Александр СЕГЕНЬ - Невская битва

• Название: Невская битва
• Автор: Александр СЕГЕНЬ
• Жанр: Историческая проза

Роман современного писателя-историка А. Сегеня посвящен ратным подвигам новгородского князя Александра Ярославича (1220—1263). Центральное место занимают описания знамени­тых Невской битвы и Ледового побоища, победа в которых при­несла молодому князю славу великого полководца Руси.

---

Отворились воротечки на ветру, на ветру.

Александр едет с милостию, с милостию.

Воевода славный с поездом, с поездом.

Александр едет с молодой, с молодой.

С молодой Александрою Брячиславною.

Живи, живи, батюшка, век без меня, век без меня.

Без молодой Александры Брячиславовны.

Храни тя Боже, батюшка, батюшка-свет.

Свет дорогой батюшка Брячислав Изяславич!

И, глядь, расплакался Брячислав Изяславович, хо­тя еще и ничего не выпито было, за столом только лег­кого пива пригубили. Размазал по лицу своему слезы и крикнул, притопнув ногой:

— Добро-хватит! Рви, Санька, скатерть!

А невеста только того и ждала — хвать своей руч­кой угол камчатной55 скатерти да как рванет в сторо­ну, столовая утварь так и посыпалась на пол, а не вся — какие-то стаканы и блюдца по голой столешни­це поплясали да и остались. И чьи остались, тем, ста­ло быть, счастье в нынешнем году обещалось — де­вушкам замуж выйти, брачным детишек родить, ста­рикам внуков получить.

Брячислав подступил к молодым со святым обра­зом Богородицы, благословил их на долгую житей­скую дорогу. Дал дочери новые оленьи полусапожки, а у нее взял себе навсегда ее черевики, прижал их к своему сердцу и снова едва не всплакнул. Видать,

слезлив был князь Полоцкий, оттого и одних дочерей его жена на свет выпрастывала.

Под пение подружек отправились вон из невестина дома в церковь. Я старался держаться поближе к под-невестнице Апраксе и хоть мало, да заговорить с ней. А она знай себе пела:

Подруженька, красна девка,

Не стой ты обок дорожки,

Не то понайдут чужи люди,

Подруженька, возьмут тебя,

Посадят тебя в золоту повозку,

Подруженька, повезут тебя,

Подруженька, продадут тебя,

Подруженька, за три гривны,

Молодому князю Александру.

И так переливался ее голос, так играл, как играет бегущий по камушкам ручей, как переливается багря­ница, озаренная ярким весенним солнцем. Знай толь­ко во все уши заслушивайся.

До Георгиева храма недалеко было, дошли пешие, вступили внутрь, началось венчанье. В храме я Ап-раксу плохо видел — много людей набилось. Да я и Славича с его невестушкой едва различал за спина­ми стрыев его, Бориса и Глеба, вставших за венчаю­щимися ради держания венцов над ними, когда при­дет пора.

Вот спели славобожие, вот Меркурий изглаголал поучительное слово о супружестве и приступает испы­тывать:

—    Имаши ли, Александре, произволение благое и непринужденное и крепкую мысль пояти себе в же­ну сию Александру, юже зде пред собою видиши.

—    Имам, честный отче, — прозвучал в ответ чис­тый и громкий голос Ярославича.

—    Не обещался ли еси иной невесте?

—    Не обещался, честный отче.

Теперь епископ стал пытать невесту:

—    Имаши ли произволение благое и непринуж­денное и твердую мысль пояти себе в мужа сего Алек­сандра, его же пред собою зде видиши?

—    Имам, честный отче, — звонко, как новенькая монетка, прозвенел голосок невесты.

—    Не обещалася ли еси иному мужу?

Тут я аж почуял, как все напряглись — вдруг да чирикнет Брячиславна, что обещалась Даниле…

— Не обещалась, честный отче, — ко всеобщему облегчению ответила княжна Полоцкая.

Диакон возгласил, и покатилась ектенья. Коротким мигом я перехватил взор Апраксы, стрельнувший в ме­ня с женской половины, но и того хватило мне убедить­ся, что она тоже думает обо мне и ищет меня взглядом.

В храме было жарко, даже мне в моем легком каф­тане, а уж каково было всем и Славичу в их тяжелых праздничных нарядах! Каково было епископу Смолен­скому в его нарядной плотной фелони50 из небесно-ла­зурного алтабаса… Он читал союзные молитвы, и ка­залось, им конца и края не будет. Но ничто не вечно в мире сем, даже молитвы, и вот уж золотые венцы об­разовались в руках у епископа:

— Венчается раб Божий Александр рабе Божией Александре, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь.

Борис Всеволодович перехватил тяжелый венец Александра и стал держать его над головой Славича.

— Венчается раба Божия Александра рабу Божию Александру во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь.

Теперь настала очередь Глеба — он держал венец поменьше над головой Брячиславны.

— Господи Боже наш, славою и честию венчай я!

Снова началось длительное громкое чтение — из Апостола и Евангелия. Свеча в моей руке потекла силь-. но, заляпала низ кафтана воском. Февронья сказывала, что умеет легко воск с одежды снимать, способ знает, да только где теперь та Февронья… Оглянувшись, я ра­зыскал глазами Пельгуя и брата его, новокрещенного Ипатия. Стоит, ижора, и не лает проклятый… Хотя, что же, разве век мне было с Февроньей спознаваться? Рано или поздно надобно было бы ее бросать да невесту себе ловить. И жалко было бы Феврошу добрую. А так — Бог сам разлучил нас.

— Эх!.. — простонал томящийся неподалеку от меня младший брат жениха Андрюша. Поначалу он глядел во все глаза на совершаемое таинство венча­ния, но жарко — и он стал изнывать.

Тут подошло общее «Отче наш», а значит, недолго уж оставалось томиться. Пропев, все в храме взбод­рились, закрякали, предвкушая скорое окончание последования и будущий великокняжий свадебный пир. Вошла общая чаша, Меркурий благословил ею всех, прочел молитву и стал подавать пить: жени­ху — невесте — жениху — невесте — жениху, кото­рый с третьего раза допил чашу их жизни до конца. Затем венчаемых провели трижды вокруг аналоя под громогласное пение «Исайе, ликуй». Кончено венча­ние, ушли венцы из рук Александровых стрыев в ру­ки епископа и далее — в алтарь. Последние молитвы уже не томили, а летели по храму, хлопая крыльями. И улетели, и вот уж потекли люди поздравлять об­венчанных, отныне — мужа и жену. Каково же было мое удовольствие, когда моя очередь дошла вместе с Апраксою, я справа, а она слева приблизились к Александру и Александре, чтобы с поклоном поже­лать им многолетия и многочадия. А отходя прочь, я успел на миг ухватить своими пальцами самые кон­чики Апраксиных пальчиков, как бы невзначай, но тотчас оглянулся на нее со значением, прочтя от­четливо в ее глазах, что отныне крепко завладел ее мыслями.

Меркурий начал читать отпуст, ближе к паперти создалось оживление — кое-кто выходил наружу.

— …и спасет нас, яко благ и человеколюб-б-бец-ц-ц! — могучим басом пропел последнее слово отпуста Смоленский епископ. Свадьба пошла из храма в мир.

На паперти невесту ждала нарядная кика с золотым узорным налобником, двурогая, украшенная меховы­ми шариками. И у меня в голове само собой взбрыкну­лось: «О то — таковую же надобно будет и Апраксе». И я и сам испугался такой саморожденной мысли, ибо доселе и думать не думал о женитьбе на подневестнице. Да и отдадут ли ее за меня? Жених я видный, многие б не задумались пойти за меня, да вот родом, поди, не так знатен, как она, Евпраксия Дмитриевна, дочь известно­го боярина Раздал.

Прежде чем взять кику, которую завтра утром он наденет на голову своей жены, Александр должен был выпить чарку крепкого меда, которую я налил и подал дружке Борису, а тот уже — Славичу. Глеб передал чарку сладкого угорского вина невесте.

—    Здравия тебе, жена моя, Александра Брячиславна, — произнес жених. — Отныне жизнь твоя не тебе принадлежит, а мне, и мою собственность обязана ты беречь, Саночка.

—    И тебе здравия, муж мой, Александр Ярославич, — отвечала невеста. — Отныне жизнь моя зави­сит от твоего здравия, и если любишь меня, то и здрав будешь, Леско милый.

С этим они выпили свои чарки и скинули их через левое плечо назад, и я успел подхватить Александро­ву, а Евпраксия — Александрину. И вновь мы пере­глянулись, теперь весело и игриво, яркий румянец по­крывал лицо подневестницы.

—    Будешь моею? — жарко шепнул я ей в ухо.

—    О Боже… — аж задохнулась она от такой дерзо­сти. Из храма вышли в яркий солнечный день, распах­нутый на все небесные окна и двери, огромный, лазоре­вый, как фелонь Меркурия. И теперь, когда все усажи­вались, кто на верхи коней, а кто, как жених и невеста, в повозки, настала наша очередь петь. Первым грянул дружка Борис, и все тотчас подхватили, ая вместе со всеми:

Молодой, молоденький соколик

От земли вверх возносился.

Ой, лели-лели-лели!

От земли вверх возносился.

Он от земли возносился,

В емях нес свою емину57.

Ой, лели-лели-лели!

Молодую голубину.

Молодешеньку голубку,

Белоснежну Александру.

Ой, лели-лели-лели!

Александру Брячиславну.

Я пел и старался, чтоб моя Апракса слышала, ка­кой у меня красивый голос и как я умею владеть им, подныривая под основной строй голосов, а затем вос­паряя над ними. Ратмирка, шедший рядом, злил ме­ня — он, как всегда, пел несравненно лучше.

Великий князь первым вскочил на своего белого уг-ра58 и поскакал, чтобы встретить свадебный поезд на подъезде своего дома, где ждал нас пышный пир. Про­должая петь долгую завенчальную, мы тоже тронулись не спеша. Я ехал рядом с повозкой молодых, в ней, кро­ме Александра и Александры, сидели дружка Борис, сват Глеб и две подневестницы — Мелания и Евпрак-сия, которая взялась оживленно беседовать с Глебом Всеволодовичем, а я уже ревновал ее и сердился.