Валентин Гагарин - Мой брат Юрий

• Название: Мой брат Юрий
• Автор: Валентин Гагарин
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-7880-0098-X

В повести рассказывается о детстве и юности первого космонавта земли Юрия Алексеевича Гагарина, о времени и условиях, в которых он рос, в которых развивался и мужал его характер.

---

Опрометью ринулся я в гараж, рванул дверцу первой попавшейся машины, выжал полный газ. Как гнал я ее, как удерживал баранку в руках, не помню. И... опоздал. Мама не дождалась меня — ушла на вокзал пешком.

Догнал я ее чуть ли не на половине пути. Она бежала, спотыкаясь, шаль свалилась на плечи.

Вот и вокзал, скорее в кассу! Стучим в окошко, а московскому уже дали отправление. Мама схватила билет, бросилась к составу, а тот уже дернулся...

Тут кассирша выскочила:

— Гражданка,— кричит,— где вы? Сдачу с десяти рублей возьмите!..— Билет до Москвы стоил два девяносто.

И смех и грех.

Но нам, признаться, не до смеха было: поезд-то вот-вот уйдет. Тут, к счастью, какая-то женщина подбежала к кассирше, что-то шепнула ей на ухо. Видимо, она, женщина та, знала маму. И кассирша стремглав бросилась к диспетчеру.

Не знаю, что она там сказала, но громыхнул недовольно и замер поезд на рельсах. Железнодорожники помогли маме устроиться в вагон.

А там тоже радио на всю катушку работает.

Мама услышала сообщение и разрыдалась. Пассажиры взволновались: что случилось, кто обидел пожилую женщину? Опять нашелся кто-то из местных, из гжатских,— узнал маму.

— Это Анна Тимофеевна Гагарина, мать космонавта,— сказал.

Кто-то поверил, кто-то не поверил поначалу. Поблизости оказался врач, дал маме какие-то успокоительные таблетки, но таблетки мало помогли. В Можайске, узнав о том, что Юра благополучно приземлился, она снова едва не потеряла сознание.

На Белорусском вокзале незнакомые люди помогли ей сесть в такси, и вскоре мама была уже у Валентины, застав ее в окружении корреспондентов. Нежданный приезд матери космонавта их очень обрадовал.

Корреспонденты

И в Гжатске было полно корреспондентов.

Они заняли все помещение горкома партии, они толпились в стенах родительского дома, заходили ко мне.

Первым у меня побывал посланец нашей «районки» Володя Сиротинин.

...Впрочем, по порядку.

Я подогнал машину к автохозяйству. Ребята, товарищи мои, по-прежнему сидели и стояли у приемника. Я подошел к Качанову.

— Не могу я работать сегодня,— говорю.— Такое состояние...

Он махнул рукой:

— Сегодня всем не до работы. Ступай домой, Валентин.

И мой дом, и родительский были пусты. Я уже хотел идти разыскивать своих, но тут на пороге появился Владимир Сиротинин, корреспондент районной газеты.

— Слушай,— сказал он.— Разыщи, пожалуйста, пару фотографий Юры.

Я машинально достал альбом и несколько конвертов с фотографиями, положил их на стол:

— Забирай, что нужно.

И выскочил на улицу.

Какой-то мальчишка сказал мне, что Маша с девочками у соседей — смотрят телевизор.

В избу соседей, битком набитую, я вошел в тот самый момент, когда на экране демонстрировали портрет Юры.

Теперь у меня не оставалось и тени сомнения в том, что это он, именно он, наш Юрка, взлетел в космос. Что это мой брат, которого я знаю с пеленок, облетел планету.

Беспорядочные, яркие нахлынули воспоминания.

Голодный стол в землянке военных лет, чугунок с мерзлой вареной картошкой, которую мы делили поштучно... Пожар на мельнице и отец, униженный наказанием в комендатуре... Двор, в котором собрали нас перед отправкой в фашистскую неволю. Пронзительно-горячечный Юркин шепот: «Валя, они застрелят тебя, ты убеги от них, Валя...» Коридор ремесленного училища, где преподаватель говорит нам с Тоней: «Хорошего парня привезли, грамотного...»

Я не сдержался и заплакал. Пусть простят меня читатели, но это так — слишком много слез, слез радости, было пролито в тот день. И я не хочу этого скрывать. Плакал не только я — не скрывали слез и люди, которые собрались в той избе у экрана телевизора. Они ведь тоже хорошо знали Юру: и учеником гжатской средней школы, пионером в красном галстуке, скроенном из рубахи деда Тимофея, и ремесленником в черной шинели, и учащимся техникума помнили, и летчиком.

А теперь вот увидели его космонавтом. В избу вошел шофер из горкома партии.

— Валентин Алексеевич, вас товарищ Федоренко просит к себе. Машина ждет.

Николай Григорьевич Федоренко был первым секретарем горкома партии.

Там, в горкоме, были уже и Зоя, и Борис. Борис бросился ко мне:

— Валька! Братишка-то наш, а?.. Отколол номер! А я, понимаешь, работаю себе потихоньку, ни о чем таком не думаю. Вдруг Юлька Удальцова подходит. «Борь,— спрашивает,— твой брат Юрий Алексеевич по отчеству?» Рассмешила! «У моих родителей все дети — Алексеевичи»,— отвечаю ей. «Дурень,— она мне,— иди скорей радио слушай: один из вас, Алексеевичей, в космосе летает». У меня глаза на лоб: «Врешь, Юлька!» — «Соври ты так!» — и побежала с новостью дальше. Тут народ повалил — поздравляют меня...

Николай Григорьевич Федоренко, очень душевный человек, расцеловал нас всех, а потом распорядился:

— Вот вам, ребятки, каждому, по персональному кабинету. И по телефону, тоже персональному. Садитесь и отвечайте на звонки. Вопросы задают такие, что только вы в состоянии ответить на них.

Мы сели к аппаратам.

Звонили беспрерывно, звонили из Москвы, Ленинграда, Киева, Владивостока, звонили из городов, названий которых я прежде никогда и не слыхивал. Звонили из-за границы. Расспрашивали о Юре, родителях, или просто поздравляли, или высказывали восхищение. Пытаясь как-то справиться с этим потоком телефонных звонков, работницы узла связи ввели жесткий регламент на время и предупреждали вызывающих Гжатск:

— Даю вам три минуты.

— Даю вам две минуты.

— Даю вам пять минут...

С ума сойти можно было от этого потока звонков, расспросов, поздравлений.

Через несколько часов, хотя и не перестали трезвонить телефоны, Федоренко, заметив, что мы здорово приустали и едва в состоянии отвечать, разрешил нам отдохнуть. К телефонам сели сотрудники горкома.

В четыре часа дня с телеграфа принесли сразу восемьдесят телеграмм — наших, советских, и зарубежных, и почти в каждой из них можно было встретить одни и те же слова: восхищены... потрясены... гордимся!.. Работница телеграфа предупредила, что принимать и обрабатывать телеграммы едва успевают и что приносить их будут вот так, пачками, через каждые полтора часа, потому что, в самом деле, невозможно же бегать с каждой отдельной телеграммой.

...Было примерно половина девятого вечера. Из деревушки Ашково позвонили, что отец в пути, через полчаса будет в Гжатске.

Родительский дом осаждали корреспонденты. Сюда же, после звонка из Ашкова, пришли работники горкома партии, Николай Григорьевич Федоренко пришел.

Так вот, о корреспондентах.

Они штурмовали Гжатск весь день, поток их не уменьшился — наоборот, увеличился к вечеру. Они приезжали в машинах и поездах, прилетали на вертолетах. Здание горкома весь день гудело, как взбудораженный улей. Едва Николай Григорьевич позволил нам оставить вахту у телефонов, как мы моментально попали в осаду: журналисты, перебивая друг друга, задавали нам — Зое, Борису, мне — бесчисленное множество вопросов. Мы едва успевали отвечать, расписываться в блокнотах, снова отвечать. Вспышки блицев слепили нас то и дело.

Когда я наконец попал домой, обнаружил на столе пустой альбом и пустые конверты из-под фотографий. Ни единой карточки не осталось. Ясно, что такой груз одному Володе Сиротинину унести было не под силу.

Луч света ударил в окно дома. Среди роскошных «Чаек» и ЗИЛов остановился видавший виды горкомовский «газик». А через несколько секунд в дверях своего дома появился отец. Вспышки блицев — их было много — ослепили его...

Отец

Итак, ранним утром, засунув за пояс кожаные рукавицы и топор, отец пошел в Клушино.

Дорога — не ближний свет: четырнадцать верст, да с больной-то ногой, да по распутице. А еще переправа через холодную реку, где после недавнего ледохода мутна, нечиста пока вода. Хорошо, если лодочник на месте.

Шел отец не торопясь, берег силы. Вот и Ашково осталось за спиной, вот и Фомищино миновал. У крайней избы его окликнул знакомый мужичок.

— Куда ковыляешь, Алексей Иванович?

— Да все туда же, в Клушино,— охотно вступил в разговор отец.— Клуб совхозу строим, чтобы, значит, к Первомаю войти в него можно было.

— Не забываешь родной корень-то?

— Как забудешь...

Отец обрадовался случаю поговорить с давним знакомым — примерно одних лет были они с тем колхозником и помнили друг друга сызмальства. Поговорить, по папироске выкурить, отдохнуть заодно.

— Что новенького в районе слышно?

— Да с утра вроде бы ничего не было...

— То-то и я смотрю, идешь ты, мол... А моя баба от соседей возвернулась, говорит, человека в космос послали, по радио, мол, передавали. И по всем приметам выходит, говорит она, что твой сынок, Алексей Иванович.