Анатолий Отян - Служба в потешных войсках ХХ века

• Название: Служба в потешных войсках ХХ века
• Автор: Анатолий Отян
• Жанр: Биографии и Мемуары

Я пишу эту книгу для своих друзей, знакомых, а главное хочу оставить след о своей жизни своим внукам, правнукам. Тешу себя мыслью, что они прочитают её, если правнуки будут знать русский язык. Прочитав её сейчас, кто-то может обидеться на само название.

Почему Доблестную Советскую Армию какой-то младший сержант, пороха не нюхавший, может так оскорбительно называть? Не хочу подвергнуть сомнению героизм солдат, павших на полях сражений и осквернить память о них. Вечная им память и слава! "Мёртвые сраму не имуть". Я не историк и не берусь делать научные исследования в области военной науки. Пусть этим занимаются профессионалы. Но я заявляю со всей ответственностью, что когда я служил, то боевая подготовка была на втором плане. На первом была показуха. Солдаты-десантники стрелять не умели толком. Но об этом позже.

---

Наутро позавтракав, Анатолий собрался на вокзал. Всю ночь в Харькове шёл снег, и транспорт кроме трамвая не ходил, так как дороги не расчищались ещё от снега. Сел в трамвай, который ехал до вокзала. Трамвай проехал всего три остановки и остановился надолго.

Из-за обилия снега пути забились, и первый вагон сошёл с пути. Все вышли из трамвайных вагонов. До вокзала оставалось километров пять, а транспорт не ходил. До отхода поезда оставалось минут сорок. Что делать?

Вдруг на улице Плехановской появился воинский легковой вездеход ГАЗ-69. Его бросало из стороны в сторону между сугробами, но он уверенно двигался. Анатолий замахал рукой. "Козёл", так называли эти автомобили, остановился, открылась дверца, из неё выглянул полковник в папахе, и сердито спросил:

– Чего тебе.

– Извините, товарищ полковник. Я не думал, что машина занята.

Полковник увидел, что Отян с чемоданом, а трамвай сошёл с рельс, смягчился:

– Тебе на вокзал?

– Да, поезд через пол часа.

– Садись, подвезём.

В машине полковник стал расспрашивать, где служит, что делает.

Анатолий, садясь в машину, разглядел у полковника в петлицах щит и меч и догадался, что надо быть осторожным в разговоре. Ещё в стройбате их инструктировали, что враг может таиться под любой личиной. Он понимал, что полковник не враг, но может им стать для него лично, если будет болтать языком. Отвечал односложно, больше словами: "Не знаю. Не в курсе".

Когда выходил из машины, поблагодарил, на что полковник ему ответил.

– Не стоит. А ты, сержант, стреляный воробей. Семья есть?

– Есть.

– Привет семье, – захлопнул дверку, и уехал.

Отпуск пролетел так быстро, что Анатолий не успел ним насладиться. Эмма училась заочно в Одесском Кредино – экономическом институте. Тёща тоже работала на скорой помощи, а его мать, бросив квартиру, уехала жить под Мелитополь к сестре Валентине, мужа которой перевели туда вместе с его частью. Анатолию мамы недоставало, и было немного грустно от этого. Когда отпуск закончился, он сел на поезд и опять уехал на место службы.

Через один день, к утру поезд подъезжал к Туле. Анатолий с удивлением обнаружил, что едет "_домой_". Он всегда и всем подчёркивал, что служить надоело, и казарма надоела, и полудисциплина надоела. И вообще хочется домой. А сейчас ждал возвращения в часть и понял, что привык к службе. Она для него не обременительна и абсолютно беззаботна. Не надо думать ни о чём, что составляет быт человека. Вовремя накормят, оденут, уложат спать. Ты чист, в тепле. Правда, немного угнетает зависимость старших по званию и командиров. А кто в армии независим? Он не раз наблюдал, за тем, что полковников отчитывали, как мальчишек, а они, боясь потерять свою должность, унижались так, как солдат не умеет унижаться. Но, наверное, научится. Ведь, те полковники когда-то тоже были солдатам. Ну, ничего, осталось служить меньше года. Приедет после службы домой, закончит институт, будет работать на стройке, и заживут они с Эммой, как в сказке.

От этих мыслей отвлёк его проводник, предупредивший, что следующая остановка -Тула.

Тула я, Тула я,
Тула – родина моя.

Всегда, когда бы и где не произносят слово Тула, у Анатолия возникает в голове эта немудрёная песенка.

В части его тоже встретили, вроде он и не уезжал.

– Отян, сегодня твоя очередь идти в караул.

– Запишите на два, три дня подряд.

– Годится. Так, пишу, Отян…

Анатолию нравилось быть начальником караула. Хотя по Уставу и запрещалось, он часто в нелётную погоду дежурил по два, а то и три дня. Начальник караула располагал отдельной комнатой под печкой, мог лежать на кровати целые сутки и спать. Запрещалось раздеваться, но кто может его проверить? На случай прихода проверяющих он мог одеться за полминуты. Свои командиры в караулку не наведывались.

Первый день дежурства прошёл безо всяких приключений. Отян взял в библиотеке толстенную книгу Флобера "Мадам Бовари", читал её и спал.

Еду приносили вовремя. Кроме того, ребята ведром наловили мальков рыбы, застрявшей на зиму в дренажных рвах, окружающих аэродром, отдали её на кухню и принесли целый противень вкуснятины. На следующий день в караул прибыл Шагиахметов. Он, по просьбе его самого, назначен караулить караульное помещение и склад ГСМ (горюче смазочных материалов) Это был бензин, дизельное топливо, масла для машин и самолётов. Здесь же, в подвале хранился спирт. Он являлся антиобледенителем для самолётов.

В караулке натопили, стало не просто тепло, а жарко. Отян поужинал, почитал и лёг спать. Ночью проснулся от холода. Потрогал печку – холодная. Встал пошёл в комнату для бодрствующей смены.

Перед печкой сидел, укрывшись шинелью, недавно прибывший в часть первогодок, москвич Дударев..

– Чего печка не горит?.

– Не знаю. Целый час колдую возле неё, сжёг уже все Уставы и газеты на растопку, а она, зараза, не горит.

Отян знал, что москвичи не приспособлены к простому быту, но не до такой же степени, что не могут растопить печь. В топке лежали толстые поленья, присыпанные углем и шевелился пепел от сожжённой бумаги. Он стал показывать Дудареву, как надо разжигать печь. Минут через двадцать стало тепло, и Анатолий лёг спать.

Перед рассветом, часов в полвосьмого его разбудила какая-то возня, шум и наверное, послышавшийся приглушённый женский голос.

– Шамсуддинов! – окликнул Отян дежурившего из бодрствующей смены солдата, работавшего до армии учителем младших классов в родном Узбекистане. Это он утверждал, что умнее Отяна и других ребят, потому что знает русский язык. А они узбекский не знают.

– Слюшаю, товарищ млядший серьжант. Чиво Ви хотели?

Он всех сержантов называл на "Вы".

– Что там за шум и какой-то женский голос. Или я ослышался?

– Я не слишаль никакого шума.

– Не валяй дурака, – строго сказал Отян и стал одеваться.

– Пойду посьмотрю, чиго там..

Шамсуддинов вышел и было слышно, что он с кем-то переговаривается.

– Шамсуддинов! Чего ты там резину тянешь?

Тот зашёл и с притворной хитростью человека с востока стал говорить:

– Ой, товарищ млядший серьжант, там какае-то девушка!

У Отяна расширились глаза.

– Какая ещё девушка, – и он стал подниматься, чтобы выйти посмотреть.

– Не ходите туда, товарищ млядший серьжант, она голая кувиркается с ребятами.

Отян всё понял. Его душил гнев и одновременно разбирало любопытство.

– Кто её впустил или привел?

– Дударев, товарищ млядший серьжант, Дударев, – с какой-то радостью сообщил он и добавил от себя:

– Он тоже с ней кувиркалься.

– От говно! Печку растопить не может, а кувыркаться…

Отян хотел поднять всех, построить и начать воспитывать, но подумал: "А что это даст? Молодые парни без женщин, увольнения только днём. Природа своё требует. Ты-то за два года уже несколько раз был дома. А построить их, значит докладывать обо всём начальству. Сам же за это безобразие получишь. Эх ма!", и сказал Шамсуддинову:

– Пусть она оденется и заведи её сюда.

Через несколько минут в комнату вошла девочка, и у Анатолия от жалости к ней до боли сжалось сердце и так сжало горло, что он чуть не заплакал.

Перед ним стояла девочка лет 15-16, с миловидным, но грязным русским лицом. На ней висела облезлая и порванная, вроде её драли собаки, заячья шубка, из-под шубки торчали две ровные, как палки ноги в порванных, с дырками, чулках. На ногах были мужские ботинки на несколько размеров больше ноги. Давно не чёсанные русые волосы сбились в брошенное сорочье гнездо. В опущенных руках она держала потёртый пуховый платок, на котором пух сохранился только по краям.

– Ты чего дрожишь?

– Не знаю. Наверное, Вас боюсь.

– А чего меня боятся?

– Ребята сказали, чтобы я тихо себя вела, а то сегодня сержант строгий.

– Свирепый? – спросил Анатолий, вспомнив характеристику, данную ему девушкой с крыши.

– Я так не сказала.

– Хорошо, садись на табурет и не бойся. Я тебя не…

Он хотел сказать "съем", но её вид остановил его, а она поняв по своему сказала:

– А чего? Можно. Вы симпатичный.

Страх у неё прошел, и она улыбалась и даже кокетничала. Отян залился краской до ушей.

– Да я не о том. Не обижу тебя.

– А-а, – протянула она разочарованно.

– Тебя как зовут?

– Клавка.

– Клава, а что другие сержанты не строгиё? Пользовались тобой?

– Ну конечно. Все пользовались.

– Кто, например?

Клава опустила голову замкнулась.

– Ну кто?.

– Не скажу.

– И не нужно. Но тебе Клава надо уходить. Здесь нельзя находиться посторонним.

– Не прогоняйте меня. Ребята обещали меня покормить. Я вчера почти целый день ничего не ела. В столовую зашла, взяла с тарелки кусочек хлеба, а тётка меня выгнала. Сукой обозвала.