Александр Харитановский - Человек с Железным оленем

• Название: Человек с Железным оленем
• Автор: Александр Харитановский
• Жанр: Путешествия и география

---

Двигаться же необходимо строго на восток, иначе потеряешь основной ориентир – Медвежьи острова.

В поисках перевалов Глебу приходилось иногда уклоняться на многие километры и опять возвращаться уже по другой стороне «хребта», чтобы не сбиться. Утешало лишь то, что местами встречались и поля ровного льда в несколько километров шириной, удобные для проезда. А когда торосы – привязывай к нарте велосипед, берись за «баран» – Дужку на передке – и помогай собакам лезть среди надолб.

Сейчас он как раз лез! Пятый час мыкался среди ледового столпотворения. Нарта с грузом в центнер, которую упряжка на ровном месте тянула легко, утяжелялась в десятки раз, застревала, перевертывалась… Глеб, сжав зубы, потный, усталый, то схватывался с ней в обнимку, то ворочал за полоз. Наконец, привязался веревкой и потянул заодно с собаками.

Он лавировал между торосами, выбирая ровные заснеженные площадки. Вот еще одна. Прыжок – снег раздался, и Глеб нырнул между четырехметровыми ледяными стенками.

Огляделся: под ногами вода, а до верхнего края не дотянешься. Засел в щели, как клин.

«Если начнется сжатие, сплющит в лепешку!» Посмотрел на веревку.

«Может быть, собаки вытянут. А если, наоборот, сдадут? Окунешься в воду, и через десять минут превратишься в сосульку… Подтащить нарту, чтобы не оставалось слабины?.. Уж тогда-то непременно потянут наверх, « будут уходить от трещины».

Глеб подергал. Нарта не поддавалась. Попробовал сильнее.

Наверху заскулили. Веревка пошла вниз, и опять стоп. Чуть повис, дрожа от напряжения. Двинул правую руку вверх. Переместил ногу, оперся на выступ и подтянулся. Так несколько раз, пока не ухватился за край трещины. Высунул голову.

Нарта, развернувшись, застряла рамой велосипеда между двумя глыбами. Как якорь!

Солнце застыло над горизонтом. Глеб принялся устраивать ночной привал. Выбрал заветренное место и улегся на нарте. Вокруг живыми грелками расположились псы. Прямо на голову приспособилась Кутуй – ласковая пегая сучка, которой почему-то дали мужское имя. Собака замечательная. Глеб ее качества обнаружил случайно. Вот так же перед ночевкой свора, поев, улеглась на отдых, а Кутуй побежала к видневшемуся неподалеку холмику и стала там рыть лапами и мордой. Глеб заинтересовался, подошел. Под холмиком оказалась лунка, в которой плескалась вода. Лежка нерпы! Морской зверь разработал своеобразную «технику безопасности». Протаивал во льду несколько нор и держал их в полном порядке: это и укрытие, и лаз на поверхность, чтобы погреться и поспать на солнышке.

С тех нор Глеб, когда надо искать нерпу, отстегивал алык, на котором тянула Кутуй, и пускал ее на поиск дичи…

Долгожданные Медвежьи острова показались только через две недели после выезда из Русского Устья. Вначале над белыми торосами путешественник увидел четыре стоящие поодаль друг от друга скалы. Выбрав самую высокую, он и направился к ней.

Четырехстолбовой! Остров мал, его размеры охватывались взглядом. «Столбы» – обветренные гранитные глыбы – расположены в восточной части.

Лагерь Глеб устроил возле «столба», нижняя часть которого будто выедена. Он обошел великана и заметил на возвышенной свободной от снега площадке странные предметы: корабельный топор, четыре фарфоровые чашечки и запечатанную смолой бутылку – традиционный конверт морских следопытов. Внутри белела бумажка с ясной надписью крупными латинскими буквами: «Amundsen».

Около острова в 1924-1925 годах провело десять месяцев экспедиционное судно Руала Амундсена «Мод» под командой известного норвежского ученого и мореплавателя профессора Харальда Свердрупа. Вещи, по-видимому, принадлежали этой экспедиции. Любопытно, в то самое время, то есть весной 1931 года, когда советский спортсмен Травин рассматривал находку на Четырехстолбовом, X. Свердруп готовил в Соединенных Штатах Америки подводную лодку «Наутилус» к первому в истории подводному арктическому плаванию. Экспедиция, увы, оказалась неудачной. «И разве не может случиться, что следующая подводная лодка, которая сделает попытку нырнуть под полярные льды, будет принадлежать СССР!» – писал несколько позже этот выдающийся полярный исследователь. Он оказался прозорлив. В конце 1958 года в Баренцевом морс, почти в тех же водах, где плавал «Наутилус», успешно работал первый в мире советский научно-исследовательский подводный корабль «Северянка»…

Глеб не тронул находки. И, следуя обычаю, оставил возле кекура собственный стеклянный флакон с запиской о проделанном им велопробеге. Назавтра, скатившись на морской лед, Травин собрался продолжить путь и увидел… человека! Мир поистине тесен. Тот представился охотоведом с Колымской фактории, проводил вокруг Четырехстолбового промысловую разведку.

– Эк вас занесло! – удивился он. – На Четырехстолбовой с Камчатки… А сейчас куда?

– На Камчатку.

– ???

– Сколько же вы километров проехали?

– Судя по циклометру, за семьдесят пятую тысячу перевалило.

– Я на днях собираюсь на Колыму, – заметил охотник. – Хотите, поедемте, пока она не вскрылась.

– Нет, это громадный крюк, – возразил Глеб. – Я пойду вот сюда, – показал он на карте остров Айон, расположенный возле западной границы Чукотки. Если можно, отвезите на материк письмо.

– Глеб быстренько набросал записку, согнул ее треугольником и надписал, адрес: «Русское Устье. Гидрометеостанция». А ниже: «Медвежьи острова».

Письмо добралось до Русского Устья за два месяца. На Индигирке это была последняя весточка о Травине.

Лицом к Чукотке

Началась весенняя карусель: вчера оттепель, сегодня проснулся – метель и на термометре минус двадцать. Это называется май. На следующий день снова тепло, над головой пронеслась на север стая уток.

Собакам из-за сырости негде прилечь – лед как каша, а к вечеру мороз – и режут лапы о рашпиль ощетинившегося иглами снега.

Исчезли нерпы и тюлени. А для того чтобы прокормиться, требовалось ежедневно пять-шесть килограммов рыбы или мяса. На льду не подстрелишь оленя, не найдешь ни песца, ни куропатки. Порции сокращались и сокращались. Отощавшая свора едва тянула нарту.

Нигде ни трещины, ни полыньи – сплошная, покрытая многолетними ледяными нагромождениями равнина. Так называемый Айонский массив. От него в значительной степени зависит погода в восточном секторе Арктики. В наши дни там за состоянием климата следят расставленные на льду автоматические радиометеорологические станции. Они работают по заранее заданной программе, регулярно передают сигналы о силе и направлении ветра, температуре воздуха и воды. А в 1931 году, в начале мая, на Айонском массиве вся механика, и тонкая, и грубая, была представлена в виде… велосипеда, а метеослужба – обыкновенным термометром, который подарил Глебу в Русском Устье Стариков…

Мучила жажда. Снег сползал, солонел. Да и трудно снегом напиться. Жажда среди льдов! Ничего горячего. Но все равно лишь две остановки в день, два раза еда. Это не только экономия пищи, но и времени. И никакой запущенности – каждый вечер умывание. Смоешь дневной пот – меньше мерзнешь ночью, значит, и спишь крепче.

Нет, цивилизованный человек не растерял сноровки и выносливости своего первобытного предка. Питаясь сырой рыбой, сырым мясом, Травин даже поздоровел. Худощавый, жилистый, он легко передвигался в торосах. Характер стал ровнее, спокойнее. Полярное многотерпение! Без него на Севере опасно. Ведь никогда не услышишь от ненца или коряка жалобы на большой мороз или на усталость в пути. Он делает все, что полагается. А жизнь пастуха оленьего стада – это еще и сегодня подвиг! Север воспитывает.

Но путешественник и в суровости не разучился чувствовать прекрасное… Солнце и ветер создавали скульптурные произведения изо льда. Глеб в них угадывал и находил знакомое и строил воображением что угодно. Щедрая красота, которой он сейчас поневоле распоряжался единовластно, была большим душевным подспорьем на трудном пути.

Отвращение вызывал туман: крался, как вор, отнимал волнующую бескрайность, сбивал с пути. Путаясь в мокрой паутине, Глеб проходил в день не более десяти – пятнадцати километров.

Новость – появились наледи. «Возможно, берег, – подумалось. – Это же приливная вода выступила». Остановился. Собаки сразу легли и принялись выкусывать из окровавленных лап ледяшки. По времени вечерело. Начал устраивать привал. Дал собакам нерпьего жира – каждой по куску с осьмушку, а себе столько же мяса.

– Как думаешь, Бурый, выберемся? – мягко спросил Травин вожака.

Пес неторопливо встал, потянулся и, твердо ставя мускулистые, покрытые старыми шрамами лапы, направился к хозяину.

За дорогу от Русского Устья человек хорошо изучил характер этого мрачноватого индигирского зверя. Бурый уже в летах. Не одну тысячу километров отмахал он по льдам и тундрам. И не первый год ходит в вожаках. Ему, наверное, немало пришлось испытать на собственной шкуре. Потому он так серьезен и недоверчив, потому так решительно расправляется с каждым сородичем, если заметит, что тот финтит и ленится в упряжке. С коротким хриплым рыком бросается на провинившегося, сшибает его грудью и треплет, выбирая самые чувствительные места. Вместе с вожаком за лентяя берутся все остальные – только шерсть летит.