Виктор Корчной - Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца

• Название: Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца
• Автор: Виктор Корчной
• Жанр: Биографии и Мемуары

В книге «Антишахматы» и автобиографических «Записках злодея» выдающийся шахматист современности Виктор Корчной рассказывает о своей драматической судьбе. В центре повествования — многолетнее единоборство с Анатолием Карповым, преследования со стороны советских властей, вынужденное бегство за рубеж, борьба за справедливость в шахматном мире. Книга дополнена уникальными документами и свидетельствами.

Рассчитана на широкий круг читателей.

---

Насколько мне известно, в зале действительно есть несколько преступников, но это члены советской группы. Для беженца из СССР присутствие в зале вооруженных агентов КГБ — реальная опасность. Тем не менее организаторы до сих пор так и не предприняли попытки проверить наличие оружия в одежде Пищенко и его коллег.

Вернемся к сути проблемы. Две недели назад Кампоманес отрицал свое право удалить из зала человека, который мешает играющему. Теперь же он требует изолировать людей, которые никого не трогают! Что за странная решимость?

...Запрещенная правилами ФИДЕ связь между Карповым и Зухарем во время партий была очевидной, но сами организаторы до сих пор ничего не сделали для того, чтобы навести порядок. Вот почему я принял помощь членов «Ананды Марги». Это — моя защита и контрмера. Они мне нужны. Они поддерживают меня, и я беру их под свою ответственность. Я гарантирую их безупречное поведение в зале. Я согласен на то, чтобы их обыскивали, я даже согласен, чтобы они сидели в зале в рядах для моей делегации. Но не могу же я во всем уступать Кампоманесу, который обнаружил в ходе матча свое далеко не нейтральное поведение...

Я подчеркиваю, что члены организации «Ананда Марга»

могут быть удалены только в том случае, если Зухарь и Пище-нко будут изгнаны из зала раз и навсегда.

В. Корчной. 12.09.78». Увы, письмо ничего не дало. Лим Кок Анн ознакомился с ним из рук Стина и... не принял его.

Гонения на Диди и Дада вызвали удивление у ряда лиц, ответственных за проведение матча. Мою дачу навестили по очереди Шмид и Эйве. Побеседовав с йогами, они пришли к выводу, что уж во всяком случае физической опасности те ни для кого не представляют...

Двадцать третья партия. Карпов в значительной мере уже утратил свое шахматное преимущество. Расстреляв впустую свои теоретические заряды, он потерял уверенность в себе. Теряет он и последние физические силы... В сравнительно простом положении я переиграл Карпова. Не без труда ему удалось отыскать этюдную защиту и добиться ничьей.

В 24-й партии впервые за много дней я наконец получил перевес по дебюту, играя черными; но в середине партии упустил шанс зажать противника, и Карпов снова убежал на ничью.

Эм. Штейн: «Боги на Олимпе покинули свое дитя и обратили внимание на пасынка; говоря без метафор — игра у Карпова не шла, что-то сломалось в прекрасном шахматном дизеле. Трагедию художника Карпова в этот момент можно объяснить попыткой соединить воедино разрозненные вертикали и горизонтали черно-белого мира... Почти классический стиль художника не только потерял свой обычный блеск — он просто деформировался под тяжестью того давления, которому его подверг «коллектив»: отточенная техника отупела, компьютерное прогнозирование сменилось зияющими провалами. Массы стали пожирать творца» («Континент» № 21, 1979).

В советском стане паника. Похоже, чемпион высказывает неудовольствие своим помощникам, обвиняя их в своей плохой игре. Таль дает интервью одной из европейских газет. Нечасто услышишь подобные откровения из уст советских официальных лиц! В ответах тренера сквозит отчаяние. Чемпион, по словам Таля, готовился играть 24 партии, и он был близок к победе! А что будет теперь — неизвестно...

БУРНЫЙ ФИНАЛ

Несмотря на отставание в счете, я не собираюсь складывать оружие. Наоборот, в каждой партии ищу бескомпромиссной борьбы. Карпов подавлен. Он испытывает крайнюю усталость от необходам ости все время обороняться. Но все не так просто. Отчаянная игра на выигрыш может в любой момент обернуться неудачей. И в 27-й партии это наконец случилось (кстати, я считаю ее одной из самых слабых в матче). Счет стал 5:2.

Карпову осталось выиграть всего одну партию, только одну! Ну что ж, пожалуйста. Я не стану делать ничью за ничьей, для того чтобы помучить противника или установить рекорд продолжительности матчей на первенство мира. Нет, я буду продолжать играть так, как играл. Чуть больше собранности, чуть меньше пренебрежения... Интересно, почему я так презираю своего противника? По-видимому, это неприязнь ко всему его облику — и к внешнему, и к политическому, да, пожалуй, и к шахматному. Лицемерием, фальшью пронизаны черты этого человека — его поведение, его высказывания в прессе, его «общественная» активность. Те, кто знает, как он силен, в какие высокие правительственные круги вхож, уверены: он наверняка приложил руку к тому, чтобы не была выпущена моя семья. Бесспорно, замешан Карпов и в истории с гроссмейстером Борисом Гулько. С мая 1979 года, когда Гулько со своей женой, экс-чемпионкой СССР Анной Ахшарумовой, подал документы на выезд в Израиль, он семь лет (!) не получал разрешения от министерства внутренних дел и находился в совершенно безвыходном положении.

Вспоминает экс-чемпион СССР Борис Гулько: «В это трудное время у меня были добрые отношения с другими шахматистами. Эту ситуацию создали не шахматисты, и многие советские гроссмейстеры остаются моими друзьями. Однако я очень удивился, когда прочел, что говорил Карпов во время выступления в Гарвардском университете. Когда его спросили об отношениях со мной, он сказал, что помогал мне в мою бытность «отказником» и что я знал об этом. Очень удивительно это читать, потому что я знаю, какой беспредельной властью обладал Карпов в брежневские времена. Он был причастен к решению, сделавшему меня «отказником». Но сейчас ситуация в СССР иная, и он видит прошлое иначе... Предложив мне остаться в СССР, люди из КГБ пообещали улучшить мое положение. Сказали, что оно станет таким же, как у других гроссмейстеров. А перед этой беседой один посланец Карпова предлагал мне то же самое. Полковник КГБ повторил условия, предложенные мне ранее» (из интервью в голландском журнале «Нью ин чесе» № 7, 1990).

Западу непросто разобраться в человеке, который предпочитает хранить «осмотрительное» молчание. Который, выезжая на зарубежные турниры, неизменно надевает на себя маску снисходительного превосходства. Остаются, правда, высказывания в прессе. Но если собрать их в хронологическом порядке, вы будете поражены хитростью и изворотливостью Карпова. Ничего не скажешь, у чемпиона воистину советский характер!

...Хотя Карпов имеет явное преимущество в счете, ему трудно; у него начинает сдавать нервная система. Он стал жаловаться на плохой сон, пытается спать то в отеле, то на даче, то в кантри-клубе. Газета итальянских коммунистов «Унита» сообщила, что в Багио некие хулиганы устраивают оргии под окнами чемпиона — советская пресса перепечатала это без комментариев. Позвольте, а филиппинская полиция, а Пищенко с Крыловым, личные телохранители Карпова,— что же они прохлаждаются, что же они не могут охранить покой великого сына советского народа?! Даже если великий сын ложится спать с первыми петухами...

А. Карпов: «Вот когда у меня пропал сон... Я промучился полночи и позвал Зухаря. Он колдовал-колдовал надо мной — тщетно. Следующий день я ходил как ватный, ночью не стал испытывать судьбу, попросил Зухаря сразу браться за дело. И опять все зря» («Сестра моя Каисса».)

В эти дни Карпов, чтобы успокоить свою нервную систему, стал поигрывать в свободное время в игру, которой чемпиона и его соратников обучил Эдмондсон,— «Отелло». Как это полагается у них, у советских, чемпион должен быть образцом во всем: он и отличный студент, и прекрасный семьянин, и побеждает во всем! Естественно, прошел слух, что Карпов побеждает всех и в «Отелло». Но вот однажды Эдмондсону довелось сыграть с Балашовым. Играл тот слабо. Разговорились, Эдмондсон спросил, играл ли он с Карповым. «Да»,— был ответ. «Ну и кто выигрывает?» Балашов осторожно огляделся вокруг, не поймают ли его в момент разглашения государственной тайны, и кратко ответил: «Я».

Двадцать восьмая партия. Накануне уехал главный судья Лотар Шмид. Он загодя предупреждал, что в октябре у него будут неотложные дела. Я понимаю Шмида: будь у него действительно сколь-нибудь важная роль, он бы остался! А если он должен был лишь включать часы да фиксировать просрочку времени, если организаторы и жюри отобрали у него все остальные функции главного судьи — что же ему было делать в Багио?!

Еще заранее было оговорено, что в случае отъезда Шмида руководить судейской бригадой будут Кажич (Югославия) и Филип (Чехословакия), с условием, что Филип не может быть главным судьей. Как бы не так — Филип и стал главным! (Человек, который освещал матч — и как! — в партийной газете «Руде право»!) Серьезно повлиять на ход матча это, конечно, не могло, но все же и на сцене у советских теперь верховодил свой человек!..

Отправляясь на доигрывание 28-й партии, я был уверен, что Карпов аккуратной игрой может свести ее вничью. Но на помощь неожиданно пришел... мой цейтнот! Карпов, безостановочно играя в темпе блиц, дважды упустил верную ничью.

А когда развеялся дым цейтнота, развеялись и его надежды спасти партию. 5:3!

Двадцать девятая партия. Снова мне удалось найти вариант, о котором у чемпиона — никакого представления! Больше часа он потратил на первые девять ходов, но так и не нашел путь к уравнению... При доигрывании он, опять в моем цейтноте, сбивается с правильного курса и проигрывает. 5:4!