Журнал Юность - Журнал `Юность`, 1973-3

• Название: Журнал `Юность`, 1973-3
• Автор: журнал Юность
• Жанр: Советская классическая проза

В НОМЕРЕ

Владимир АМЛИНСКИИ. Возвращение брата. Роман

Этери БАСАРИЯ. Как пахнут травы. Рассказ

Алексей ЧУПРОВ. Зима — лето. Повесть. (Окончание.)

Евгений ВИНОКУРОВ. Жажда. Стакан чая. Однополчанину. «Отец, папаша, батя…». «И я ещё задумаюсь о том…». «Из исторических событий…».

Михаил ДУДИН. Стихи, посвященные югославским друзьям

Валентина ТВОРОГОВА. В ожидании самолёта. «Перепутаю даты и лица…». Адыгейская песня

Григорий ПОЖЕНЯН. Из военных тетрадей.

---

— Не могу знать…

— Вызвать немедленно. Вездеход?! Почему нет вездехода? Вы ответственный за площадку приземления… Санитарная машина в лес не пролезет…

— По инструкции…

— К черту ваши инструкции!.. Почему не обеспечили?!

Самолет продолжал набирать высоту.

Полковник снял перчатки, папаху, вытер пот со лба.

«У него один шанс: обрезать стропы — и на запаске… И быстрее! Сообрази это побыстрее!..»

3

Выпуклая линза земли в пятнах лесов, небо с рыжей туманностью солнца вращались стремительной каруселью, осью которой был Сергей.

Он потерял себя в этом движении; ужас от непоправимости происшедшего, головокружение, и тошнота сковали его.

«Втянуть в самолёт не могут… Точно… не могут!

Отцепить? Отцепить не могут — кому охота отвечать, в случае чего… В каком случае? Неужели все — аут?..

Когда же ошибся?! Я отошел на укладке, а потом перевязывал узел! Господи! Зачем я перевязывал его после проверки! Они не отцепят—не имеют права… Сам?! Сам! Только сам!.. Сам! Резать стропы! Нож?!»

Тяжелый, в эбонитовых ножнах, штык от автомата, который мог быть ножом, пилой, кусачками, нравился Сергею своей мужской увесистостью. Сейчас штык не был просто красивой игрушкой — он превратился в то единственное, что связывало Сметанина с землей и жизнью.

Штык был засунут под резинки запасного парашюта,

Руки Сергея закоченели. Преодолевая подступающую тошноту, он сильно прижал левой рукой ножны плотнее к запасному парашюту, скрюченными пальцами правой руки выдернул из них нож.

Сергей закусип губу. Чузствуя солоноватый привкус крови, поднял руки над головой, с ожесточением резанул лезвием по лямкам; стропы отпружинили в сторону, как лопнувшие струны…

Там, на земле, люди затаили дыхание.

Он полетел спиной к земле, очень удачно для раскрытия запасного парашюта… Выронив нож, он рванул от себя неожиданно тонкое после рукоятки ножа кольцо запасного…

Тишина оглушила его, как взрыв…

«Жив! Жив! Жив! Я жив!.. О, как теперь я буду жить!.. Каждая секунда алоя! Я жив!»

Сергею показалось, что он впервые ощутил своё присутствие в мире.

Земля была ослепительно белой.

«Я жив!.. Буду жить всегда!..»

Его мягко уронило в колючий снег. Ветер запарусил парашютом. Сергея несколько десятков метров волочило по снежной целине; не было сил, чтобы подтянуть к себе нижнюю стропу — погасить купол.

Порыв ветра утих; Сергей быстро подобрал к себе стропой кромку полотнища… оно опало… Лежа на боку, он стал отстегивать подвесную систему — не поддающиеся пальцам морозно-жгучие замки и карабины, скрепляющие толстые плоские тесьмы лямок.

Сзади послышался торопливый скрип шагов по снегу; Сергея окликнули; он повернул голову.

«Иванов… А я нож потерял… Черт с ним!..»

Иванов подбежал и молча начал собирать купол парашюта.

— Я нож потерял, товарищ сержант, — сказал Сметании.

— На снегу не сидите… Вставайте… Я понесу ваш парашют…

4

— Марат! Марат!

— Ну, здрасте, плакать… Всё нормально…

— Я сначала думала — с тобой… Всё время кажется, что-то случится, вот-вот случится…

— Ну-ну…

Углов отвел её к дивану, посадил, присел рядом.

«Плачет… Как девочка…»

Он хотел погладить её по голове; постеснялся.

— Потом Панферов с площадки приехал, говорит,

видел тебя… А Римма прибежала, сказала: из нашего батальона… Сметании…

Углова охватило раздражение. «Уже все всё знают… Теперь начнут судачить… Сочувствовать… Ведь надо же, чтобы в моём взводе… Я становлюсь неудачником…»

Он встал, походил по комнате, начал расстегивать холодными пальцами портупею.

— Ещё одно ЧП на мою голову. Об академии теперь лучше не заикаться. При каждом удобном случае будут тыкать: дескать, за людьми научитесь следить. Черт бы побрал этого разгильдяя!.. Надо же, фал к полюсному отверстию присобачил!..

— Ты сам говорил о нём раньше иначе…

Нина Васильевна мокрыми ещё от слез глазами посмотрела на мужа, на его разгоревшееся в тепле после морозного ветра лицо. Марат повернулся к окну, и при свете зимнего дня ей вдруг стали видны морщины у него на лбу и у рта. «Я, наверное, тоже старею», — подумала она почти с испугом.

— Может быть, и говорил. — Углов всё больше раздражался оттого, что её слезы, страх за него так быстро перешли в трезвый разговор о солдате. — Но я не знаю, каким надо быть олухом, чтобы фал к полюсному отверстию… всё равно, что к голове привязать!.. Слава богу, его хватило на то, чтобы спасти свою драгоценную жизнь…

— У тебя предвидятся неприятности, вот ты так и говоришь… Нельзя же всерьёз ставить на одну доску выговор от начальства и человеческую жизнь…

— Выговоры от начальства — тоже жизнь… Один выговор, другой выговор…

— И ты вовремя не получишь очередное звание…

Конечно, — Нина Васильевна усмехнулась, — начальство — это так ужасно… Гораздо страшнее, чем летать на привязи за самолётом…

— Ты не о том, — пугаясь её усмешки, сказал Марат. «Чего доброго, я у неё сойду за труса…» Он решительно оборвал разговор: — Пусть твой Сметании — герой, а я проголодался. — Углов кинул на тахту портупею и, не переодеваясь, как обычно дома, в спортивный костюм, сел к столу.

— Руки вымой. — Нина Васильевна вздохнула.

— Ты не забыла? У Золотова послезавтра день рождени:

— Помню — откликнулась она и пошла на кухню.

5

Золотову открыл Углов, одетый в штатский о черный костюм и казавшийся оттого меньше ростом.

— Хоть суточной увольнительной заманил тебя. Просто не придешь, какой ты человек…

— Товарищ старший лейтенант… — протянул Золотов.

— Что, товарищ ефрейтор? — Углов помог Золотову снять шинель. — Давай, Андрюша, заходи.

Они вошли в комнату.

Изредка приходя к Углову в гости, Андрей Золотов, привыкший к быту общежитий, немного терялся в домашней обстановке. А сегодня в квартире Угловых так соблазнительно пахло пирогами и Марат был таким парадным, даже чуть незнакомым, что Андрей совсем смутился. Он одернул мундир и глянул на себя в зеркало у вешалки.

— Андрей, здравствуйте! — Нина вышла из кухни в фартуке поверх светлого платья.

Когда она видела вместе Марата и Золотова, ей сразу вспоминались все рассказы мужа о детском доме и оба эти взрослых человека представлялись ей мальчишками.

Нина быстро подошла к Золотову, обхватила его одной рукой за шею, прижалась на мгновение своей разгоряченной щекой к его холодной щеке, а потом поцеловала.

Черные цыганские глаза Золотова счастливо блеснули, и он покраснел.

— Поздравляю, — сказала Нина. — Только со скольким же летием поздравлять!.. Марат мне говорил, говорил…

Они прошли в комнату.

— Я, Нина Васильевна, точно не знаю… Наверное, двадцать два — двадцать три… Ведь и день рождения у меня назначенный. Меня в этот день в детский дом привезли.

— А вдруг тебе всего девятнадцать? — сказал Марат. — Ты в Ильичёвск попал в сорок втором…

— Зачем считать! — Нина сняла фартук и кинула его в коридор на стул. — Пусть он будет подольше молодым… За стол! — скомандовала она мужчинам.

— Э, нет! Стоп! — Марат поднял обе руки вверх. — Внимание! Сперва подарок…

Он открыл дверцу шкафа и вытащил чемодан. Чемодан был желтый, «под кожу», с ремнями-застежками.

Золотов покраснел.

— Ну, как, хорош на демобилизацию? — нетерпеливо спросил Углов. — В части, пожалуй, ни у кого лучше не будет…

Золотов кивнул.

— Внутри прочие причиндалы… Поедешь — пригодится…

— Спасибо, — сказал Золотов.

Сели за стол. Углов налил водку Золотову, себе…

— А мне? — спросила Нина.

— Водку? — удивился Марат.

— Конечно…

Марат покачал головой, налил Нине.

— Он всегда такой недоверчивый был? — кивнула Нина на мужа.

— Кого ты спрашиваешь, — сказал Углов.

— А я многое помню… — сказал Золотов. — Честное слово, помню…

— Ничего ты не помнишь… Ты же таким малышом был… Знаешь, Нин, бегал маленький, черненький; никогда не плакал… вот не помню, чтобы плакал…

— Давайте пить, — сказала Нина, — вино ждать не любит…

— Хватит вспоминать. — Углов встал. — За тебя, Андрюша! Чтобы ты всегда был счастлив!

Он выпил, и Золотов выпил, и Нина выпила.

— Теперь танцевать. — Нина поставила рюмку и прищелкнула пальцами.

— Тебя, как всегда, с первого глотка. — Марат взял Нину за руку. — Словно девочку…

— Танцевать!

— Хорошо, танцевать так танцевать… — Марат встал и подошел к радиоле. — Вальс? Танго?

— Вы что хотите, Андрюша? — спросила Нина.