Степан Злобин - Пропавшие без вести

• Название: Пропавшие без вести
• Автор: Степан Злобин
• Жанр: О войне

Новый роман известного советского писателя Степана Павловича Злобина «Пропавшие без вести» посвящен борьбе советских воинов, которые, после тяжелых боев в окружении, оказались в фашистской неволе.

Сам перенесший эту трагедию, талантливый писатель, привлекая огромный материал, рисует мужественный облик советских патриотов. Для героев романа не было вопроса — существование или смерть; они решили вопрос так — победа или смерть, ибо без победы над фашизмом, без свободы своей родины советский человек не мыслил и жизни.

Стойко перенося тяжелейшие условия фашистского плена, они не склонили головы, нашли силы для сопротивления врагу. Подпольная антифашистская организация захватывает моральную власть в лагере, организует уничтожение предателей, побеги военнопленных из лагеря, а затем — как к высшей форме организации — переходит к подготовке вооруженного восстания пленных. Роман «Пропавшие без вести» впервые опубликован в издательстве «Советский писатель» в 1962 году. Настоящее издание представляет новый вариант романа, переработанного в связи с полученными автором читательскими замечаниями и критическими отзывами.

---

— Ребята, работать спокойно. Спокойно!.. Мы доходяги. Нам по виду должно быть все равно — оружие чистить или навоз убирать. Не глядите, ребята, тиграми на гранаты, а то нас больше не приведут сюда… На спешить! Работать «по-пленному»: час — работа, час — перекурка…

Однако из боязни, что состав команды трофейного склада может быть изменен за плохую работу, за лень, они усердно старались «надраивать», как выражался Батыгин, каналы стволов. Унтер, проверявший винтовки на свет, остался ими доволен…

Про себя Батыгин соображал: они запасутся оружием для побега, а остальное? Как быть с остальным оружием? А вдруг оно нужно немцам! Может быть, его следует искалечить, испортить самое ценное или взорвать весь склад?.. Они еще не разобрались во всем, что там сложено: может быть, где-нибудь среди деревянных и металлических ящиков и взрывчатка найдется. Ведь есть же — ручные гранаты… Может быть, есть и мины… Вдруг немцы решили это оружие приводить в порядок… для власовцев!

По возвращении в лагерь Батыгин немедленно обо всем рассказал Бровкину. Тот внимательно выслушал.

— А про что умолчал? — вдруг строго спросил он.

Батыгин смутился:

— Откуда ты, Сеня, взял?! Чего ты? Чего?

— Не хитри! — еще строже сказал Бровкин. — Сколько оружия пронесли?

— Две ручные гранаты и пистолет, — признался Никита.

— Что за кустарь? Бюро для тебя существует? — спросил Бровкин. — Отчислить тебя от команды? Разве такие дела вершат самовольно?!

Бровкин собрался было в ТБЦ для доклада, но в это время в генезенде-команду зашел Кумов, который бывал теперь здесь почти каждый день. Бровкин все ему рассказал.

— Все оружие будет нашим, — уверенно сказал Кумов Батыгину и Бровкину. — Пока порядок-то там наводите, разбирайте, но не спеша. И важно еще изучать дорогу до этого склада. Сколько это от лагеря? — спросил он Никиту.

— Пожалуй, не будет полутора километров.

У Кумова заблестели глаза.

— Дорогу надо выучить наизусть, каждую ямку, ухаб, каждый куст, дерево, откуда с дороги что видно, откуда видно дорогу. Расположение склада, подступы к зданию, позиции для его обороны… Мы захватим весь склад. Позже поговорим… Я тебе кое-что еще поручу, — сказал Кумов. — Завтра берите еще гранаты и пистолеты, сколько сумеете, — добавил беззвучно Кумов, так, что слышал только Батыгин.

«Вот это орел! — подумал Батыгин после беседы с Кумовым. — А я-то считал, что надо создать отряд в каких-то восемь человек! А этот вон куда взвился замыслом! Взять весь склад — это же значит вооружить не один лагерь! Это значит поднять такое, такое великое дело… А я-то… Да, тут дело-то посерьезней простого побега!»

На следующий день после этой беседы Кумов потребовал экстренного созыва Бюро.

Они сошлись в рентгеновском кабинете, выставив охрану со всех сторон, чтобы ни единое слово не коснулось постороннего слуха.

— Товарищи, — в волнении теребя себя за бороду, заговорил первым Кумов, — я всегда считал, что вся наша работа не будет стоить и сотой доли, если мы не создадим боевую часть и не восстанем с оружием. Все наши связи с другими лагерями и командами прежде всего должны быть направлены на восстание. Час пришел — в каком-нибудь километре от лагеря обнаружен склад нашего, советского оружия. Его охраняет один солдат. Не захватить его, не дать это оружие в руки нашим бойцам было бы преступлением.

— Правильно! — с жаром воскликнул Кострикин. Он даже вскочил с места.

— У нас достаточно командиров, которые могут встать во главе. Наше восстание будет сигналом, за нами восстанут сотни тысяч советских военнопленных! — горячо продолжал Кумов. — Власовцы нас зовут в союзники Гитлера. Наш ответ — восстание в центре фашистского рейха! Нам остается сегодня только назначить день.

Слова Кумова входили в сердца остальных лихорадкой. Все взбудоражились неожиданностью этого сообщения. Никто не мог спокойно сидеть на месте.

После Кумова взял слово Барков.

— Постановку вопроса считаю правильной, — как всегда отрывисто произнес он. — Масса у нас созрела, чтобы взять в руки оружие и не выпустить его до последнего вздоха.

Кажется, за все время в первый раз Барков говорил в согласии с Кумовым. Между этими кадровыми командирами установилось как бы какое-то ревнивое соперничество, и они выступали по военным вопросам, неизменно споря друг с другом, а на этот раз были едины.

— Я уверен, — продолжал Барков, — что все согласны с Николаем Федоровичем. Когда я его слушал, я весь содрогнулся от счастья. Но что же нам предложил Николай Федорович? — Барков вдруг изменил тон: — Устроить пустейшую демонстрацию?! Позволить фашистам в полчаса уничтожить кучку кустарно вооруженных людей?! Это, товарищ майор, — обратился он к Кумову, — это было бы простительное предложение со стороны героически настроенного сержанта. Военные люди должны сделать точный расчет, если они принимаются за подготовку боевой операции. Сегодня мы можем только сказать, что в районе лагеря есть оружие, а у нас есть люди. Захватив оружие, им нужно вооружить боевую часть. Но ведь ее надо прежде сформировать. Бой? Отлично! Но это будет бой без надежды на жизнь. А смертельный бой надо тоже вести расчетливо. Кто убьет десяток эсэсовцев и подвергнет истреблению несколько тысяч больных, тот окажется просто пособником фашистов! Значит, надо все делать умно, товарищ майор, — резко сказал Барков, обращаясь к Кумову. — Произвести учет самого оружия, младшего состава, средних и старших командиров, учет по родам оружия и, наконец, формирование. Время Разина и Пугачева прошло. Повстанцев встретит искусная и организованная сила — может быть, даже танки… Выступление только в том случае имеет смысл, если оно даст военный эффект… Значит, прежде всего, нам нужен штаб, который учтет и продумает все…

Это был переход от поэзии к прозе. За время, пока Барков говорил, все несколько отрезвели после минутного опьянения.

Баграмов, как человек невоенный, в первую секунду был целиком под влиянием Кумова, но разумные доводы Баркова его охладили и он воздержался от выступления, слушая, что скажут другие.

— Я не согласен с майором Барковым, что главное — чисто военный эффект. Политический фактор для нас не менее важен, — сказал Муравьев. — Мы должны наступать с первой минуты. Уничтожать их ценности. Тут рядом военный завод, вокзал, железные дороги, линии телеграфной и телефонной связи между крупными центрами. Время нашего боевого сопротивления должно быть строго рассчитано, чтобы нанести максимальное поражение врагу. Но вместе с тем это будет и политической демонстрацией. Будет легко погибать с сознанием, что мы нанесли врагу поражение, но важно и то, что мы решились восстать. Однако горька будет наша гибель, если тысячи беспомощных больных из-за нас попадут под пулеметный расстрел. Потому мы обязаны действовать в стороне от лазарета, совсем на других рубежах! Значит, нужно разведку, разведку, разведку. Все это штаб должен также продумать. — Муравьев сделал паузу и строго взглянул на Кумова. — Но начинать такого рода работу можно только тогда, когда каждое действие дисциплинированно и согласованно, когда все продуманно и разумно, — продолжал Муравьев. — А у нас хоть работа еще не начата, а нарушения дисциплины уже налицо и доверия полного нет. Товарищ Кумов скрыл от Бюро, что по его приказу уже ведется доставка в лагерь оружия. Сегодня в лагерь уже принесено пять гранат и два пистолета! Это, товарищ майор, не самая первая задача! Связь со складом нам гораздо важнее, чем захват еще пятка пистолетов. Ведь там хоть дивизию снаряжай! А мы с вашим мелким воровством рискуем провалить все дело. Пока этот склад охраняет один часовой, а мы поможем фашистам усилить бдительность! С этим надо покончить. Связи с командой трофейного склада необходимо поручить другому члену Бюро. Я бы их поручил Емельяну. А сейчас обсудить иное — момент восстания. Я считаю, их может быть три: первый — десант Красной Армии в близком районе, второй — восстание немецких рабочих против фашизма и, наконец, приближение фронта. К этим моментам и надо вести подготовку…

Да, они верили еще в немецкий народ, в его силу, в его волю к восстанию. Им казалось, что это-то и случится прежде всего. И разве немецкие рабочие не вооружат советских военнопленных, чтобы иметь в своих рядах армию коммунистов?!

С этими тремя моментами, как сигналами начала восстания, согласились все.

Смущенный отповедью Муравьева, Кумов больше не выступил.

С этого часа Бюро подпольной организации превращалось в повстанческий штаб.

…Не только ночами, но даже и днем теперь происходили длительные воздушные тревоги. Иногда в ТБЦ были слышны только сигналы да одинокий звук барражирующего истребителя. Иногда доносились раскаты далеких взрывов. Случалось, что на два-три часа прерывалось движение по железной дороге.