Сергей Лавров - Лев Гумилев: Судьба и идеи

• Название: Лев Гумилев: Судьба и идеи
• Автор: Сергей Лавров
• Издательство: Айрис-пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8112-2647-4

Книга посвящена драматичной судьбе и научному творчеству выдающегося отечественного историка, этнолога и географа Льва Николаевича Гумилева. Центральную часть ее занимает работа президента Русского географического общества С. Б. Лаврова, около 30 лет проработавшего вместе с Л. Н. Гумилевым на Географическом факультете ЛГУ и в Географическом обществе. Книга дополнена автобиографией Л. Н. Гумилева и его воспоминаниями о своих знаменитых родителях Николае Гумилеве и Анне Ахматовой, а также воспоминаниями наиболее близких к нему людей — его вдовы Н. В. Гумилевой, писателя Д. М. Балашова, Ю. К. Ефремова К. П. Иванова и других.

Книга представит большой интерес для всех, кто интересуется творчеством выдающегося ученого и мыслителя.

---

Э. Хара-Даван утверждал, что до прихода монголов многочисленные русские княжества фактически не составляли единого государства; благодаря монгольскому владычеству эти княжества были слиты воедино, образовав сначала Московское царство, а затем Российскую империю423. Н. Трубецкой подчеркивал «малость» Киевской Руси, площадь которой «не составляла и двадцатой доли обшей площади той России, в которой родились все мы». Он полагал, что «Киевская Русь была нежизнеспособна, а всякий нежизнеспособный организм разлагается»424.

Если подбор высказываний в защиту «восточных» позиций Хара-Давана может показаться тенденциозным (все же они евразийцы!), то обратимся к такому историку, которого никак не заподозрить в евразийстве — П. Н. Милюкову. «В лесной области России, — писал он, — то же нашествие совпало с началом конструктивного периода и, несомненно, оказало влияние на возникновение новой формы русской государственности» (выделено мною. — С. Л.)425.

А вот мнение современного турецкого историка, профессора Анкарского университета Айдина Яльчина: «Под защитой Золотой Орды (распавшейся после Батыя) Московское княжество укрепилось, и в 1552–1556 гг. разбило своего противника — Казанское ханство, положив тем самым конец татаро-монгольскому владычеству, просуществовавшему в этой части страны более 300 лет»426.

Согласно мнению Хара-Давана, политика монголов (при Чингисхане и после) дала покоренной ими стране основные элементы будущей московской государственности: самодержавие, централизм, крепостничество. Она дала и ямскую повинность населения, улучшив связи между районами страны (создание почтовых трактов), дала общую перепись населения в фискальных целях и единое податное обложение, установила общую для всех русских областей монету — серебряный рубль, разделенный на 216 копеек427. Э. Хара-Даван отмечал, что именно поэтому монгольские слова «казна», «алтын», «таможня», «ямщик», «ямской» и поныне остались в русском языке428.

Анализируя влияние Золотой Орды на возвышение Москвы, автор опирался на классиков русской истории — на Ключевского и Платонова. При этом он выделял помощь золотоордынских ханов московским князьям. Местному главному князю подчинялись остальные князья, что и обеспечивало все управление. «Конечно, из местных ставился во главе более лояльный; таковыми как раз оказались московские князья, начиная с Ивана Калиты...» Московские великие князья действовали дипломатией и «смиренной мудростью» (по Ключевскому), а тверские пытались отстоять свою независимость силой оружия429.

7.3. Время действия: 1957–1960 гг.

Выходит человек на дело свое, и на работу свою до вечера.

Псалтирь

Для души весь смысл существования заключается в истории.

А.Дж. Тойнби

Место действия — Ленинград, точнее, коммуналка на Московском проспекте, 195; квартира 218, комната меньше 20 метров, заваленная книгами и бумагами. Идет интенсивнейшая, изнурительная работа над «кочевниковедческой трилогией» (вспомните слова из писем: «заболел», «надорвался» и т. д.). Материальное положение остается сложным; в 1959 г. он еще получал от А.А. деньги из Москвы, где ей платили за переводы.

Л.Н. сообщал в Прагу, что он в цейтноте, поскольку рукопись «Хунну» скоро надо было сдавать в издательство. Несмотря на это он нет-нет да и задумывался о герое будущей третьей книги — о Чингисхане. Судя по письму к П. Савицкому 1957 г., Л.Н. уже кое-что прочитал у евразийцев. «Брошюру Георгия Владимировича, — писал Гумилев, — я получил одновременно с письмом и прочел с огромным удовольствием. Вывод его не только правилен, но и весьма плодотворен. Чингис действовал не по обычаям, а вопреки»430. Легко «вычислить» по письмам из Праги, что речь идет о брошюре Г. Вернадского «О составе Великой ясы Чингисхана», появившейся в Брюсселе в 1939 г. Несколько ранее он писал Савицкому о Чингисхане, что история его возвышения требует специального исследования, которое еще не сделано.

Гумилев признавался, что несколько раз менял свой взгляд на эту эпоху, и, наконец, добился некоторого приближения, но все-таки еще не был удовлетворен результатами. Он полагал, что изучать эпоху Чингиса надо с хунте через тюрок и киданей. «Надеюсь, — писал Л.Н., — что когда я закончу мою «Историю» и продвину ее до начала XIII в., ибо я достал источник и по этой эпохе, будет создан фундамент для построения истории возвышения Чингиса»431.

Но до этого еще далеко; пока все мысли заняты хуннами. Вот хроника событий по письмам Л.Н. к П. Савицкому. В феврале 1959 г. Гумилев замечает: «Надеюсь, что первая часть моей «кочевнической трилогии» оправдает меня в Ваших глазах». «Мне хочется, — пишет Л.Н. через три месяца, — поднять историю кочевников и их культуру, как в XV в. гуманисты подняли забытую культуру Эллады, а потом археологи воскресили Вавилон и Шумер». В октябре Л.Н. писал Савицкому: «Хунны», наконец-то, двинулись в поход. Сейчас идет редакционная подготовка, а в начале года есть надежда увидеть их на столе. Но вся третья часть со II по V в. отложена432». В следующем месяце Л.Н. пишет другу торжествующе: «Все мои помыслы прикованы к хуннам, снова прорвавшимся на свет. Они выходят! Тьфу, чтобы не сглазить...»433 Радость была, правда, немного преждевременной. Лишь в апреле 1960 г. Гумилев торжествует по-настоящему: «Тронулся лед. «Хунну» уже набраны и отпечатаны, на днях выйдут в свет»434.

Л.Н. уже может себе позволить переключиться на вторую часть трилогии — на древних тюрок, так как многое из старых заготовок уже не удовлетворяло. Как и ранее, он вживается в героев своих книг: «Мне хочется оторваться от гипноза китайских летописцев и читать источник глазами тюрка, а не китайца», — сообщает он своему пражскому другу и коллеге435. Л.Н. считал, что такой подход вообще типичен для лучших историков русской школы, которые настолько сроднились с Центральной Азией, что научились смотреть на ее историю «раскосыми и жадными глазами» степняков436.

П. Савицкий подбадривал Л.Н. из Праги, но ему самому приходилось нелегко. Когда он вернулся в Прагу, коммунистическая Чехословакия приняла его негостеприимно. Власти отказались дать ему какое-нибудь место по учебно-педагогической части и таким образом использовать его таланты и знания. П. Савицкий в сентябре 1959 г. сообщал Л.Н.: «Я все делаю собственноручно в труднейшей обстановке сверхперегрузки: снискиваю пропитание для пятерых, а вскоре, будем надеяться, и для шестерых (по линии «дедушки»)»437. Ему пришлось заняться плохо оплачиваемой непостоянной работой, главным образом, переводами с чешского языка на русский книг, журнальных статей на исторические, литературные и экономические темы. В этой работе часто бывали перерывы. Жилось ему трудно. В октябре 1969 г. Петра Николаевича постиг тяжелый удар судьбы — скончалась от рака легких горячо любимая жена. До своей болезни она помогала в его работах.

По возвращении в Прагу из советской ссылки Савицкий возобновил переписку со своими друзьями в Европе и Америке. Это обстоятельство не нравилось властям. Особенно их раздражало издание в 1960 году во Франции «стихов Востокова». Раскрыть псевдоним чешским спецслужбам, конечно, не составляло особого труда. В мае 1961 г. П. Савицкого арестовали и заключили в тюрьму. Но случилось так, что в следующем году впал в немилость министр внутренних дел ЧССР, санкционировавший арест П. Н., и многие пострадавшие при нем лица были амнистированы438. В их числе был и Савицкий. По другой версии, решающую роль в его освобождении сыграло обращение Бертрана Рассела, по третьей — вмешательство посольства СССР.

Меня очень заинтересовал вопрос, в чем же «криминальность» стихов П. Савицкого? Моему сыну в Библиотеке Прусского культурного сообщества в Берлине удалось найти солидную (в 293 страниц) книгу П. Востокова «Стихи» с предисловием Николая Оцупа (1894–1958). Какие удивительные пересечения «организует» история: Н. Оцуп — член «Цеха поэтов», хороший знакомый Николая Гумилева. Интересно, знал ли он, что П. Востоков (П. Савицкий) знаком с сыном Николая Степановича?

Что же касается самих стихов, то в предисловии о них сказано следующее: «Некрасов и Блок стонут, говоря о России. Многие другие любят ее, проклиная, бичуя. У Востокова — любовь подвижника, праведника. Он все простил не только за себя, но и за всех. Здесь нет благодушия, есть глубина христианского жизнеутверждения. Ни проклятий, ни жалоб. Какой это урок!»439

Это раскрывается и в стихах, и в редких примечаниях автора к ним такого, например, типа: «1946. Сложено на лесоповале. Меня направили на лесоповал. Перенес это с бодростью, сдружился с ребятами-лесорубами. Это почти сплошь были урки (уголовники). Работали ребята замечательно. Любили слушать мои рассказы»440.

В стихах Савицкий передает свои ощущения лагерной жизни и окружающей природы. Так в одном из стихотворений 1947 г. есть такие строки: