Виктор Федоров - Меч и щит

• Название: Меч и щит
• Автор: Виктор Федоров
• Издательство: Лениздат, «Ленинград»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-289-02397-6

Лишившийся звания принца, но не лишившийся принципов, Главк отправляется на поиски отчего наследства — легендарного клинка Крома. Добыв в бою магический меч, он встречает единокровных братьев, о существовании которых не подозревал, и узнает, что у них гораздо более высокое Предназначение, чем править захолустным северным королевством.

В поисках этого Предназначения новоявленные братья отправляются в путь по таинственному миру Межморья. Прежде чем они встанут на Истинный Путь, им предстоит беспощадная борьба с фанатичными приверженцами Великого Безымянного…

---

Глава 9

— Что это? — с ужасом прошептал Мечислав, когда наконец вновь обрел дар речи.

— Боюсь даже догадываться, — прошептал я в ответ, хотя одно предположение у меня возникло сразу же. И поющий в ветхой кустодии нестройный хмельной хор подтвердил мою правоту.

Трехчлен седьмого легиона, Трехчлен седьмого легиона Бесстрашно рвется — к облакам!!!

— Да, — кивнул я. — Так оно и есть. Ты видишь не что иное, как знак ромеев, тот самый, который в годы их гегемонии наводил страх на всех, кто его видел. Это и есть он — пресловутый КВАДРАТНЫЙ ТРЕХЧЛЕН.

Глаза у Мечислава повылезали из орбит.

— Я слышал о нем, но видеть не доводилось никогда. Даже в Роме я не заметил подобных сооружений. Ты уверен, что это он?

— Не сомневайся, — заверил я его. — Просто ромеи обычно устанавливали трехчлены на покоренных землях, в знак своего господства, и потому эти сооружения остались только на границах Ромеи, хотя в Роме, по словам Педанта, тоже воздвигнут ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТРЕХЧЛЕН, перед дворцом императора на Палатине. А в основании его Авид Третий устроил главный лупанарий империи, где работали его сестры и менее близкие родственницы…

Но тут наше появление, видимо, заметили в кустодии, и оттуда высыпала многочисленная лимита[21] во главе с кряжистым седовласым ветераном, обладателем квадратного подбородка и горбатого ромейского носа. Мы неторопливо съехали шагом со взгорка, направляясь к берегу, с намерением продолжить путь вдоль него, поскольку переправляться через реку нам было ни к чему.

Иными словами, мы собирались мирно ехать своей дорогой, но седой младший центурион (судя по медным фалерам, с волчьей головой па груди), видимо, счел, что у него есть до нас какое-то дело. Он что-то рявкнул своим подчиненным, и те выстроились в цепь, преграждая нам путь. Мы остановились и терпеливо ждали, когда засидевшийся в центурионах limitaneus соизволит подойти к нам.

Подошел он вперевалку, не торопясь, и некоторое время молча стоял, сверля нас взглядом черных, навыкате, глаз.

— Вы находитесь в цивилизованной стране, — заговорил он наконец скрипучим как несмазанная телега голосом, — и поэтому должны знать, что в правовом государстве запрещается выезжать за границу, не заплатив portorium.

— Да мы вообще-то пока не собираемся покидать вашу гостеприимную страну, — чуть иронически отозвался я, а Мечислав добавил:

— Да и при чем тут порторий, ведь здесь нет никакого порта.

Видимо, он знал ромейский несколько хуже, чем я.

В если моя ирония до центуриона явно не дошла, то вызванный искренним недоумением вопрос Мечислава заставил его побагроветь.

— На койнэ порторий называется пошлиной, — процедил сквозь зубы он. — Даже варвары вроде вас должны это знать. А что вы приезжие, это сразу видно. И значит, должны были заплатить въездной порторий. Судя же по вашему невежеству, вы этого не сделали и поэтому платите сейчас десять денариев с головы или же предъявите докумептум об уплате портория.

От такой наглости я просто опешил, но сдержался и попытался, вспомнив уроки матери, поговорить с ним разумно и даже, как это ни противно, на его родном языке вместо койнэ.

— Насколько мне известно, пошлины полагается платить только при ввозе или вывозе в страну и из страны каких-либо товаров. — Я с отвращением обнаружил, что подражаю не только стилю, но и тону Педанта. — А мы не ввезли ничего, кроме личных вещей и, — я посмотрел на наших лошадей, — средств передвижения.

Здесь я центуриона поймал, и он это понял: его страна совсем не стремилась отпугнуть приезжих пошлинами за въезд, — все, что можно вытрясти из turisti, успешно вытрясали в многочисленных лупанарах, трактирах, термах и прочих увеселительных заведениях, и за попытку урезать доходы хозяев этих заведений (в том числе и императора) с какого-то там центуриона запросто могли снять не только стружку, но и голову.

— Ну а это что? — сделал он последнюю попытку, показывая на тушу оленя за седлом у Мечислава. — Это тоже личное имущество? А может, вы ввезли мясо с целью продажи? Где вы приобрели оленину?

— Как видно всякому, даже варвару, — я разозлился опять перешел на койнэ, который центурион, как и положено лимите, прекрасно понимал, — этот олень убит совсем недавно. И если уж вам так хочется знать, где он добыт, то мой брат застрелил его в персиковой роще, там. — Я махнул рукой в сторону, откуда мы приехали. — Примерно в трех милях отсюда.

На лицах лимиты удивление боролось с ужасом, а лицо центуриона расплылось в довольной улыбке.

— А, так вы признаете, что убили священного оленя из рощи Дианы! Романское право квалифицирует это действие как святотатство, a lex Marcus de Sacraleges[22] карает его отрубанием руки или штрафом в пять тысяч денариев. — Последние слова он произнес с плотоядным упоением, предвкушая, как выжмет из нас эти деньги. Само же святотатство, похоже, волновало его гораздо меньше.

— Но мы же не знали, что он зверь Дианы, — стал было оправдываться я, понимая, как жалко это звучит, — и вообще, насколько мне известно, священное животное Дианы — лань, а не какой-то там олень.

Центурион принял суровый и неприступный вид.

— У нас здесь правовое государство, и отсутствие закона не освобождает от ответственности. А закон гласит, что все животные, обитающие в роще Дианы, священны и неприкосновенны при любых обстоятельствах. Конечно, если мы достигнем взаимопонимания, то ваше неведение может быть учтено…

— Что значит — при любых обстоятельствах? — возмутился я, отказываясь понимать «тонкий» намек на взятку, давать которую мне не позволяли принципы да и стесненность в средствах. — А если этот олень взбесился и выскочил из рощи да понесся на нас, норовя насадить на рога? По-моему, брат просто вынужден был его убить. Вашему хваленому ромейскому праву известно такое понятие, как необходимая самооборона?

— Мне что-то не верится, будто олень ни с того ни с сего взял да и бросился на вас, — проговорил с подозрительностью в голосе центурион, — но даже если все произошло именно так, как ты описываешь, то один олень никак не мог причинить большого вреда двум всадникам, ergo, о необходимой обороне и речи быть не может.

— Всадникам он, возможно, и не сумел бы причинить вреда, — допустил я. — Но вот лошадям — вполне. А мой Уголек — арсингуй и будет для Дианы подороже, чем все животные в этой роще.

Мечислав отчаянно дернул меня за рукав, но сказанного, как и сделанного, не отменишь. А сказал я, судя по гримасе центуриона, явно лишнее. Его квадратное лицо расплылось прямо-таки в экстатической улыбке, а в голосе зазвучали ноты нескрываемого торжества.

— Согласно lex Minutius de arsinguae, все арсингуи в нашей стране являются собственностью Его Императорского Величества и подлежат немедленной конфискации. Так что будь любезен, парень, спешивайся и не вздумай делать резких движений, а то у тебя и так много провинностей, и кто-нибудь из моих ребят может не сдержаться и всадить в тебя пилум.

Его ребята, двадцать оболтусов в давно не чищенных лориках и галеях[23], в подтверждение его слов взяли копья на изготовку.

— И ты тоже слазь, — добавил центурион, обращаясь к Мечиславу. — Посидишь с ним в кустодии, пока мы оформляем акт об изъятии. Уж больно ты шустрый с виду, чтоб оставлять тебя без присмотра. — И выразительно положил руку на рукоять своего гладиуса.

— Вы еще пожалеете о своем самоуправстве, — сделал я последнюю попытку договориться миром, прибегнув к тому, к чему смерть как не хотелось прибегать — ссылке на мои связи в высших сферах. Но для очистки совести сослался я не на свое звание принца Антии (которого я, впрочем, недавно лишился, но здесь, в глухой провинции, об этом могли еще не знать, не Рома все-таки…), а на совсем недавнее знакомство.

— Меня приглашала в вашу страну сама принцесса Лупа, и, думаю, она будет очень недовольна, когда узнает, как вы обошлись с ее гостем.

При этих словах Мечислав даже за рукав меня дергать не стал, а лишь тихо застонал и закатил глаза. Мне не потребовалось спрашивать, какую еще глупость я сказал, поскольку центурион и так с готовностью объяснил:

— Эге, да у вас, я вижу, целый букет преступлений. Незаконный въезд в страну, попытка утаить от императора принадлежащую ему собственность, бродяжничество, незаконное ношение оружия, святотатственное убийство оленя Дианы и, наконец, Участие в Заговоре с Целью Свержения Нашего Любимого Императора. А ну живо спешиться и сдать оружие, и без шуток, а то… — И он театральным движением обнажил гладиус.

Я быстро взглянул на Мечислава и скосил глаза на землю. Тот слегка кивнул, и мы стали одинаково неуклюже слезать с коней, держась за луки седла и опуская на землю сперва одну ногу, затем другую, как это делают ромеи, которые и стремена-то освоили лишь недавно, после нашествия харь.

Став на землю обеими ногами, я отпустил луки и стремительно обернулся, выхватывая из ножен меч и с ходу отбивая им копье, брошенное каким-то проворным лимитанеем. Впрочем, кто именно покусился на мою жизнь, стало ясно сразу, потому что центурион тут же врезал излишне инициативному вояке по зубам и проревел на всю округу: