Валентин Гагарин - Мой брат Юрий

• Название: Мой брат Юрий
• Автор: Валентин Гагарин
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-7880-0098-X

В повести рассказывается о детстве и юности первого космонавта земли Юрия Алексеевича Гагарина, о времени и условиях, в которых он рос, в которых развивался и мужал его характер.

---

В гостинице

Юра пользовался гостеприимством генерала Стученко, выступал перед учеными с рассказом о поведении «Востока» на орбите, о собственном самочувствии на борту корабля, подвергался тщательным медицинским осмотрам и вряд ли там, на берегу Волги, догадывался об участи, уготованной его близким.

Как я уже сказал, в девять утра 13 апреля мы прибыли в Москву. Автобус остановился возле гостиницы. Здесь, в номере, увидели мы маму и жену Юрия с дочками.

Мама рассказала, что сразу же после сообщения ТАСС о запуске космического корабля с человеком на борту Юрину квартиру, как и родительский дом в Гжатске, во множестве атаковали журналисты. Валя и без того волновалась, переживала за мужа, и нужно было кормить Галю, и не было никакой возможности уединиться, перевести дыхание. Тогда и догадался кто-то отвезти Валю с дочками в гостиницу, где предстояло жить и нам.

У нас за плечами остался нелегкий день, мы провели бессонную ночь, и сколько волнений еще предстояло! Следовало бы всем отдохнуть с дороги, но — честное слово! — никто не хотел спать. Бывают, наверно, в жизни каждого человека моменты наивысшего напряжения всех духовных и физических сил, моменты такой эмоциональной приподнятости, что буквально не ощущаешь усталости, живешь на едином вдохновении... Вот такое состояние и переживали мы утром 13 апреля. Только двухлетнюю Лену и месячную Галю не тревожили заботы взрослых: им еще предстояло вырасти и осознать, что совершил их отец накануне.

Мама поведала нам и о своей одиссее. О том, как вышла она из вагона на Белорусском вокзале и кто-то из попутчиков — спасибо им, добрым людям! — проводил ее на стоянку такси, о чем-то там говорил с водителем. И водитель, что называется, с ветерком домчал маму до нужной станции, до дверей Юриной квартиры, и наотрез отказался взять деньги за проезд. «Вы только попросите кого-нибудь из друзей вашего сына, чтобы позвонили моему начальству,— сказал водитель, называя номер таксопарка.— А то не поверят, что я вез мать космонавта, скажут, заливаю...»

В таксопарк, конечно, позвонили.

Комнаты, в которых нас поселили, были завалены экстренными выпусками газет. То и дело приносили новые. Полет человека на «Востоке» славили строки стихов, Юру уподобляли Икару, чаще всего глаз спотыкался на рифме «Гагарин — парень»... О новом достижении советской науки и техники с восторгом отзывались и рядовые рабочие, колхозники, и маститые ученые. Радио изливало бравурные марши и песни, преимущественно авиационные. А с газетных полос смотрел на нас Юра — такой знакомый, родной, улыбчивый. Нам не терпелось увидеть его, обнять.

Во второй половине дня стало известно, что встреча космонавта назначена на завтра, предположительно на тринадцать часов.

К вечеру гостиница угомонилась: усталость все-таки пересилила нас, заставила лечь спать. И это было хорошо, потому что предстоял новый день — не менее хлопотный и трудный.

Во Внукове

Я впервые увидел Внуковский аэродром, его громадность поразила меня.

На здании аэровокзала висел огромный — во всю стену — портрет космонавта.

Нас, родных и близких Юрия Алексеевича, пригласили на трибуну, где уже находились руководители партии, члены правительства, представители дипломатического корпуса.

Ярко-красная ковровая дорожка лежала на поле аэродрома, разрезая его надвое. Кто-то сказал нам, что длина дорожки сто метров и что впервые выбран такой цвет: обычно в торжественных случаях расстилались голубые или зеленые ковры.

Странное чувство скованности и неловкости охватило меня, когда поднялся я на трибуну. Рядом стояли люди легендарные, чьи имена помнились с детства, чьи портреты видел я еще на страницах школьных учебников: Климент Ефремович Ворошилов, Анастас Иванович Микоян. «Какую большую жизнь они прожили,— подумалось мне.— Создавали партию, совершили революцию, пережили со страной все невзгоды, лишения, войны, а вот теперь — встречают космонавта».

Я видел волнение отца и матери. Разве думалось им когда-нибудь, что придется стоять вот так — в кругу самых видных людей страны, под любопытными взорами зарубежных дипломатов, под прицелами многочисленных фото- и телеобъективов?

Я, кажется, понимал и состояние Валентины Ивановны. Ей, первой из женщин Земли, достался нелегкий жребий, такая выпала участь: проводить мужа в космос, на орбиту планеты, пережить бесконечные сто восемь минут тревоги, сомнений, страха, услышать о том, что полет прошел нормально, и вот теперь — жить напряженным ожиданием встречи.

Над аэродромом, в окружении реактивных истребителей МиГ, появился и пошел на посадку Ил-18. Ровно в тринадцать часов он остановился у ярко-красной ковровой дорожки. Военный оркестр грянул авиационный марш: «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц...» Открылась дверца в корпусе самолета, по трапу спустился Юра и строевым шагом пошел к трибуне. Одет он был, заботами Андрея Трофимовича Стученко, в новую форму: фуражка со сверкающей эмблемой, шинель «с иголочки», майорские погоны.

В синем небе над Внуковым плыли сотни разноцветных шаров. Люди, пришедшие встретить космонавта, затаили дыхание: неправдоподобная сгустилась тишина. И тут, к своему ужасу, увидел я, что на ботинке у Юры шнурок развязался. Надо же такому случиться! «Наступит — упадет,— стремительно пронеслось в голове.— В небе не споткнулся, а тут — на тебе! И смеху будет, и позору не оберешься...»

Мне хотелось как-то помочь брату, как помогал, бывало, в его детстве, когда ломались у него лыжи или — совсем мальчуганом — не мог он спуститься с дерева, слезть с высокого забора. Нестерпимо хотелось помочь, но ведь не крикнешь на весь аэродром, чтобы попридержал шаг, наклонился, завязал этот проклятый шнурок.

Юра, должно быть, и сам почувствовал, что не все ладно у него с ботинком, но шага не замедлил — шел все так же строго и упруго. Только лицо его окаменело, резче обозначились скулы. (Теперь, годы спустя, когда я смотрю кинопленку, запечатлевшую этот его церемониальный марш, вижу — в замедленной демонстрации — каких усилий стоило ему не наступить на этот шнурок. И вспоминаю его признание, что от одной мысли о возможной оплошности там, на ковровой дорожке, его в жар бросило. Растянуться на виду у всего мира...)

К счастью, завершилось все благополучно. И вот он уже стоит у трибуны, рука под козырек, и над полем аэродрома разносится его звонкий голос: «Первый в истории человечества полет на советском космическом корабле «Восток» двенадцатого апреля успешно завершен. Все приборы и оборудование корабля работали четко и безупречно. Чувствую себя отлично. Готов выполнить любое новое задание нашей партии и правительства... Майор Гагарин».

Перед тем как назвать свое новое воинское звание и фамилию, Юра сделал небольшую паузу: еще два дня назад ходил он в старших лейтенантах и боялся оговориться по привычке.

Сразу же после рапорта он попал — в который раз за эти двое суток — в горячие объятия. Переходил из одних в другие, счастливый, ошеломленный. Расцеловался с отцом, с матерью, припал лицом к плечу жены. Подмигнул мне, вспомнив любимое свое словцо, спросил шепотом: «Нормально, а?» «Как учили»,— ответил я его же фразой, а на губах, чувствую, вкус соли. Да что там! Слез радости никто не скрывал, даже легендарный маршал Ворошилов.

Потом Юру представляли дипломатам, аккредитованным в нашей стране. Знакомясь с космонавтом, каждый называл себя, говорил слова приветствия, поздравлял. И вот тут как раз, во время этой церемонии, произошла комическая и несколько неловкая история. Жена одного африканского дипломата, когда Юра приблизился к ним, стремительно сорвала со своего пальца обручальное кольцо и вложила в протянутую для приветствия руку космонавта. Все замерли, ожидая возможной неприятности. Африканец на какие-то доли секунды растерялся, но — как истинный дипломат — быстро сыскал выход из положения: овладев собой, на глазах у всех крепко поцеловал жену. На этом, как говорится, инцидент был исчерпан. Кольцо Юра тут же вернул хозяйке. А товарищи по Звездному, вспоминая позже эту историю, весело шутили над братом: ты, мол, был близок к тому, чтобы осложнить международные отношения...

На Красной площади

После не очень долгих по времени торжеств в аэропорту поехали на Красную площадь, где был назначен митинг. Машины двигались по улицам, запруженным толпами людей. В глазах рябило от флагов, плакатов, транспарантов. Лозунги отличались лаконичностью и запомнились надолго: «Мы — первые в космосе!», «Гагарин, ура!», «Наша взяла!», «Чур, я второй!»... Москвичи спешили на Красную площадь, тут и там звенели гармоники, плясали и пели на мостовых.

«Вот так в сорок пятом было, в день победы»,— сказал наш водитель.

Митинг на Красной площади длился более трех часов — не уложился в рамки загодя разработанного сценария. Да и в каком сценарии можно предугадать это ликующее, не знающее устали шествие людей, желающих увидеть и услышать космонавта?! В колонне демонстрантов прошли молодые летчики. Поравнявшись с Мавзолеем, они вдруг подхватили на руки одного офицера из своих рядов, подняли над головами. Юра улыбнулся, помахал летчикам рукой. Мы, конечно, ничего не поняли: мало ли кто и как выражает свою радость, свой восторг. А позже стало известно, что эти молодые офицеры, лейтенанты и старшие лейтенанты — все из отряда космонавтов, и над головами демонстрантов проплыл в те минуты тот, кому предстояло выходить на околоземную орбиту вторым. Герман Титов.