Мор Йокаи - Венгерский набоб

• Название: Венгерский набоб
• Автор: Мор Йокаи
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988

«Венгерский набоб» – один из лучших романов известного венгерского писателя Мора Йокаи (1825–1904). Сатирическое повествование насыщено колоритными картинами быта и нравов, увлекает неожиданными поворотами действия; в нем выражен протест против общественного застоя и несправедливости. Действие романа отнесено к периоду экономических и политических реформ, предшествующих венгерской революции. Один из первых крупных венгерских социальных романов.

---

Шандор каждое воскресенье бывал в церкви, куда ходила Краммша, и там из-за колонны следил, с кем она разговаривает.

На третье воскресенье заявился туда и Абеллино.

Добрая женщина поведала ему удивительную историю: Фанни с теткой внезапно исчезли ночью, даже не сказавшись куда, – не очень-то красиво с их стороны, но у нее такое подозрение, что переехали они к мастеру Болтаи. Скрытничает же Тереза, наверно, потому, что в молодости было у нее что-то с этим мастером, или же Болтаи хочет за своего приемного сына Фанни просватать. Она, во всяком случае, дела с ними иметь больше не желает.

Абеллино до крови закусил губу. Что-то, кажется, пронюхали эти филистеры.

– А кто по профессии этот Болтаи? – спросил он.

– Столяр, – был ответ.

Столяр?… У Абеллино мигом сложился план действий.

– Ну, прощайте, мадам.

Краммша была ему больше не нужна, и он торопливо удалился из храма.

Шандор за ним. Обнаружил-таки искусителя! Быстрым шагом Абеллино дошел до угла. Шандор не отставал. Там искуситель уселся в поджидавший его экипаж. Шандор вскочил на извозчика и нагнал его у ворот Святого Михаила. Здесь важный седок вылез, а карета с грохотом въехала во двор. Рослый привратник в медвежьей дохе стоял у подъезда.

– Кто этот господин, который вошел сейчас? – спросил у него Шандор.

– Его высокородие Абеллино Карпати.

– Благодарю.

Тут же он записал это имя себе в книжку, хотя в том и не было нужды. На годы, десятилетия запало оно ему в душу, врезалось глубокими буквами, как в древесную кору.

Так, значит, Абеллино Карпати зовут его!..

Почему это считается, будто обедающие в полдень не умеют ненавидеть?

Шандор поспешил со своим открытием домой.

И там целый день все такие колючие были, просто не подходи.

Следующий день опять был рабочим. Каждый занялся своим делом. Почтенный мастер наравне с подмастерьями трудился засучив рукава, но тщетно пытался заглушить свои мысли: в шуме и скрежете слышалось ему все то же имя. Прежде он никогда не задумывался, похож ли звук пил и рубанков на человеческую речь, а сейчас все они кругом твердили: «Карпати». Особенно одна-две ручные пилы, которыми обрезали концы после фанеровки, совершенно явственно повторяли при каждом движении: «Карпати, Карпати», так что Болтаи прикрикнул в конце концов на своих молодцов:

– Да что они у вас отвратительно так визжат!

Подмастерья глянули на него удивленно: чего это он, пила небось – не скрипка!

Тереза и Фанни меж тем сидели у окна за рукодельем и молчали, как повелось у них с некоторых пор.

Вдруг на улицу въехал роскошный барский экипаж и остановился прямо перед домом.

Фанни, по девичьему своему обыкновению, выглянула в окошко; приехавший как раз вылезал из кареты. Содрогнувшись, девушка испуганно отпрянула назад; лицо ее побелело, взгляд остановился, руки упали на колени.

Это не ускользнуло от внимания Терезы. «Его увидела! Он здесь!» – было первой ее мыслью, заставившей и старуху встрепенуться. Она не знала еще, что сделает, если этот наглец войдет, посмеет на глаза ей показаться, но стыд, ярость, отчаяние волной поднялись в ее душе. Совершенно позабыв, что в доме есть мужчина – суровый, не привыкший шутить человек, Тереза вся напряглась, словно ей самой предстояло отразить это вторжение.

Шаги раздавались уже на лестнице, послышался осведомлявшийся о чем-то надменный голос; вот пришелец уже в передней. Неужели и в комнаты войдет?

Фанни вскочила со стула и в отчаянии прижалась к тетке, спрятав лицо у нее в коленях и захлебываясь от слез.

– Не бойся, не бойся, – пролепетала Тереза, сама вся дрожа. – Я здесь, с тобой.

Но и навстречу гостю распахнулась дверь. Вышел Болтаи. Его позвали из мастерской, и в ушах у него все еще звенели непередаваемые, дьявольские голоса пил и рубанков: «Карпати, Карпати…».

– А, добрый день! – снисходительно-доверительным тоном обратился к нему пожаловавший в дом господин – Мастер Болтаи? О, вы мастер настоящий. Репутация у вас преотличная. Всюду, всюду ваши изделия хвалят. Усердный, работящий человек. Вот и сейчас – прямо из мастерской, это мне нравится, уважаю граждан, которые трудятся.

Честный наш Болтаи не был падок до лести и перебил без церемоний:

– С кем имею честь? Что вам угодно?

– Я Абеллино Карпати, – сказал незнакомец.

Только благодаря комоду удержался достойный мастер на ногах.

Этого он, право, не ожидал.

Высокопоставленный господин не соизволил, однако, заметить выражения лица ремесленника, полагая, что лица ремесленников вообще ничего не должны выражать, и продолжал:

– Я хочу мебельный гарнитур у вас заказать, а сам пришел потому, что слышал, будто вы замечательные образцы рисуете.

– Не я, сударь, – мой первый подмастерье, который в Париже жил.

– Это не важно. Так вот, я пришел выбрать образец – хочется мне что-нибудь такое изящное и вместе простое, знаете, в бюргерском вкусе. Скажу почему. Я на девице мещанского звания намерен жениться – не удивляйтесь, что в законные жены мещанку беру. Есть у меня на то причины. Видите ли, я чудак. Люблю необычное, чтобы из ряда вон. У меня и отец чудак был, и все члены семейства чудаки. Я уже хотел однажды жениться – на дочке самого обыкновенного лавочника, она дивно пела в церковном хоре.

Ага, все та же басня!

– Я и взял бы ее, – продолжал словоохотливый денди звонким, разносившимся по всему дому голосом, – да умерла, бедняжка. И я дал тогда обет не жениться, покуда не встречу другую, столь же добродетельную, столь же красивую и которая так же дивно будет петь «Stabat mater». И вот восемь лет скитаюсь по свету и не нахожу. То поет замечательно, но некрасива, или красива, но безнравственна, или добродетельна, но петь не умеет; не подходит, одним словом. И вдруг, сударь, в этом городишке отыскал ту, которую ищу так давно: девушку красивую, добродетельную и с голосом, на ней и женюсь; а вы теперь мне присоветуйте, какую мебель невесте в подарок купить?

Все это прекрасно было слышно в соседней комнате. Тереза невольно заслонила собой лежавшую у нее на коленях Фаннину головку, точно боясь, как бы нелепая басня не отуманила ее, не нашла у нее веры. Ведь что стоит молодой девушке голову вскружить; они вон у цветков простых спрашивают: «Любит – не любит». А уж если в глаза им кто скажет…

Почтенный Болтаи, оправясь немного от изумления за время этой речи, подошел вместо ответа к конторке, поискал в ней что-то и принялся быстро-быстро строчить.

«Образцы подыскивает, счет составляет», – думал Абеллино, озираясь между тем и соображая: сколько может быть у филистера комнат и в которую он райскую птичку засадил? И слышала ли она, что он тут нарассказал?

Мастер управился наконец со своим писаньем и с поисками, жестом подозвал Карпати и из пачки сотенных отсчитал для него шесть. К ним прибавил четыре форинта мелкой серебряной монетой и тридцать крейцеров медью.

– Будьте любезны проверить: раз, два, три, четыре, пять, шестьсот и еще четыре форинта тридцать крейцеров, – сказал он, пальцем дотрагиваясь до каждой кучки.

Какого шута лезет этот филистер со своими грязными грошами?

– Правильно? Потрудитесь теперь присесть и подписать вот эту квитанцию.

И он подал нашему шевалье составленную уже расписку в том, что данную взаймы девице Фанни Майер сумму в шестьсот форинтов с процентами в размере четырех форинтов тридцати крейцеров нижеподписавшийся такого-то числа сполна получил.

Абеллино был поражен безмерно. Как, тупоумные эти, толсторожие филистеры все его планы видят насквозь?… К этому он совсем не был приготовлен. В таких случаях лучше всего оскорбленное достоинство разыграть.

И он молча, с барственным пренебрежением смерил мебельщика взглядом, стеганул в воздухе хлыстом, словно бы в знак того, что не желает разговаривать с этим пентюхом, повернулся и хотел идти.

В передней наступила в ту минуту глубокая тишина. Женщины в боковой комнате с трепетом, с сердечным замиранием внимали этому насыщенному грозовым душевным электричеством затишью.

Видя, что денди намерен удалиться, Болтаи еще раз повторил глухим от подавляемого волнения голосом:

– Сударь, возьмите деньги, подпишите квитанцию. Иначе пожалеете, уверяю вас.

Карпати отвернулся с презрением и вышел, хлопнув дверью. Только в карете подумалось ему: почему не дал он затрещину этому грубияну? Спасибо еще должен сказать за эту его забывчивость.

Но от ремесленника-то, простого столяра с грубыми ручищами, кто бы мог подобного самообладания ожидать? Натура необузданная, сангвиническая – и так достойно, не вспыхнув, не вспылив, дал почувствовать свою неприязнь растерянному кавалеру!

Рассказать об этой сцене приятелям Абеллино не решился. Какую версию ни преподнеси, при любой ремесленник выглядит победителем – это он слишком хорошо сознавал.

Но тем дело еще не кончилось.

Болтаи не стал рассовывать деньги обратно по ящикам, а взял и отнес в «Пресбургер[189] цайтунг», к ее достойному редактору, и вышеозначенная газета поместила на другой день на своих страницах следующее объявление: