на очной ставке, а потом они проведут вместе несколько десятков часов на одной скамье подсудимых. После приговора на этом свете они больше не увидятся.

«Я презираю себя, потому что я часть этой системы»

Пеньковский возвращается в Москву. Он представляет в ГРУ отчет. Его деятельность в Париже была признана блестящей. Руководство с любопытством ознакомилось с раздобытыми им подробными данными о военных объектах. К тому же завербовал двух французов (кстати, не членов компартии). Оценили его предложения по развитию перспективных направлений деятельности ГРУ во Франции.

Довольное начальство предоставляет ему полуторамесячный отпуск. Пеньковский с Верой отправляются сначала в Кисловодск, потом отдыхают в Сочи. Вернулись в Москву 18 декабря. Пеньковский возобновляет контакты с западной разведкой, через Джанет Чизолм передает материалы.

Вечный вопрос: что движет предателем? В случае с Пеньковским ответ вроде бы прост: не согласен с системой, потому начинает с ней бороться. Он так обосновывает свою измену: «Коммунистическая система губительна для народа. Я не могу служить этой системе… Я презираю себя, ибо я часть этой системы и живу во лжи. Идеалы, за которые погибали миллионы наших отцов и старших братьев, превратились в блеф». Что ж, чувства понятны и справедливо негодование. Но я убежден, что только сам народ может завоевать себе свободу, только эволюция сознания приведет к демократии.

Несогласных с режимом были миллионы, путь борьбы с ним выбрали единицы. Но какой борьбы? Солженицын тоже хотел разрушить большевистскую (писатель использует слово большевицкую) систему, но он использовал для этого мощь Слова. Он с такой страстью писал «Архипелаг ГУЛаг», что, кажется, строчки способны прожечь металл. Эта книга оказала могучее влияние на умы, до основания потрясла советский строй. Александр Исаевич, безусловно, причастен к падению коммунистического режима. Главный принцип борьбы с системой, по Солженицыну, — жить не по лжи. По этому принципу пытались жить диссиденты. Сколько их было? Как считает Владимир Буковский, не более 10 тысяч.

Андрей Дмитриевич Сахаров создал самое страшное оружие в истории человечества. Но наступил момент, и он задумался: а что дальше? Куда оно, неразумное человечество, идет? «Постепенно, сам того не сознавая, я приближался к решающему шагу — открытому развернутому выступлению по вопросам войны и мира и другим проблемам общемирового значения», — пишет он в своих «Воспоминаниях». В 1968 году Сахаров сделал этот решающий шаг — выступил со статьей «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», в которой выдвинул идею конвергенции двух систем, писал о важности для советского общества свободы убеждений и демократии.