Майкл Муркок - Древо скрелингов

• Название: Древо скрелингов
• Автор: Майкл Муркок
• Жанр: Фэнтези

Ульрика похищают индейцы, и Оуна отправляется на его поиски. Эльрик в то же время ищет в альтернативной средневековой Европе человека, который создал первый Черный клинок. В своих странствиях он встречает инкарнацию Гейнора и отправляется вместе с ним в Северную Америку. Оуна также перемещается в Америку, где встречает Айанавату – индейского вождя, которого Лонгфелло воспел в своей поэме под именем Гайавата. Постепенно все дороги сходятся у мирового Древа, и там начинается битва, определяющая, будет дальше существовать Мультивселенная или нет… Также в романе: Клостерхейм, Сепирис, принц Лобковиц, мировой змей и другие…

---

Мы ели от души, словно накапливая силы для грядущей зимы. Ветер становился все более прохладным и бодрящим. Порой он казался едва ли не игривым. В воздухе появилась свежесть, которая делала каждый запах особенно острым и отчетливым. В ручьях трудились бобры. Однажды мы выгнали из зарослей диких роз кенгуровую крысу, и она бросилась наутек, обрывая цветочные лепестки, которые порхали в сумерках словно маленькие кораблики. То и дело нам попадались семейства барсуков, которые щурились на заходящее солнце. По ночам к нам в лагерь приходили опоссумы, которые, если их спугнуть, притворялись мертвыми. Однако большинство животных почти не боялись нас. У них не было причин для этого. Айанаватта, отвыкший от человеческого общества, с удовольствием обращал свои речи даже к задумчивым на вид жабам.

Мы не раз встречали стада бизонов, которые паслись, перемещаясь к югу, но не охотились на них. У нас не было времени заготавливать мясо впрок либо выделывать кожи. Испытывая недостаток пищи, человек с радостью съест дикого быка, однако его жесткое, жилистое мясо не каждому по вкусу. Не соблазняли нас и шкуры величественных бизонов, охранявших своих самок и телят. Мы все сходились в том, что убивать быка только ради шкуры недостойно. Мои спутники с детства учились убивать быстро, не причиняя излишних мучений, и отлично умели разделывать туши. Им и в голову не приходило, что цивилизованный человек способен умерщвлять животных ради забавы. Они по возможности старались придерживаться вегетарианской диеты.

Я буквально влюбилась в огромных невозмутимых бизонов. Меня тянуло к ним. Расставшись с оружием, я бродила среди них, прикасаясь к ним, разговаривая с ними. Они ничуть меня не боялись, хотя иногда выглядели немного раздраженными. Я поняла, что трогать молодых животных не следует. В центре стада царила восхитительная атмосфера покоя и безопасности. Я все больше пленялась радостями стадной жизни.

Наша главная сила – это единство, бдительность самцов и мудрость самок. В стаде мы вечны.

Вскоре наши пути разошлись. Огромная масса бизонов – обширное море черных, бурых и белых пятен – двигалась к подернутому синевой горизонту. С вершины холма я смотрела, как они медленно пересекают прерию в лучах восходящего солнца. На мгновение меня охватило желание отправиться с ними. Потом я торопливым шагом догнала своих спутников.

От гор, казавшихся такими близкими, нас отделяли заросли кустов, леса, реки и болота, но даже их было гораздо легче преодолевать, чем прежде.

Там, где была вода, мы замечали пни старых деревьев – остатки громадного леса. По мере похолодания земля становилась все тверже. Бес обладала завидной для своего возраста выносливостью. Белый Ворон сказал, что еще недавно она могла шагать пять суток напролет, лишь трижды останавливаясь на водопой.

Мы с Белым Вороном наслаждались чувством уединения, с удовольствием внимали едва уловимой музыке прерий. Айанаватта оставался таким же словоохотливым, как всегда. Меня же, признаться, более всего занимала цель нашего путешествия.

Ветер крепчал, задувая с самых неожиданных направлений. Окружавший нас мир становился все более противоречивым и нелогичным.

Клостерхейм превратился в карлика. Знахарский щит стал таким маленьким, что помещался на ладони. Неустойчивость размеров в этой сфере внушала тревогу. Виноват ли в этом Хаос? Действительно ли этот переменчивый, но упорный ветер разумен? В моей душе рос страх, грозя поглотить меня. Прошло немало времени, прежде чем я сумела полностью овладеть своими чувствами.

Айанаватта закутался в свою накидку.

– С каждым часом ветер становится все холоднее и не утихает ни на мгновение,- заметил он.

Мы набросили на себя огромные полотнища его вигвама, а ночью развели большой костер. Каноэ, укрепленное над седлом на четырех шестах, служило крышей и защищало нас от дождя, а по ночам мы по двое спали под ним, наслаждаясь теплом огня.

Меня по-прежнему озадачивали размер знахарского щита и место, в котором он был найден. Белый Ворон теперь носил его на шее на изящном ремне, расшитом бусами. О своем отце он больше не говорил ни слова, а понятия о приличиях не позволяли мне расспрашивать его. Я лишь надеялась, что дальнейшие события помогут мне разобраться в том, чего я не понимаю.

Мне еще многое нужно было узнать. Тщательное соблюдение предначертаний грез, а также сама способность видеть такие сны были отличительными чертами народа Айанаватты. Его приверженность иллюзорной судьбе была хорошо понятна мне. Я сознавала, какой суровой дисциплины требует выбранный им путь. Каждый шаг на этом пути был фигурой строго упорядоченного танца, в котором всякой маске отводится строго определенная роль. Исполняя каждое па, он достигал предписанной цели. Это не было творчеством, скорее – воспроизведением, интерпретацией. Следование этим путем требовало совершенно особых качеств характера, сил и навыков, которыми я не обладала. Грубые простонародные толкования этих качеств обсуждались во время моей учебы в Марракеше, когда мне также довелось заглянуть в Книги Мертвых египтян и майя.

Этот прямой путь не воодушевлял меня. Мусрам учит, что время – это поле, и что пространство может быть свойством времени, одним из множества его измерений. Путем тщательного воспроизведения мы вместе плетем ткань нашего бытия и продляем его. В некотором смысле мы поддерживаем баланс сил Закона и Хаоса. Уж конечно, анимизм и космология Белого Ворона и Айанаватты были намного гармоничнее по отношению к извечным реальностям, нежели суровое послушание Клостерхейма. Если мой Хаос изменял их Закон, то тот в равной степени изменял мой Хаос и укреплял его.

Полностью отрицая Хаос, Клостерхейм отнимал у себя надежду осуществить свою мечту о достижении примирения и гармонии. Порой этот бывший священник казался мне более интересной и сложной личностью, чем наш погибший враг Гейнор. Кузен Ульрика был одним из тех редких созданий, которые целиком и полностью верны лишь себе, и никому более. Они достигают могущества средствами, которые по своему определению лишают их гармонии Равновесия. Гейнор, либо те воплощения, которые действовали от его имени в мультивселенной, были обречены, но не потому, что они уступали силам добра, а из-за порочности своего собственного характера. Неужели Клостерхейм был прав, утверждая, будто бы Гейнор вновь собрал воедино свои тела, рассеянные в мирах?

Я не была готова к этому путешествию. Иногда мне было трудно поверить, что оно происходит на самом деле. Казалось, я в любое мгновение могу овладеть своими грезами и вернуться к нормальному существованию.

Мне очень не хватало поддержки и совета моего старого наставника князя Лобковица. Он был нерушимой крепостью, надежным маяком в океане моих эмоций и понимал структуру мультивселенной лучше, чем кто бы то ни было. С его помощью я научилась хотя бы отчасти контролировать свой врожденный талант, позволявший мне по собственной воле перемещаться лунными путями.

Кое-кто называл мириады миров мультивселенной Теневой вселенной, или Мирами грез. Некоторые считали их реальными. Другие видели в них иллюзию, символ, всего лишь отражение воздействий, слишком интенсивных для наших заурядных чувств. Многие полагали, что в них есть и то, и другое. Были и такие, кто считал нас паразитами мультивселенной, которые обитают в щелях и темных закоулках божественной реальности и ошибочно принимают сырную крошку за роскошную трапезу. Многие космологии признавали существование лишь небольшой группы миров. В чем бы ни состояла высшая истина, некоторые из нас, например, я, обладали способностью переходить из мира в мир более или менее по собственному желанию, а другие прилагали чудовищные усилия, только чтобы сделать шаг из одного отражения своей реальности в другое. Взаимодействие человеческих грез порождало свою собственную цепь реальностей, свою собственную вселенную, в которой путники могли странствовать либо добиваться определенных целей. Именно в этой вселенной вселенных, в мирах страхов души и устремлений сердца действовали похитители снов, зарабатывая себе на жизнь опасным ремеслом.

Каждое малейшее отличие между двумя сферами приводит к столь грандиозным искажениям масштаба, что они словно бы не существуют друг для друга. Каждый шаг по лунному пути переводит нас в пространство других соотношений. А может быть, мы путешествуем вне всяких масштабов, как бы над поверхностью покрытого рябью пруда? По мнению многих это означает, что сама наша сущность непрерывно формируется и преобразуется. Вечное превращение посредством силы воли? Кто мы – пыль, наделенная способностью грезить? Реальность практически невозможно описать простыми словами. Некоторые путешествуют с помощью так называемого колдовства, другие – в грезах или посредством той или иной формы творчества. Каково бы ни было название, такое путешествие требует колоссального напряжения воли.