Фрэнсис Фукуяма - Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции

• Название: Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции
• Автор: Фрэнсис Фукуяма
• Издательство: АСТ, Люкс
• Жанр: Философия
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5-17-024038-4, ISBN 5-9660-0124-3

Чего может ожидать от биотехнологий человечество как социум и биологический вид? На этот вопрос пытается ответить Фрэнсис Фукуяма в книге «Наше постчеловеческое будущее».

С точки зрения автора, биотехнологии потенциально несут в себе целый букет серьезных угроз, но угроз незаметных, латентных, не способных сразу же привлечь к себе внимание на политическом уровне. Изобретение ядерного оружия было моментально признано чрезвычайно опасным творением рук человеческих и потому попало под очень строгий национальный и международный контроль. То же произошло с биологическим оружием. Но современные биотехнологии могут быть использованы и используются не только для создания смертоносных вирусов и бактерий. Они, утверждает автор, способны изменить образ жизни людей до такой степени, что трансформируется сама человеческая природа, может быть создан постчеловек.

Фукуяма рассматривает эту проблему на трех уровнях. Во-первых, он анализирует воздействие, которое биотехнологии оказывают и могут оказать в будущем на нашу жизнь. Во-вторых, как самый сложный и важный вопрос описывается степень опасности биотехнологий для природы человека. И, в-третьих, подвергая разбору деятельность институтов, уже существующих в сфере политического регулирования биотехнологий, автор пытается понять, насколько эти институты соответствуют требованиям завтрашнего дня

---

В этом их поддерживают некоторые весьма важные интересы[97], первый и главный из которых — эгоистический интерес родителей и учителей, которые не хотят тратить время и силы на приведение к дисциплине, отвлечение, развлечение и обучение трудных детей старомодными методами. Можно понять, конечно, что вечно спешащие родители и перегруженные учителя не могут не хотеть облегчить себе жизнь с помощью простого лекарственного средства, но то, что можно понять, — не всегда то, что правильно. Самое серьезное лобби, представляющее эти интересы в США, это CHADD, то есть ассоциация взрослых и детей, страдающих ADHD (Children and Adults with Attention-Deficit/Hyperactivity), — некоммерческая группа самопомощи, основанная в 1987 году и состоящая в основном из родителей, чьим детям поставлен диагноз ADHD. CHADD, которая считает себя группой поддержки и сбора самой последней информации по ADHD и лечению этого синдрома, требует признания ADHD инвалидностью и обеспечения специального образования для пораженных этим синдромом детей в рамках закона об образовании для лиц с ограничениями трудоспособности (Individuals with Disabilities Education Act— IDEA)[98]. В 1995 году эта организация начала мощную кампанию за признание риталина лекарством Схемы III, что вывело бы производство этого медикамента из ведения агентства по контролю над лекарствами и сильно упростило бы условия его выписки и получения[99].

Второй важный ресурс медикализации ADHD — это фармацевтическая промышленность, в частности, такие компании, как "Новартис" (бывшая "Сиба-Гейги"), которые производят риталин и его аналоги. Компания "Эли Лилли", производитель прозака, потратила целое состояние на опровержение негативных сведений о побочных эффектах своего главного источника доходов, и то же самое делает "Новартис". Эта компания серьезно лоббирует переквалификацию риталина в препарат Схемы III и организовала давление с целью резкого повышения квот на производство, распустив в начале девяностых слухи о грядущем дефиците продукта. В 1995 году эта фармацевтическая фирма все же переоценила свои возможности, и попытки переквалификации с треском провалились, когда компании "Новартис" не удалось скрыть, что она дотировала CHADD на сумму около 900 000 долларов.

Медикаментозная терапия такого состояния, как ADHD, имеет важные юридические и политические последствия. По законам США ADHD в данный момент считается ограничением трудоспособности, и страдающие этим синдромом имеют льготы по двум законам: раздел 504 Закона о профессиональной реабилитации от 1973 года и Закон о лицах с ограничениями трудоспособности, принятый в 1990 году. Первый запрещает дискриминацию лиц с ограничениями, второй обеспечивает дополнительное финансирование специального образования для лиц, официально признанных имеющими трудности в образовании. Добавление ADHD в список ограничений трудоспособности IDEA было результатом длительной политической баталии, в которой CHADD и другие медицинские и адвокатские объединения схватились с национальной ассоциацией образования (NEA), то есть национальным союзом учителей, — и национальной ассоциацией за прогресс цветного населения (NAACP). Ассоциации образования не нравились бюджетные последствия расширения списка причин нетрудоспособности, a NAACP опасалась, что цветным детям будут скорее ставить диагнозы неспособности к обучению и назначать медикаментозное лечение, чем белым. В конце концов в 1991 году ADHD была включена в официальный список ограничений трудоспособности после интенсивного потока писем и лоббистской кампании со стороны CHADD и других родительских объединений[100].

В результате классификации ADHD как официальной причины ограничения трудоспособности детям с этим синдромом оказались положены специальные услуги по образованию во всех школьных округах США. Ученики с синдромом ADHD могут требовать дополнительное время на выполнение стандартных тестов — практика, с которой школы согласились во избежание судебных исков. Как сообщает журнал "Форбс", против юридической школы Whittier был подан иск студентом с синдромом ADD, которому прибавили всего лишь двадцать дополнительных минут к часовому экзамену. Чем связываться с судами, школа предпочла уступить[101].

Многие консерваторы жалуются на большие расходы, связанные с существующим определением причин нетрудоспособности по IDEA. Но более серьезное возражение носит моральный характер: признавая ADHD инвалидностью, общество фактически берет состояние, имеющие и биологические, и психологические причины, и утверждает, что главное внимание следует уделять биологии. Лицам, до некоторой степени контролирующим свое поведение, говорят, что на самом деле они этого не могут, и здоровые члены общества уделяют ресурсы и время тому, чтобы этим людям было компенсировано то, что на самом деле хотя бы частично — в их власти.

Опасение таких групп, как NAACP, относительно непропорционального применения психотропных средств вроде риталина среди меньшинств тоже могут иметь под собой некоторые серьезные основания. В Соединенных Штатах имел место заметный рост прописывания психотропных средств (в первую очередь риталина и его аналогов, но не только) детям весьма раннего возраста (то есть старшего и даже младшего дошкольного) в связи с отклонениями в поведении. Исследование 1998 года показало, что среди получавших помощь по программе "Мичиган Медикейд" около 57 % пациентов моложе четырех лет с диагнозом ADHD получали один или несколько психотропных препаратов[102]. В одном исследовании, которое вызвало небольшой политический фурор после опубликования результатов, было установлено, что в 1995 году стимуляторы получали более чем 12 % детей в возрасте от 2 до 4 лет в одной большой программе "Мидвестерн Медикейд", а антидепрессанты получали около 4 %. Если читать между строк, то ясно, что эти средства назначались куда более часто в программах "Медикейд", в основном охватывающих меньшинства, чем в программах HMO (Health Maintenance Organization), в которых участвует намного более процветающее население[103].

Существует несколько тревожная симметрия между прозаком и риталином. Первый широко назначается депрессивным женщинам с дефицитом самооценки; им он дает самоощущение самцов альфа, вызванное повышением уровня серотонина. С другой стороны, риталин в основном назначается мальчикам, которые не могут тихо сидеть в классе, поскольку природа их для этого не предназначила. Таким образом два пола исподволь подталкиваются к средней андрогинной личности, довольной собой и социально приемлемой, что в современном американском обществе считается вполне политически корректным результатом.

Вторая нейрофармакологическая волна биотехнологической революции уже обрушилась на нас. Она создала уже таблетки, похожие на сому, и таблетки для социального контроля над детьми; эти таблетки куда эффективнее, чем ранняя социализация детства и фрейдовская психотерапия. Их стали употреблять миллионы и миллионы людей во всем мире, при этом весьма ожесточенно споря насчет долговременных последствий для телесного здоровья, но почти оставляя без внимания последствия их для привычного понимания личности и морального поведения.

Прозак и риталин — лишь первое поколение психотропных средств. Есть шанс, что практически все чудеса, которые народная фантазия ждет от генной инженерии, будут осуществлены с помощью нейрофармакологии[104]. Лекарства группы так называемых бензодиазепинов могут использоваться для воздействия на системы гаммааминомасляной кислоты (GABA) с целью снижения тревожности, поддержания спокойной, но активной бодрости и более коротких периодов адекватного сна без побочных седативных эффектов. Стимуляторы ацетилхолиновой системы могут применяться для повышения способности к запоминанию новых фактов, сохранению их в памяти и улучшению способности вспоминать факты. Стимуляторы допаминовой системы могут повысить выносливость и целеустремленность. Селективные ингибиторы реабсорбции серотонина в комбинации с препаратами, воздействующими на допаминовую и норэпинефриновую системы, могут порождать изменения поведения, управляемого взаимодействием систем других нейромедиаторов. И наконец, может появиться возможность воздействия на системы эндогенных опиатов для уменьшения болевой чувствительности и повышения порога удовольствия.

Даже не надо ждать появления генной инженерии и спроектированных младенцев, чтобы ощутить те политические силы, которые выведут на сцену новые медицинские технологии; все это уже видно в нейрофармакологии. Распространение психотропных средств в США выявляет три сильных политических тренда, которые вновь проявятся при появлении генной инженерии. Первый — это желание со стороны обыкновенных людей как можно больше вывести свое поведение в область медицины и тем снять с себя ответственность за свои действия. Второй— давление сильных экономических интересов, способствующее этому процессу. Среди носителей этих интересов — люди, оказывающие социальные услуги, например, учителя и врачи, которые всегда предпочтут прямой биологический путь сложным обходным путям воздействий на поведение, а также фармацевтические компании — изготовители этих лекарств. Третий тренд, возникающий из попыток все на свете отнести к медицине, — это тенденция расширять область применения лекарств на все большее число состояний. Всегда будет возможно найти где-нибудь врача, который согласится, что такое-то и такое-то неприятное или тяжелое состояние есть патология, и только вопрос времени, когда широкая общественность начнет считать это состояние инвалидностью, юридически подлежащей какой-то общественной компенсации.