Олег Верещагин - Про тех, кто в пути

• Название: Про тех, кто в пути
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Альтернативная история

Я всегда верил, что миров — множество. И очень хочу надеяться, что каждому человеку будет дано исправить сделанное зло. Сделанное не только им — зло ВООБЩЕ. Не молитвой, не просьбами — мужеством и делом. Я всегда верил, что мечта — это крылья. Если она и правда мечта...

---

— Ну-ну, — Торговец явно понял мою усмешку. — Я вижу, что ты дума-ешь, мальчик. «Я сильный, я хорошо знаю себя, у меня всё получится!» Давай. Действуй. Едва ли я увижу тебя ещё раз. Едва ли тебя вообще хоть кто-то увидит после того, как ты уйдёшь.

— Не вам судить, — для самого себя неожиданно резко ответил я. — Если вы не человек — то не вам.

Торговец пренебрежительно отмахнулся. А следующее, что я понял — отправляться придётся мне. Именно мне. И только мне.

— А ты, как думал? — ласково ответил Торговец на мои мысли...

...Мы с Лидкой сидели на лавочке. У меня в руке была бляшка, перепачканная растаявшим мороженым.

3.

Дед и герр Киршхофф попали в больницу одновременно. Никто толком не знал, что случилось. Они, наверное, вообще погибли бы, если бы не Колька.

Это — что бы там ни было — произошло примерно в то время, когда мы с Лидкой гостили у Торговца. Колян пробегал примерно теми самыми местами, где я в первый раз обнаружил магазин Торговца. И увидел около кустов в самом её конце — почти там, где начиналась зона аэродрома — два человеческих тела.

Как я понимаю, большинство жителей этого города прошли бы мимо, ускорив шаг. Но Колян, хоть и с опаской, побежал туда и обнаружил наших стариков. Они лежали без сознания.

Оставить их Колян не мог, уйти — тоже, что делать — не знал, поэтому начал пронзительно орать. И снова счастье — на его крики отозвался Петька. Примчался с какой-то дубиной и ножом — спасать... Пока тот дежурил возле стариков, Колька пулей понёсся в больницу...

... — Ничего не могу сказать, — покачал головой пожилой врач. — Они оба в коме, причины которой непонятны... — он потёр нос и спросил: — Ты говоришь, один из них немецкий турист, а второй — Герой Советского Союза? У него есть родственники?

— Да я, я родственник!!! — заорал я. — Внук!

— Внук? — врач смерил меня взглядом. — Ты отдыхаешь тут, что ли? — я кивнул, а он прошептал что-то вроде: «Совсем люди с ума посходили...», а вслух сказал: — Вот что, мальчик. Дай телеграмму родителям и быстро уезжай. Помочь тут ничем нельзя... вернее, мы сделаем всё возможное, но от тебя это не зависит, и нечего тебе тут торчать...

— Да... ага, ладно... — я потихоньку пятился, и это было глупо. Врач посмотрел на меня, как-то грустно улыбнулся и повысил голос:

— Держите его!

Краем глаза я увидел, что сзади подходят два охранника — крепкие мужички. Очевидно, врач и в самом деле желал мне добра. Скорее всего, хотел, чтобы они проводили меня домой, а оттуда — на остановку. Но это менее всего входило в мои планы.

— Извините, — сказал я.

И с разбегу выскочил в открытое окно.

Как и во многих таких вот городках, больница в Любичах располагалась в старинном здании, и первый этаж был фактически вторым. Я не знал, куда прыгаю, но приземлился удачно.

Прыжком взял невысокий заборчик, успел увидеть, как следом за мной шарахнулись ждавшие в тени скверика ребята и полетел по улице, хотя за мной вроде бы никто не гнался...

... — Не бывает так, чтобы сразу у обоих какая-то кома, — Лидка, сидя на корточках, рылась в чём-то вроде маленького подвальчика.

Мальчишки стояли возле забранных решётками окон, держа в руках оружие. У Тона и Кольки это были самострелы, у Петьки — обрез и пистолет ТТ.

— Это всё аэродром. Первый ход за ним...

Я кивнул. Кто бы сомневался, что это аэродром. Мы и сами сейчас находились на аэродроме.

Ребята догнали меня аж возле речки. Коротко посовещавшись, мы все вместе решили, что мне домой к деду сейчас идти не стоит. И уж, тем более, не надо давать никуда телеграмму. Колька отправился за моими вещами с Петькой, а мы втроём пошли на то место, где жарили шашлык.

Место было завалено ровным слоем дохлых мышей-полёвок. Впечатление такое, что они сюда приходили и тут кончали самоубийством. Зрелище было не столько отвратительное, сколько тягостное. Я думал, у Лидки будет истерика, но она только скривилась и сказала:

— Блинннн... — так, словно у неё болел зуб.

Мы так и стояли около этого мышиного кладбища, стараясь на него не глядеть, прислушивались и довели себя ожиданием неприятностей до того, что едва не набросились на появившихся ребят. Петька присвистнул, а Колька вдруг побледнел, уронил мой рюкзак и сказал:

— Вот так вот... когда перед тем, как на нас тогда... мы тоже нашли, только там было много-много-много воробьёв...

— Беги домой, — неожиданно ласково сказал Петька, беря его за плечо. — Бабуле и деду скажешь... — но Колька замотал головой и стиснул кулаки. Подышал и сказал:

— Пошли скорей лучше. Сейчас ещё можно пройти. А без меня вы заблудитесь... пропадёте.

И мы пошли... Но теперь аэродром был не тот, что раньше, когда я тут блуждал. Тогда была просто тревога. Теперь... Ну, я не знаю, как объяснить. Мы словно бы проталкивались через какую-то бесконечную кишку — она сокращалась злобными судорогами, стараясь раздавить нас или вытолкнуть прочь.

У меня нет лучшего объяснения своим ощущениям. Я даже плохо помню, где мы шли и что было по сторонам. Что-то такое, на что смотреть не стоило. Колька вёл нас — я вспомнил, что говорила Лидка: он умеет находить тут тропки. Иногда оборачивался, я отчётливо видел его лицо — белое, всё в поту.

А потом он упал — так падают, когда долго давят на дверь изо всех сил и она вдруг распахивается. Петька бросился, поднял его. А я увидел, что мы стоим на краю зелёного пятачка, посреди которого замер металлический сарай под шиферной крышей.

Над приоткрытой дверью входа косо висела доска с остатками надписи: …ком... ...чистки

— Нам сюда, — сказала Лидка.

И пошла первой. Петька занёс Коляна. Мы с Тоном вошли последними, оглянувшись внимательно. Над сухим бурьяном неподвижно стояли пары багряных, цвета спёкшейся крови столбов. Столбы были живые, я это видел.

Солнца на небе не было. Серый полусвет лился отовсюду. Справа на горизонте поднимались маслянистые чёрные скалы, вокруг них что-то такое летало — что-то очень неприятное, скверное даже на вид. Тон запер дверь на засов.

Кольку тошнило. Лидка гладила его по спине, вытирала губы и просила потерпеть. Петька сидел рядом на корточках. Я отвёл глаза.

Ангар был большим и довольно ухоженным. Тут стояли даже столы и шкафы, даже большой сейф, тоже, как шкаф. На половине высоты шла галерея, к ней вела металлическая лесенка.

— Мы отсюда не выйдем просто так, — сказал Тон, снимая из-за спины гитару. Петька пружинисто встал:

— Будем драться здесь, пока... — он посмотрел на меня: — Ты можешь отсюда уйти?

Я пожал плечами. Что я вообще знал? Может, Торговец вообще пошутил так — и это обычная бляшка?

— Ему надо переодеться, — Лидка помогла Кольке устроиться на диванчике в углу. — И вообще.

Ну, вот так и получилось, что в своём снаряжении я участия не принимал. Просто делал то, что говорили — переоделся в камуфляж, кроссовки.

Нацепил пояс с большой фляжкой и сумкой, в которой были какие-то консервы. Даже свою финку на пояс повесил не сам. Я только идиотски думал: а дальше-то что, я же не знаю, как!

— Держи, — Петька протянул мне две замшевых потёртых кобуры. Там оказались «вальтеры» — настоящие, в смысле — как в кино. — Умеешь пользоваться? — я кивнул. — Там только по одной обойме. Зато пули специальные.

Я опять кивнул, поудобней нацепил эти кобуры на пояс. И остался стоять — честное слово, как идиот. Остальные глазели на меня и ждали, только Тон напевал:

Я

Весь

Скрученный нерв,

Глотка,

Бикфордов шнур,

Который рвётся от натиска сфер —

Тех, что я развернул!

Я поэт заходящего дня,

Слишком многого не люблю!

Если ты, Судьба, оскорбишь меня —

Я просто тебя убью!

— Ребята... — решился я. — Я не знаю, как...

И всё исчезло.

4.

Я стоял посреди степи. Ну, вообще-то это мягко сказано. У меня закружилась голова, когда я посмотрел туда-сюда. Ни единой возвышенности! Вообще ничего не разнообразило ландшафт, насколько глаз хватало.

На все триста шестьдесят градусов компасного круга не было ничего, кроме совершенно ровной поверхности, на которой волнами (а ветра не было) колыхался ковыль.

Высокий — по пояс мне — но редкий и сухой, серо-жёлтый. От него пахло тонкой пылью. При каждом движении она повисала в воздухе облачком.

И надо всем этим раскинулось такое же однообразное и бесконечное белое небо, украшенное расплывчатым и раскалённым пятном солнца где-то в углу.

В каком углу — я не мог понять, потому что стрелка компаса отправилась в весёлое путешествие по кругу — неспешно и с чувством собственного достоинства, наплевав на север, юг и прочие предрассудки.

Впрочем, несмотря на это, окружающее не напоминало логово нечисти. Хотя жарко тут было — как в пекле, если предположить, что все те твари обитают именно там.