Сборник - Меридіани (На украинском и русском языках)

• Название: Меридіани (На украинском и русском языках)
• Автор: сборник
• Жанр: Прочие приключения
• ISBN: У2

Три автори — три творчих обличчя: журналіст К.Лемешев, робітник Ю.Нікітін, креслярка Р.Волконська.

Різноманітна тематика їх творів: пригоди мужніх космонавтів у безмежжі Галактики, героїчні будні радянських чекістів у перші повоєнні роки. Які б сили не протистояли людині, її розум і наполегливість долають перешкоди, утверджують високі ідеали нашого життя.

За редакцією Володимира Владка

М 87–73

© Видавництво “Прапор”, 1973.

---

— О, конечно, приходите, когда вам удобно. Завтра воскресенье, мы целый день будем дома. Вы знаете адрес?

Стус непринужденно улыбнулся, доставая записную книжку:

— Вот об этом-то я и забыл. Записываю.

Разговаривая, они спустились с лестницы и стали у гардероба, чтобы их сразу мог найти Раскатов. Тот не заставил себя долго ждать и подошел вместе с товарищем.

— Мой сослуживец и лучший друг, инженер Гулбис, — представил он своего товарища ожидавшей их компании.

— С Астрой Вольдемаровной мы уже знакомы. Мирту знаю заочно и не спутаю уже ни с кем, так о ней наслышался от Саши, А товарища Стуса… Кто же не знает Алексея Стуса, если любит музыку! — рассмеялся Гулбис, пожимая всем руки.

Уже стемнело. Прошел небольшой дождик, и на улице повеяло приятной прохладой.

Стус вскоре распрощался с новыми знакомыми на углу Архитектурной улицы. Его одинокая фигура удалилась в сторону бульвара Райниса,

9

Было установлено, что Старков к убийству не имеет никакого отношения, так как в день смерти Коврова он находился в Кемери на совещании директоров домов отдыха.

Офицер Пряхин, сфотографированный вместе со Старковым, умер от рака два года назад, а доктор Дарзинь в день убийства Коврова был в Ленинграде.

Таким образом, все трое отпадали.

А художником, побывавшим у Коврова в день убийства, оказался архитектор Витолс, о котором упоминала Астра в разговоре с Раскатовым, По просьбе Коврова он иллюстрировал его исторический роман.

Прошлое и настоящее Витолса было настолько безупречным, что начисто отвергало все подозрения. Еще при ульманисовском режиме, в тридцать восьмом году, он передал подпольному комитету компартии Латвии половину своего состояния. На эти деньги в Старой Риге был куплен особняк, где поселились надежные люди, ставшие хозяевами конспиративных квартир.

…Гулбис искренне завидует полковнику Индриксону, кабинет которого выходит окнами на тихую улицу Фридриха Энгельса, а тут — стоит открыть окно, как с улицы врывается такой шум, что заглушает голоса собеседников.

— Саша, — Гулбис поморщился и покосился на окно.

Раскатов встал, прикрыл окно и повернулся к Гулбису:

— Сестры все спрашивают меня, нашлись ли картины? Ищем, говорю. А что я могу сказать? Что их отец спрятал нечто более важное? Что не мог же он первому встречному, каким был для него Стабулниек, открыть правду? Вот и придумал картины, справедливо полагая, что при поиске мы обнаружим документы.

— Всему свое время. Узнают и сестры правду.

Полковник достал одну из фотографий, обнаруженных в картине Саулитса. На него смотрело лицо мужчины лет тридцати двух: широкий мясистый нос, толстые губы с брезгливо опущенными уголками, темные навыкате глаза.

До недавнего времени фамилия, имя и прочие данные о нем не были известны. Чекисты располагали только фотографией. Никто из арестованных по делу группы “Черного беркута” не мог сказать, кто изображен на фотокарточке.

Но вот был арестован Берзниек. Едва взглянув на фотографию, он узнал своего давнего знакомого и дал ему полную характеристику. И хотя этот человек жил под другой фамилией, отыскать его не представляло большого труда.

Это был заведующий ателье мужского платья — Брукис. Показания бывшего члена группы “Черного беркута” — Берзниека, ныне тихо доживавшего свои дни, неожиданно прояснили загадку.

…Раскатов стоял у закрытого окна и смотрел на улицу.

— Я вам не мешаю, товарищ полковник? — спросил он, покосившись на разложенные на столе бумаги.

— Напротив. Ты мне сейчас будешь нужен.

Гулбис сложил одну пачку бумаг в письменный стол, другую придвинул к себе. Достал оттуда несколько листов и протянул Раскатову.

— Внимательно прочти вот это. Сейчас при допросе Брукиса ты ему зачитаешь эти бумаги.

— Да, персона, — протянул Раскатов, окончив чтение, и внимательно посмотрел на Гулбиса.

Гулбис снял телефонную трубку, набрал номер.

— Это Гулбис. Пожалуйста, приведите арестованного.

В кабинет вошел Брукис. Гулбис отпустил конвоира и молча указал Брукису на стул.

— Я протестую! За что вы меня арестовали? — выкрикнул Брукис.

— Сейчас все узнаете, — перебил его Гулбис и приблизил к глазам Брукиса его фотографию.

— В молодости вы не страдали чрезмерной полнотой и, очевидно, были достаточно подвижны, чтобы принимать участие в облавах на рижских комсомольцев и коммунистов, не так ли? — спросил Гулбис.

— Не понимаю! Это какое-то недоразумение! — Брукис воздел руки над головой. — Фото, действительно, мое, но вы говорите какую-то ересь.

— Сейчас все поймете. Вам знакомо имя Альберта Берзниека, разбившегося на мотоцикле в начале сорок пятого года? Вы не раз бывали в его доме до войны. Показания его отца вам сейчас зачитают. Я вел его допрос. Товарищ Раскатов, прошу.

Брукис гневно вращал выпуклыми глазами, силясь что-то сказать. Но Раскатов поднял руку, требуя внимания, и начал читать:

“Гулбис: — Ваше имя и фамилия?

Берзниек: — Ян Берзниек.

Гулбис: — Год рождения? Место рождения?

Берзниек: — Тысяча восемьсот девяносто первый. Рига.

Гулбис: — Профессия?

Берзниек: — Учитель естествознания. Сейчас на пенсии.

Гулбис: — В каких партиях состояли до сорокового года?

Берзниек: — В социал-демократической Латвии.

Гулбис: — После сорокового?

Берзниек; — Ни в какой.

Гулбис: — Знаете ли вы человека, изображенного на этой фотографии? Его имя, фамилия?

Берзниек: — Да, знаю. Это Брукис. Имени, правда, не помню, кажется, Арнольд.

Гулбис: — Вы не ошиблись? Посмотрите внимательно.

Берзниек: — Да, это Брукис.

Гулбис: — Где вы с ним познакомились? Когда?

Берзниек: — В моем доме. В конце тридцать восьмого. Он приходил к сыну. Довольно часто.

Гулбис: — Что их связывало?

Берзниек: — Общее дело…

Гулбис: — Пожалуйста, поточнее.

Берзниек: — Брукис был тайным руководителем одной из секций “Перконкруста”.[2] Мой сын Альберт был членом этой секции”.

— Да, я заблуждался, но потом прозрел. Я порвал с “Перконкрустом”, вступил в Коммунистическую партию Латвии и ушел в подполье! — сказал Брукис.

— Верно, но не совсем, — заметил Гулбис. — Пожалуйста, продолжайте, капитан.

Раскатов взял следующий лист.

“Берзниек: — В конце тридцать девятого года Брукис по заданию руководства “Перконкруста” вступил в Коммунистическую партию Латвии, но уже под другой фамилией. Я ее не помню. Имея своего человека в красном подполье, “перконкрустовцы” стали действовать успешней. Летом сорокового года Латвия стала советской. Брукиса выдвинули на какую-то руководящую должность. Потом, при немцах, он был в отряде “Черный беркут”. По заданию “Беркута” снова проник в подпольную коммунистическую организацию. Делал там то же, что и до войны”…

— Это поклеп выжившего из ума старикашки! — тяжело выдохнул Брукис.

— Довольно, товарищ капитан. Спасибо, — остановил Гулбис Раскатова. — А о вашей деятельности в годы немецкой оккупации, Брукис, нам стало известно из других источников. — Гулбис положил ладонь на пачку бумаг. — Вам напомнить один из эпизодов? Надеюсь, вы не станете отрицать, что выдали бывшего студента Академии художеств Круминьша, который должен был получить от не известного вам гестаповца документы, касающиеся группы “Черный беркут”? Вот здесь об этом сказано. Смотрите.

Гулбис показал Брукису лист бумаги с машинописным текстом.

— Полюбуйтесь. Подпись штандартенфюрера СС и гербовая печать. Этот документ обнаружен нами давно, но, не зная, кто такой Брукис, мы полагали, что, совершив это преступление, он не осмелился остаться здесь и удрал с немцами…

Гулбис спрятал бумаги и посмотрел на Брукиса. Глаза Брукиса были закрыты, руки дрожали.

Гулбис круто повернул разговор, задав Брукису неожиданный вопрос:

— Назовите тех, с кем вы связаны в настоящее время.

— Я ни с кем не связан.

— Назовите их! — повторил Гулбис, словно не слышал возгласа Брукиса.

— Я ни с кем не связан… Но, судя по всему, меня собираются наказать за мое прошлое. В конце концов, каждый из нас взял на душу какой-нибудь грех. Один больше, другой меньше. Где здесь мерило?

— Перестаньте болтать глупости. Отвечайте на вопрос.

— А если я скажу? Скажу все чистосердечно? — брови Брукиса полезли вверх. — Меня приравняют к ним? Лишат свободы? Я пожилой больной человек… у меня сердце…

— Это будет решать суд.

— Но я только маленький человек, попавший в водоворот событий. Я исполнял мелкие поручения. Это они, они должны нести заслуженное наказание. Те, кто толкнул меня в бездну много лет назад, и те, кто цепко держит меня в своих лапах сейчас.