Александр Дейч - Генрих Гейне

• Название: Генрих Гейне
• Автор: Александр Дейч
• Издательство: Журнально-газетное объединение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1933

---

Таким образом задача оппозиционного протеста угнетенных классов пала, как и прежде, на литературу и философию.

Политическая поэзия расцвела в Германии к началу сороковых го-дов. В 1840 году вышли «Песни космополитического ночного сторожа» Дингельштедта, в следующем году появились «Неполитические песни» Гофмана Фон-Феллерслебена, и в том же году вышли «Песни живого» Георга Гервега.

Германские политические лирики сороковых годов, разумеется, не были сходны по своему поэтическому дарованию, но нечто общее роднило их между собой. В их поэзии отражалась как нельзя лучше незрелость класса, готовящегося к борьбе, горящего пафосом борьбы, но не знающего, против кого из своих врагов обратить меч. Отсюда - отвлеченные восторги и преклонение перед свободой вообще, перед внеклассовыми идеалами равенства и братства.

Гейне возмущал «тот смутный бесплодный пафос, тот бесполезный пар энтузиазма, который с пренебрежением смерти кидался в океан общих мест и всегда напоминал американского матроса, который был таким восторженным поклонником генерала Джексона, что однажды бросился с верхушки мачты в море, воскликнув: «Я умираю за генерала Джексона».

Эта неконкретность молодой политической поэзии, возникшей в Германии, раздражала Гейне, который не мог мыслить абстрактно, не мог действовать, не нанося удары реальным людям и фактам. Его полемика с Платеном, его выпады против Берне, - конечно, борьба за определенное мировоззрение, за те идеалы буржуазного демократизма, которым тогда поклонялся Гейне, и против дворянского аристократизма и мелкобуржуазного радикализма.

Так и борьба против политических поэтов сороковых годов является в сущности продолжением борьбы Гейне против узкого немецкого радикализма, против прославления принципов «христианско-германской национальности».

Травя Гейне, немецкие радикалы кричали, что он «талант, но не характер». В предисловии к «Атте Троллю» Гейне ответил на это, что талант был в свое время очень неприятный дар природы, потому что он навлекал на обладателя его подозрение в отсутствии всякого характера. Завистливое бессилие в качестве мощного оружии откопало антитезу между талантом и характером. «Пустая голова горделиво указывала на полное сердце, и добродетельный образ мыслей сделался козырной картой. Я помню одного тогдашнего писателя, который ставил себе в особенную заслугу, что не умел писать; за свой деревянный слог он получил почетный серебряный кубок».

Конечно, Гейне не прав, нападая огульно на всех политических поэтов, выступавших в печати ко времени создания «Атты Тролля».

Политическая лирика сороковых годов была признаком пробуждающегося сознания буржуазии, и несмотря на все недостатки, поэзию Фрейлиграта или Гервега нельзя было называть «маркитанткой свободы». Но Гейне был прав в другом: те плоские либеральные «поборники света и правды», которые обвиняли его в шаткости убеждений и рабском образе мысли, кичились «хорошими характерами», то есть проявляли патриотический образ мысли и в полнейшей безопасности гуляли по отечеству. А он, которого величали «беспринципным талантом», жил на чужбине, не надеясь попасть на родину. Так, по своему собственному признанию, время работало на него и прежние немецкие правительства оказали ему большую услугу: «Распоряжение об аресте, которое, начиная с немецкой границы, на каждой станции напряженно ожидает возвращения поэта на родину, - это распоряжение регулярно возобновляется каждый год в рождественские святки, когда на елках искрятся милые огоньки. Такая ненадежность путей сообщения отбила у меня охоту к путешествию по немецким землям, и я вследствие этого праздную святки на чужбине и на чужбине же, в изгнании, окончу мои дни».

Что же представляет собою в сущности «Атта Тролль»? Это памфлет, направленный в две стороны: против узкорадикальных поэтов и против тевтоманов-националистов.

Каким же оружием наносит удары Гейне? Чем может он бить сразу радикализм и христианско-национальную тевтоманию? Своим оружием он избирает романтику.

Казалось, еще так недавно в «Романтической школе» он отрекся от недавних учителей, жестоко осмеял Шлегеля, указал на реакционность романтиков и со стыдом отошел от юношеских путей своего творчества. И вот теперь, в порыве полемики, он снова выявляет свою натуру эстета и индивидуалиста и возвращается к романтике, для того чтобы ею, за неимением другого, более острого и совершенного оружия, расправиться с посредственностью, пошлостью и тупостью тевтонствующих и радикальных буржуа. В нем еще горит обида, полученная от врагов, он помнит о бунте, поднятом против него, когда ему даже было трудно предположить, что в Германии родится столько гнилых яблок, сколько полетело ему в голову.

С реалистической точностью избран ландшафт, на фоне которого развертывается действие «Атты Тролля». Летом 1841 года Гейне провел около полутора месяцев вместе с Матильдой в Пиренеях, на знаменитом курорте Котере, живописность которого привлекала к себе немало гостей. Совершая прогулки в окрестностях, Гейне посетил 7 июля Ронсевальскую долину, прославленную в старофранцузской «Пеоне о Роланде». Здесь, по легенде, погиб в бою с сарацинами племянник Карла Великого, рыцарь Роланд, обладатель волшебного меча Дюрандаля и рога Олифанта.

Это романтическое место, о котором с детства знал Гейне, навеяло на него сладостные мечты, отцветшего в его сердце романтизма:

Ронсеваль, долина славы,
Чуть твое я вижу имя,
В сердце вновь благоухает
Голубой цветок поблекший!

Поднимаются, мерцая,
Отошедшие столетья,
Смотрят очи привидений
На меня, и я пугаюсь.

Весьма вероятно, что живя в Котере, Гейне принял участие в охоте на медведя, которая произвела также немалое впечатление на Гейне и, подобно Ронсевальской долине, пробудила, в нем воспоминание детства о сказках и баснях о животных.

Немецкие романтики охотно пользовались животными как персонажами для своих сочинений. Стоит только вспомнить «Кота в сапогах» Людвига Тика или героев Э. Т. А. Гофмана - кота Мурра и собаку Берганцу.

Из различных элементов, свойственных романтической поэзии, сложился причудливый фон сатирической поэмы Гейне. Главным героем является танцующий медведь Атта Тролль. У него и его супруги, медведицы Муммы, четыре сына и две дочери. Дети, особенно младший мальчик, во всем подражают тевтоманам и их вождям - «великим учителям гимнастики» Масману и батюшке-Яну:

Удивительнейший мальчик!
И к гимнастике способен,
Кувыркается не хуже,
Чем гимнаст великий Масмая.

По природному воспитан,
Знает лишь родной язык,
И жаргона греков, римлян,
Никогда не изучал.

Вольный, бодрый и веселый.
Мыла он не переносит,
Презирает умыванье,
Как гимнаст великий Масмая.

Сам Атта Тролль соединяет в себе все ненавистные в ту пору для Гейне принципы: с одной стороны, он исполнен тевтоманского тупоумия, с другой стороны - он заражен коммунистическими идеями грубого равенства, казавшимися Гейне смешными.

Атта Тролль проповедует либерализм, притом в таких радикальных формах, до каких, пожалуй, радикалы типа Берне никогда и не доходили:

Если б думали медведи
И все звери так, как я,
Мы тогда усильем дружным
Победили бы таранов.

Если б был в союзе боров
С жеребцом, и если б слои
Обнял хоботом по-братски
Рог могучего быка,

Если б волк, медведь, козел,
Даже заяц с обезьяной
Согласились хоть на время,
То успех достигнут был бы

Единенье, единенье-
Вот что нужно. В одиночку
Передушат нас, а вместе
Мы тиранов победим.

Единенье! Единенье!
Монополию мы свергнем
И республику зверей
Справедливую устроим.

Основным законом будет
Равенство всех божьих тварей
Без различия их веры
Или запаха, иль шкуры.

Слава равенству!
Осел Будет главным в государстве,
И на мельницу рысцою
Будет лев таскать мешки.

Так представлялось Гейне будущее «справедливое» царство зверей, тех самых, о которых он говорит в своей книге о Берне: «Когда я посетил Берне во второй раз на улице де-Прованс, где он окончательно поселился, то в его гостиной нашел такой зверинец людей, какой едва ли отыщешь даже в Jardin des plantes. В глубине комнаты сидело на корточках несколько немецких белых медведей, которые курили, почти постоянно молчали и только по временам извергали самым низким басом разные отечественные проклятия. Подле них приютился польский волк, в красной шапке, изредка выпускавший из хриплого горла сладкоприторнейшие замечания. Тут же я встретил и французскую обезьяну, принадлежавшую к уродливейшим обезьянами, каких я только когда-нибудь видел; она постоянно корчила рожи, для того чтобы из них можно было выбрать самую лучшую».