Николай Китаев - «Криминалистический экстрасенс» Вольф Мессинг: правда и вымысел

• Название: «Криминалистический экстрасенс» Вольф Мессинг: правда и вымысел
• Автор: Николай Китаев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга Н.Н. Китаева (следователя прокуратуры с 20-летним стажем), небольшая по объему, имеет одну особенность, важность которой невозможно преувеличить. В ней собраны впервые публикуемые документальные доказательства, подтверждающие правоту автора, не доверяющему журналистским сенсациям. С падением «железного занавеса», разрушением системы тоталитаризма стало возможным изучение документов из ряда абсолютно закрытых ранее архивов. Н. Н. Китаев в полной мере пользуется сведениями из архивов И.В. Сталина и А. Гитлера, КГБ СССР и КГБ Республики Беларусь, из крупнейших архивных хранилищ России, Грузии, Польши и ФРГ, из национальных библиотек России и Польши, что вызывает уважение и доверие к результатам его исследований.

Выводы, сделанные автором, вряд ли являются неожиданными для многих, но, тем не менее, поражают своей смелостью и степенью радикализма: экстрасенсорика — не наука, отчего ее рецепты, ее методы, ее диагнозы есть обман, а знаменитый Вольф Мессинг не обладал никакими сверхъестественными способностями, которые постепенно придумали недобросовестные авторы.

---

Я рассматривал накопленное Кацами богатство — старинную мебель, ковры, серебро — и сравнивал все это с логовом Хенноха на куче старых театральных костюмов за кулисами замызганной сцены. Я так и не мог решить — радоваться ли его сытой до отвала жизни или оплакивать загубленного в нем художника?

Однако пора было идти в синагогу, чтобы молитвой встретить шабас. Хеннох подал мне свою старую шляпу и мы двинулись. Изо всех переулков стекались хасиды в колпаках из лисьих хвостов, в праздничных атласных халатах, из-под которых торчали ноги в коротких панталонах, белых чулках и лаковых туфлях. Хасиды ступали чинно, как средневековые немецкие бюргеры, от которых они переняли свой наряд.

Огромная синагога была выдержана в псевдомавританском стиле. Возле нее — море людей. Здоровенные молодцы из охраны цадика с тру-дом сдерживали толпу фанатиков, чтобы она в воодушевлении не задавила и не разорвала в клочья любимого «магида». Проникнуть в синагогу не было никакой возможности. Однако ловкач Хеннох отошел в сторонку, пошептался с одним из прислужников — и тот впустил меня через боковой тайный ход. Поместили меня на пустовавшей сейчас галерее для женщин и велели держаться в тени и не высовывать носа. И я, как из ложи, не дыша, наслаждался фантастическим зрелищем.

Внутренность синагоги была ярко освещена большими, свисающими с потолка люстрами и множеством свечей. От их пламени воздух дрожал, слоился, их свет отражался алмазной, рубиновой и изумрудной россыпью в разноцветных витражах стрельчатых окон. Справа от Арон-Гакодеша — Ковчега Завета, в котором хранятся священные свитки, у восточной стены, одиноко сидел на возвышении «магид» — невысокий упитанный старичок в собольей шапке, со скрещенными по-наполеоновски на груди руками. В некотором отдалении от его трона бурлила толпа людей с безумно горящими глазами.

Хазн за высоким пюпитром запел красивым, хорошо поставленным голосом «Бои, бои, гакаля» и все молящиеся хором подхватили:

Пойди, мой друг и кликни возлюбленную свою.
Наступает Шабат, достойно прими его и береги.
Пойдем, поспешим навстречу Шабату,
Ибо в нем кладезь вдохновения.
Приди в мир, корона Господня,
Приди с радостью и веселием
К вратам верующих, к избранному народу.
Войди, возлюбленная, войди, возлюбленная!

Во время продолжительного пения молящиеся раскачивались и припрыгивали, пока не впали в такой экстаз, что, выбежав на свободное место перед цадиком, стали в круг, широко раскинув руки, обняли друг друга за плечи и пустились в пляс. Круг вращался все стремительнее, все сильнее притоптывали ноги, все быстрее мелькали бороды и разлетались пейсы. Когда быстрота кружения достигла апогея, отдельные плясуны начали взвиваться вверх и как бы повисать в воздухе — таких антраша не постыдился бы и сам Нижинский. Так, должно быть, взвился первобытный человек, впервые ощутив существование Бога!

Я вышел совершенно ошеломленный.

— Не надо забывать, что первоначальное значение слова «хасид» это «набожный, смиренный и жизнерадостный», — сказал поджидавший меня Хеннох. — Они постоянно ищут Бога. А сегодня еще крепко приложатся к бутылке, потому что, по их словам, во время молитвы горит сердце и этот огонь надо залить.

Рахиль подала нам воду, чтобы омыть руки, а Хеннох, перед тем как произнести торжественный кидуш над стаканом изюмного вина, открыл дверь, ведущую на лестницу:

— Я вижу, Хеннох, что ты поступаешь как Рав Гуна, о котором, если не ошибаюсь, сказано в книге «Таанит», что он, прежде чем сесть к столу, открывал двери и кричал: «Пусть войдет, кто голоден!»

— Великолепно! Браво! Святое место, я вижу, освежает твою память и восстанавливает знания. Но я придерживаюсь скорее того, что написано в книге «Дерех Эрец Зутта»: «Смотри, чтобы двери твоего дома не были закрыты, когда садишься к столу». Зачем? — добавил он вполголоса, лука-во стрельнув глазом из-за жениной спины. — Затем, чтобы соседи слыша-ли, насколько богобоязненно произносишь ты свои молитвы!

Фаршированная щука и хала были превосходны — но больше не было ничего: у верующих евреев в этот вечер пища богатого не должна отличаться от еды бедняка.

Рахиль давно ушла спать, а мы все сидели, осушая бутылочку и вспоминая бродячую жизнь и общих друзей. Было далеко за полночь. Я почувствовал, что вообще не засну, если не выкурю папиросу. Хеннох замахал руками:

— Что ты, что ты, старик! Курение в шабас считается тут одним из семи смертных грехов. Голову оторвут!

— Так спят ведь все!

— Мой тесть и через сутки табачный дым нанюхает.

Мы вышли из дома и отправились за черту города, но конечно, в пределе двух километров, допускаемых в шабас. Спокойную тишину тем-но-синей ночи нарушали лишь доносившиеся издали песни и крики подгулявших хасидов. Мы стояли на высоком откосе, а внизу поплескивала широкая Висла. Я жадно курил, а Хеннох ходил кругами, с опаской всматриваясь в темноту.

— Скажи, Хеннох, что это за Вольф Мессинг, который в газетных объявлениях провозглашает себя раввином из Горы Кальвария?

— Я с ним не знаком, хотя и видел несколько раз. Мессингов тут у нас хоть пруд пруди. Вольф приезжает из Варшавы к отцу и братьям. Это бедные и скромные люди, но всеми уважаемые. А его одни считают деше-вым шарлатаном, другие — мешугене, помешанным чудаком, но безвред-ным. Наши евреи избегают самозванцев, в особенности если у них странные источники доходов. Гадальщик, прорицатель — это не занятие для еврея. Если он, конечно, не цадик…

Утром Хеннох накинул на спину полосатый талес и мы снова отправились в синагогу, где нам предстояло пробыть до обеда. Волнений и шума было не меньше, чем накануне. Я воспользовался временем, когда особо чтимые евреи, вызываемые по очереди, читали главы Пятикнижия, и вышел в город. Улицы были как вымершие и только кое-где степенно прогуливались маленькие девочки в длинных платьицах. Я прошелся по рынку, осмотрел два барочных костела, ратушу, артиллерийские казармы в классическом стиле, древние торговые ряды. Увидев почтовое отделение, я вошел, купил и отправил открытку с общим видом городка. Осмотревшись и убедившись, что вокруг — ни души, выкурил папироску, посмотрел на часы и решил, что пора потихоньку возвращаться в синагогу.

Я уже был невдалеке от нее, когда увидел Хенноха, галопом бегущего навстречу. Лицо его было перекошено, глаза выпучены от страха.

— Амба! — издалека заорал он. — Давай задний ход и сматывайся! Беги скорее на станцию, авось поймаешь какой-нибудь товарняк!

Я ничего не понимал.

— В чем дело, где пожар?

— Рви когти и не спрашивай! К синагоге только что подошел почтмейстер и рассказал, что сегодня впервые в жизни видел еврея, который осмелился у них в штетеле курить в шабас! Тут с этим не шутят, могут закидать камнями!

Он отскочил от меня и зарысил обратно, бросив через плечо:

— А меня еще ждет разговорчик с тестем…

Вот так и запечатлелась в моей памяти Гора Кальвария.

* * *

После того как осенью 1939 года Гитлер и Сталин оккупировали и разделили между собой Польшу, части евреев из западных областей удалось бежать на восток. Из Белостока в Западной Белоруссии вскоре до нас дошли слухи, что какой-то Вольф Мессинг очень успешно выступает там в открытых сеансах и уже завоевал славу удивительного ясновидца. Фамилия эта никому ничего не говорила, и я, может быть, был единственным, кто вспомнил «раввина с Горы Кальвария».

Вскоре после того как пришла и моя очередь бежать из Львова и я осенью 1941 года очутился в Ташкенте, туда приехал на гастроли, а потом там и поселился Вольф Мессинг. Через какое-то время о нем заговорили, стали писать в газетах, приладив ему звание «профессора», и превознося до небес его сверхъестественное умение читать мысли. Постепенно Мессинг стал превращаться в легенду. Ходили слухи о столпотворениях у входа в зрительные залы, о трех сеансах в день и о громадной деньге, им зашибаемой. Последнее нашло свое подтверждение летом 1942 года: в «Правде Востока» появилась статья о самоотверженном и патриотическом поступке профессора Мессинга, на свои личные сбережения подарившего Красной армии боевой самолет. А еще через день в той же газете была опубликована телеграмма:

«Товарищу Вольфу Мессингу. Примите мой привет и благодарность Красной Армии, товарищ Вольф Мессинг, за вашу заботу о воздушных силах Красной Армии. Ваше желание будет исполнено.

И. Сталин».

— Ну и ну! — удивился я, прочитав. — Вот так и идет в гору этот наш «раввин с Горы Кальвария»!

Потом как-то все утихло. В городке говорили, что Мессинг дает гастроли на Дальнем Востоке. Передо мной же в октябре его фамилия возникла неожиданно, причем в таком сочетании, что сразу можно было предположить что-то неладное.