Владимир Григорьев - Григорий Шелихов

• Название: Григорий Шелихов
• Автор: Владимир Григорьев
• Издательство: СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1956

Исторический роман посвящен Григорию Ивановичу Шелихову - русскому исследователю, мореплавателю, промышленнику и купцу.

---

«Из-за сокрытия чужой и своей неправды — боялся, чтобы в жестокости и алчбе с испанцами и англицами не сравняли, — и поплатился», — укорял себя за это Шелихов. А Лебедев, проигрывая в неправом споре, на все шел, лишь бы опакостить дело, — ну и нашел Бритюкова! Бритюков коноваловское зверство подбросил Шелихову и Коновалова против Шелихова же в свидетели выставил.

Не дано человеку знать замыслы ни явных своих врагов, ни тайных недругов, — не знал и мореход, что Лебедев и Голиков, снова секретно вошедший в лебедевскую компанию, усмотрели в возвращении Резанова в Петербург угрозу своим расчетам перенять на себя шелиховское дело и стать хозяевами в американской земле. Вослед Резановым и Бему выехал в столицу бывший заседатель совестного суда Козлятников. Выгнанный с места, этот судейский крючок, находясь много лет под судом и следствием, занимался практикой подпольного ходатая по махинациям дошлых купцов.

У обоих компанионов были грехи и прорухи в торговых делах с анадырскими чукчами и ительменами на Камчатке, — они опасались снявшегося в столицу Бема. Козлятникову, чтобы отвести от себя неприятности и показать пример своей рачительной заботы правдоискателей, они поручили разворошить дело Шелихова о разорении американских селений и убийстве множества новых верноподданных, завоеванных державе стараниями купцов Голикова и Лебедева.

Учить Козлятникова не надо было. Голиков указал ему только одно — найти советника коммерц-коллегии Ивана Акимовича Жеребцова, с которым у торгового дома Голиковых были давние и прочные связи по откупам. Тихоструйный Иван Ларионович из обрывков рассказов, слышанных от самого Шелихова и через людей, — не умел мореход держать язык за зубами — догадывался найти у Жеребцова поддержку…

2

В середине мая Ангара очистилась от льда. Лед прошел уже и из Байкала, дальше потянулся по Енисею и ввергся в пучины Северного океана. Этим льдом Байкал, говорили тогда, кланялся Ледовитому океану. Из окна шелиховской комнаты, выходившего на задворье — в сад и на реку, было видно, как далеко за Ангарой голубели в весенней дымке гольцы и сопки тунгусской земли.

Шелихов, в ожидании разрешения на задуманную экспедицию, с нетерпением отсчитывал дни до середины лета. К этому времени, по его расчетам, должны были вернуться из столицы, конечно, уже на колесах, посланные дочерью и зятем кошевы с порохом и ядрами, которые предстояло получить из Кронштадтского арсенала. Хотя порох был и в Иркутске, как в Якутске, Гижиге и в Охотске, где снаряжались суда компании, и от долгого хранения на казенных складах этот порох часто, кстати сказать, приходил в негодность, — все же корабли дальнего плавания по положению могли получать его только из Кронштадта, для чего надо было преодолеть в оба конца двенадцать тысяч верст.

— Законы святы, да исполнители лихие супостаты! — ругался Григорий Иванович, прося зятя исхлопотать обещанные компании триста пудов пороху и другой огнестрельный запас, а равно наблюсти за погрузкой этого в Рамбове[30] и выпроводить обоз из столицы.

— В дороге, где ростепель застигнет, переждете, — наставлял Шелихов отправлявшегося с Резановым приказчика, — на колеса перегрузите — и к лету жду обратно…

В начале лета жара иссушила землю. Огромный спиртовой термометр Фаренгейта, подвешенный к кедру в конце шелиховского сада, показывал 115 градусов[31] — такая жара не часто выпадает в Иркутске, привычном к короткому летнему зною.

— Гришата, — сказала Наталья Алексеевна, едва разыскав мужа, занятого подвязкой кустов в малиннике близ пасеки, — прискакал казачишка и говорит, тебя к генералу требуют, к Пилю. «Пусть поспешает», — говорит…

«Разрешение на Китай доставили, что ли?» — думала она с замиранием сердца, но тревоги своей не обнаруживала.

— Разрешение? — задохнулся, спрашивая, Григорий Иванович. Проходили все сроки для выхода на поиск собранной и жившей при его усадьбе партии.

— Уж не знаю, что будет говорить… Куда же ты? — остановила она мужа. — В таком образе генералу объявишься? Одеться надо, цирюльника позвать… Ты погляди на себя, на кого похож стал!

— Камзол надеть? Шпажонку прихлестнуть? Парик нахлобучить? — спрашивал мореход и тут же рассмеялся, оглядев измазанные холщовые порты и снятый с головы гречишник.[32] — Ин, быть по-твоему!

Через час, на излюбленной тройке, с неизменным Никишкой на облучке, Шелихов подкатил к наместническому дому — дворцу, как называли его в Иркутске: именитые сибирские купцы обычно пешком из дому не выходили.

Скинув на руки дежурного унтера морской плащ и оставшись в атласном камзольном костюме кофейного цвета, Григорий Иванович оглядел себя в тускловатое зеркало — все ли в порядке — и, придерживая рукой жалованную царицей шпагу, зашагал в кабинет наместника.

— С виду дворянин или бери повыше — почетный иностранный гость, случаем занесенный в сибирские края, а на деле самый что ни на есть простой купчина! — шептались, завистливо оглядывая его, попадавшиеся навстречу знакомые чиновники.

При входе в кабинет Шелихов замешкался у порога, почувствовав сразу что-то неладное, когда увидел у Пиля членов совестного суда и какого-то дородного незнакомца в добротном суконном мундире столичного покроя.

«Пришел за разрешением, — подумал Григорий Иванович, — а тут, похоже, вязать собрались». И, смешавшись, поклонился, как заправский купец, вперегиб — низким поклоном, забыв и про камзол и про шпагу, которые отличали в нем не купца, а морехода.

Пиль по свойству своей сангвинической натуры обычно встречал Шелихова добродушной шуткой или грохочущим водопадом деловых расспросов, на этот же раз принял морехода сухо и официально. Видно было, что его превосходительство чем-то крепко недоволен и озабочен.

— Вот и Шелихов, — сказал Пиль подавая мореходу знак приблизиться к столу.

Над столом, за спиной наместника, висел портрет Петра I в копии, намалеванной с работы знаменитого английского придворного живописца Кнеллера. На столе по правую руку высилось зерцало.[33] На лицевой стороне зерцала Григорий Иванович успел прочесть слова: «суд божий есть…» и «…яко первое и важное дело ведать все уставы государственные и важность их».

— Как звать? Откуда родом? Занятие или ремесло? — спрашивал наместник, как обычно допрашивают подследственных или подсудимых людей.

— Извольте видеть, тот и есть, кто нам нужен, — обратился Пиль к незнакомцу в сером мундире. — С чего угодно приступить, господин… — Пиль сделал вид, что забыл фамилию прибывшего из столицы чиновника.

— Кайданов, ваше превосходительство! — подсказал тот с невозмутимым видом. — Если не возражаете, зачитаем предписание и отберем расписку, а уж потом…

Чиновник встал и, слегка прокашлявшись, ровным, монотонным голосом прочел взятую из лежавшей перед ним на столе стопки бумаг ту, для оглашения которой он проделал шесть тысяч верст до Иркутска.

— «Его превосходительству Восточной Сибири и Колыванского края наместнику, генерал-поручику и кавалеру Ивану Алферьевичу Пилю.

Между несчетными благами, коими Россия облагодетельствована от Екатерины Вторыя, приятнейшими почитать должно добрые сношения с китайским двором и мир на дальней восточной границе нашей державы. Поелику ненужное и вредное устремление иркутского первой гильдии купца Григория Шелихова, хотя и поддержано вашим превосходительством, явно угрожает нарушением заключенных высокими сторонами трактатов и вытекающей из оных обоюдной пользы, предписываем направляемому в ваше распоряжение младшему советнику коллегии иностранных дел Кайданову объявить ему о сем под вашим наблюдением и отобрать подписку в объявлении означенного Шелихову нашего распоряжения.

Президент коллегии иностранных дел генерал-фельдцейхмейстер и наместник Таврический 3убов».

— Уразумели? Подпишитесь! — протянул петербургский чиновник прочитанную бумагу Шелихову. В голосе его явно звучала недопустимость сомнений в «благодеяниях» императрицы, от которых изнывала Россия, и — еще более — убеждение в ненужности «вредных устремлений» купца Шелихова.

Совершенно ошеломленный, мореход молчал, с лицом, залитым краской стыда и посрамления, склонился над столом и после мгновенного колебания вывел крупными размашистыми буквами: «Иркутский первой гильдии купец, именитый гражданин города Рыльска Григорий Шелихов».

— Титулование при подписании правительственных указаний излишне, — поморщился Кайданов, но, увидев бешеные глаза Шелихова, отступил от него на шаг и обратился к Пилю: — Разрешите приступить к опросу, ваше превосходительство?

Пиль молча кивнул и, не выдерживая бесстрастия, которое следовало бы соблюдать как тон, приличествующий в присутствии представителя верховной власти, сказал членам совестного суда: